Александр Дюма - Тысяча и один призрак

— Ну хорошо! Я возьму пропуск у одной моей дальней родственницы и передам его вам.

— Да, для того чтобы гильотинировать вашу родственницу, если меня случайно арестуют.

— Вы правы. Я принесу вам пропуск на имя Соланж.

— Чудесно! Вы увидите, скоро Соланж станет моим единственным, настоящим именем.

— В котором часу мы увидимся?

— В тот самый час, когда мы встретились сегодня. В десять часов, если угодно.

— Хорошо, в десять часов.

— А как мы встретимся?

— О, это нетрудно. В десять часов, без пяти минут, вы подойдете к двери, в десять часов я выйду.

— Итак, завтра в десять часов, милая Соланж?

— Завтра в десять часов, милый Альберт.

Я хотел поцеловать ее руку, она подставила лоб. На другой день вечером в половине десятого я был на той же улице. В три четверти десятого Соланж открыла дверь. Каждый из нас явился раньше назначенного времени. Я бросился к ней навстречу.

— Я вижу, у вас хорошие вести, — сказала она, улыбаясь.

— Отличные! Во-первых, вот вам пропуск.

— Во-первых, о моем отце!

И она оттолкнула пропуск.

— Ваш отец спасен, если он пожелает.

— Если он пожелает, говорите вы? А что он должен для этого сделать?

— Нужно, чтобы он доверился мне.

— Это уже сделано.

— Вы его видели?

— Да.

— Вы опять подвергали себя риску?

— А что же делать! Это необходимо, и да хранит меня бог!

— Вы все сказали вашему отцу?

— Я сказала ему, что вчера вы спасли мне жизнь и завтра, быть может, спасете жизнь ему.

— Завтра, да, именно завтра, если он пожелает, я его спасу.

— Каким образом? Скажите. Ну, говорите! Какой же чудной оказалась бы наша встреча, если бы все это удалось сделать!

— Только… — пробормотал я нерешительно.

— Ну?

— Вам нельзя будет ехать с ним.

— Я же вам сказала, что я решение на этот счет уже приняла.

— К тому же я уверен, что немного погодя смогу достать вам паспорт.

— Будем говорить о моем отце, а обо мне потом.

— Хорошо! Я вам сказал, у меня есть друзья, не так ли?

— Да.

— Я видел одного из них.

— И что же?

— Вы знаете этого человека по имени, имя его — гарантия храбрости, лояльности и чести.

— И это имя?

— Марсо.

— Господин Марсо?

— Да.

— Вы правы, если этот человек обещал, то он сдержит слово.

— Ну да! Он обещал.

— Боже! Какое вы мне дарите счастье! Ну, скажите, что он обещал?

— Он обещал помочь нам.

— Каким образом?

— Очень простым: Клебер назначил его главнокомандующим западной армией. Он уезжает завтра вечером.

— Завтра вечером? Но мы не успеем ничего приготовить.

— Нам нечего приготовлять.

— Я не понимаю.

— Он возьмет с собой вашего отца.

— Моего отца?!

— Да, в качестве секретаря. Когда они приедут в Вандею, ваш отец даст честное слово, что он не будет служить в войсках против Франции, и ночью перейдет в вандейский лагерь, из Вандеи он отправится в Бретань и затем в Англию. Как только он устроится в Лондоне, он уведомит вас, я достану вам паспорт, и вы отправитесь к нему в Лондон.

— Завтра! — воскликнула Соланж. — Завтра мой отец уедет!

— Нам нельзя терять время.

— Но отец не знает об этом.

— Предупредите его.

— Сегодня вечером?

— Да, сегодня вечером.

— Но как это сделать теперь, в этот час?

— У вас пропуск, и вот вам моя рука.

— Да, правда. Мой пропуск!

Я вручил его ей. Она положила его за корсаж.

— Теперь вашу руку.

Я ей дал свою руку, и мы отправились. Мы дошли до площади Таран, то есть до того места, где я встретил ее накануне.

— Подождите меня здесь, — попросила она.

Я поклонился и стал ждать. Она исчезла за углом древнего отеля Малиньон. Через четверть часа она вернулась.

— Пойдемте, отец хочет повидаться с вами и поблагодарить вас.

Она взяла меня под руку, и мы пошли на улицу Гильом, против отеля Мортемар. Подойдя к дому, она вынула из кармана ключ, открыла маленькую боковую дверь, провела меня на второй этаж и постучала особым образом. Человек лет сорока восьми или пятидесяти открыл дверь, он был одет как рабочий, и по-видимому, занимался переплетными работами.

— Сударь, — сказал он, — Провидение послало нам вас, и я смотрю на вас, как на посла Провидения. Правда ли, что вы можете меня спасти, а главное, что вы хотите меня спасти?

