Доктор Крюк 2 - Виктор Гросов

смотрел на них и думал, как странно все повернулось. Еще год назад я был судовым врачом, седым и старым, с руками, которые дрожали от усталости, а теперь сижу тут, в богатом кабинете, и сдаю сокровища. Вежа, сделала свое дело — омолодила, мозги прочистила, а заодно и в эту мясорубку 1657 года закинула. Я усмехнулся про себя. Жизнь — она как море: то штиль, то шторм, а ты крутись, как можешь.

Оценка затягивалась. Дон Мигель что-то записывал в толстую книгу, клерк в очках шептал ему на ухо, весы позвякивали, а я сидел и ждал. Свечи горели ровно, тени плясали по стенам, и я невольно расслабился. Тут было тепло, уютно, даже шум порта сюда не долетал — только тихий скрип пера да шорох бумаги. Я откинулся на спинку стула, скрестил ноги и смотрел, как они копаются.

Шкатулка Дрейка, бумаги, карта к Эльдорадо — вот настоящий клад, а это так, мелочь для кармана.

Вдруг дон Мигель замер, поднес к глазам что-то мелкое, невзрачное — побрякушку из сундука, которую я и не замечал особо. Обычная штука, золотая оправа, а в ней камень, мутноватый, вроде бы ничего особенного. Он повертел ее в пальцах, поднес к свече, и глаза его округлились. Клерк в очках тоже замер, уставился на камень, будто увидел привидение.

— Что там? — буркнул я, выпрямляясь на стуле. — Камень какой нашли?

— Это не просто камень, капитан, — пробормотал дон Мигель, голос его дрогнул, будто он боялся спугнуть удачу. — Это алмаз. Крупный, чистый, редкий. Смотрите.

Он протянул мне побрякушку, и я взял ее, поднес к свету. Камень блеснул — не ярко, как рубин, а глубоко, холодно, будто лед внутри горел. Я прищурился, повертел его в пальцах. Да, алмаз, и вправду крупный. В оправе он казался меньше, но теперь, при свете, я понял, что это не мелочь. Дон Мигель смотрел на меня, как на чудо, а клерк в очках шептал что-то про караты и чистоту.

— Сколько? — спросил я, возвращая камень на стол. — Алмаз — это не жемчуг, это серьезно.

— Дайте минуту, — сказал управляющий, подхватывая лупу. — Это надо проверить. Если он такой, как я думаю…

Он замолчал, снова уткнулся в камень, а клерк побежал за какими-то инструментами.

Они копались еще минут десять — взвешивали, измеряли, шептались, как заговорщики. Наконец дон Мигель отложил лупу, вытер лоб платком и посмотрел на меня. Его голос дрожал от волнения.

— Капитан, — начал он, кашлянув, будто горло пересохло. — Это не просто алмаз. Это… жемчужина Карибов. Чистота исключительная, вес — больше десяти каратов. Такое раз в сто лет находят. За все ваши драгоценности — золото, жемчуг, рубины, сапфиры — я бы дал тысяч семьдесят дублонов. Но этот алмаз… он один стоит десятки тысяч. Сто, может, Сто пятьдесят, если найдем покупателя среди испанских грандов.

Я застыл, глядя на него. Сто тысяч дублонов. За один камень.

Глава 24

Солнце уже клонилось к закату, когда я шагал прочь от «Торгового Дома Блейка», а в кармане позвякивали десять тысяч дублонов, аккуратно разложенные по кошелям. Ветер с моря трепал рубаху, а я все еще ощущал на языке горьковатый привкус кофе, который подали мне в кабинете дона Мигеля. Этот седой ястреб с острым носом умел вести дела — не поспоришь. Я оставил ему «жемчужину Карибов», тот самый алмаз, что он чуть ли не облизывал, да еще горсть камней с Монито на реализацию, а остальное — чуть менее пятидесяти тысяч звонких монет — легло на счет в их конторе. Не то чтобы я им до конца доверял, но в Портобелло такие банки — как крепости, не грабанешь без пушек и пары сотен головорезов. А мне пока пушки нужны для другого.

Внутри у меня все кипело от какого-то странного чувства — то ли гордость, то ли тревога. Я ухмыльнулся, перехватил ремень с кошелями поудобнее и ускорил шаг. Надо было к «Золотой Лагуне» топать, проверить, как там мои голубки — Маргарет и Филипп — под охраной сидят.

Улицы Портобелло были шумными даже в ночь. Матросы орали у таверн, девки хихикали, подмигивая каждому, у кого в кармане звенело. Я шел, не глядя по сторонам, но все равно ловил обрывки разговоров — кто-то хвалился добычей, кто-то ругался из-за дурного рома. Порт жил своей жизнью, шумной и грязной, а я в этой каше был как рыба в воде.

В «Торговом Доме» все прошло гладко, даже слишком. У Дона Мигеля, когда я сказал, что алмаз и часть камней оставляю на продажу, аж глаза загорелись. Он сразу понял, что это не мелочь, а добыча, за которую испанские гранды выложат целое состояние. Я сидел в его кабинете, откинувшись на мягкий стул, и смотрел, как он перебирает мои сокровища. Золото звякало, жемчуг катался по столу, а он бормотал что-то про чистоту камней и редкость оправ. Я тогда только хмыкнул, скрестил руки и ждал, пока он закончит свои подсчеты.

— Так что, капитан, — начал он, отложив лупу и сложив руки на столе, — алмаз этот, «жемчужина Карибов», — штука редкая. Сто тысяч дублонов, а то и больше, если покупатель найдется. Остальное — золото, жемчуг, рубины с сапфирами — семьдесят тысяч. Часть на реализацию берем?

— Берете, — буркнул я, потирая подбородок. — Алмаз и камни, что покрасивее, продавайте. Остальное на счет кладите. Только десять тысяч мне сейчас выдайте, в монетах. На расходы.

Он кивнул, даже не моргнув, и щелкнул пальцами. Через минуту в кабинет влетел тот самый клерк в шелковом камзоле. Притащил сундучок с дублонами, отсчитал ровно десять тысяч — я глаз не спускал, проверял, чтоб не надули. Монеты звенели, с профилем какого-то испанского короля. Дон Мигель смотрел на меня с улыбкой, будто старого друга провожал.

— Рад с вами дело иметь, капитан Крюк, — сказал он, вставая и протягивая руку. — У нас в Портобелло таких, как вы, уважают. Приходите еще, если что добудете.

— Посмотрим, — хмыкнул я, пожимая его ладонь.

Он вежливо улыбнулся. Я подхватил кошели, закинул их на плечо и вышел. В зале было тихо, только шаги мои гулко отдавались от плитки. У выхода клерк поклонился так низко, что чуть перо из рук не выронил, а я только кивнул и шагнул на улицу. Ветер ударил в лицо, фонари у входа качались, отбрасывая тени на белые стены банка. Я вдохнул поглубже, чувствуя, как дублоны оттягивают ремень. Десять тысяч —