Я все рассказал ему. Я сказал, что Марсо поручил мне привести его к нему в качестве секретаря и взамен требует от него лишь одного обещания: не сражаться против французов.

— Я охотно даю вам это обещание и ему повторю.

— Благодарю вас от его и моего имени.

— Но когда уезжает Марсо?

— Завтра.

— Должен ли я отправиться к нему сегодня ночью?

— Когда вам будет угодно. Он будет вас ждать.

Отец и дочь переглянулись.

— Я полагаю, отец, что было бы благоразумнее отправиться к нему сегодня вечером, — сказала Соланж.

— Хорошо. Но если меня остановят, у меня нет пропуска.

— Вот мой пропуск.

— А вы?

— О, меня знают.

— Где живет Марсо?

— На Университетской улице, номер сорок, у сестры своей, мадемуазель Гравье-Марсо.

— Вы пойдете со мной?

— Я пойду за вами, чтобы, когда вы войдете в дом, отвести мадемуазель домой.

— А как узнает Марсо, что я именно то лицо, о котором вы говорили?

— Вы передадите ему эту трехцветную кокарду, как знак признательности.

— А чем я могу отблагодарить моего спасителя?

— Вы доверите мне спасение своей дочери, как она вверила мне ваше спасение.

— Идемте.

Он надел шляпу и потушил огонь. Мы спустились при свете луны, озарявшей лестницу. У двери он взял дочь под руку, пошел вправо и по улице Сен-Пер направился на Университетскую улицу. Я шел позади в десяти шагах. Мы дошли до номера сорок, никого не встретив. Я приблизился к ним.

— Это хорошее предзнаменование, — сказал я. — Теперь желаете ли вы, чтобы я подождал или чтобы пошел с вами?

— Нет, не компрометируйте себя больше, ждите мою дочь здесь.

Я поклонился.

— Еще раз благодарю вас и до свидания, — сказал он, держа меня за руку. — Нет слов, чтобы выразить то чувство признательности, которое я питаю к вам. Надеюсь, что бог поможет мне когда-нибудь высказать вам всю свою благодарность.

Он вошел. Соланж последовала за ним. Она также, прежде чем войти, пожала мне руку. Через десять минут дверь открылась.

— Ну что? — спросил я.

— Ну! — воскликнула она. — Ваш друг достоин быть вашим другом. Он так же деликатен, как и вы. Он понимает, что для меня будет великим счастьем, если я смогу остаться с отцом до его отъезда. Его сестра устроит мне постель в своей комнате. Завтра в три часа пополудни мой отец будет уже вне всякой опасности. Завтра в десять часов вечера, как сегодня, если вы захотите получить благодарность от дочери, которая вам обязана спасением отца, приходите на улицу Феру.

— О, конечно, я приду. Ваш отец вам ничего не поручил передать мне?

— Он просил вернуть ваш пропуск, поблагодарить вас и просил прислать меня к нему как можно скорее.

— Это я устрою, как только вам станет угодно, Соланж, — ответил я с грустью.

— Еще надо будет узнать, где я должна буду воссоединиться с отцом, — сказала девушка. — О, вы еще не скоро отделаетесь от меня.

Я взял ее руку и прижал к своему сердцу. Но она подставила мне для поцелуя, как и накануне, свой лоб.

— До завтра, — произнесла Соланж.

И, коснувшись губами ее лба, я не только прижал к сердцу ее руку — я во внезапном порыве прижал ее, такую взволнованную, трепещущую, к своей груди и ощутил ее учащенное сердцебиение.

Я шел домой, у меня на душе было легко, как никогда. Было ли то осознание, что я совершил добрый поступок, или я уже полюбил это очаровательное создание — не знаю.

Не знаю, спал я или бодрствовал, меня будто заполнила гармония природы. Ночь тянулась бесконечно, день был длинен, я торопил минуты и в то же время хотел задержать их, чтобы не потерять ни мига из тех дней, какие мне отведены судьбой. На другой день в девять часов я уже был на улице Феру. В половине десятого появилась Соланж. Она приблизилась и обняла меня.

— Спасен! — радостно воскликнула она. — Мой отец спасен, и вам я обязана его жизнью! О, как я люблю вас!

Через две недели Соланж получила письмо, в котором сообщалось, что ее отец уже прибыл в Англию. На другой день я принес ей паспорт. Взяв документ, Соланж залилась слезами.

— Вы меня не любите! — произнесла она.

— Я люблю вас больше жизни, — возразил я. — Я дал слово вашему отцу и прежде всего должен сдержать это слово.

— Тогда, — решительно сказала она, — я отказываюсь от своего слова. Если у тебя хватает духу отпустить меня, то я, Альберт, не в состоянии тебя покинуть.