Век сурка (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич

— Спокойно, — сказал Виталик. — Это свои.

— Егор Михайлович-то точно свой, а кто этом с ним?

— Тоже наш, — сказал Виталик. — Федор, я же сказал, что подойду к тебе, как освобожусь.

— Конечно, — сказал я уже нормальным голосом, и ауру тоже погасил. — Я все понимаю, конечно. Ты тут играешь в осаду, к которой готовился добрый десяток лет, и тебе дико любопытно узнать, что у тебя получилось. И ты пытаешься спасти страну, честь тебе и хвала, за предыдущие двенадцать попыток это ни у кого не получилось. Но я, вообще-то, пытаюсь спасти вообще всех, а ты ни хрена не хочешь мне в этом помогать.

Я мог бы еще напомнить, что он и был главным виновником грядущего катаклизма, но решил, что озвучивание этой информации при подчиненных это будет не самым благоразумным решением.

Виталик потер лицо.

— То есть, ты не шутил, да?

— Вообще ни разу не шутил, — сказал я.

— Ладно, пойдем, — он повернулся к собравшимся. — Товарищи, общая стратегия определена, разработкой технических деталей займитесь сами, но не затягивайте. Через час решение должно лежать у меня на столе, но я буду рад, если оно окажется там раньше.

Мы вернулись во владения деда Егора, это было ближе, хотя я бы предпочел поговорить в кабинете самого Виталика. Возможно, там было бы нагляднее.

Я уселся в кресло, взял с подоконника остывший чай и слегка подогрел его в ладонях. Виталик примостился на краешке стола и скрестил руки на груди.

Закрытая поза, плохой знак.

— Ну и чего там такого срочного, Федор?

— Я знаю, из-за чего Земля все время уходит на перезагрузку, — сказал я.

— Очень хорошо, — сказал Виталик.

И я понял, что он тоже знает.

Что он вспомнил, а может быть, на этом витке цикла и вовсе не забывал.

А я, черт побери, не знал, как начать. Ведь получается, что мы совсем его не знали.

— Ну, — сказал Виталик.

— Та фотография у тебя на даче, — сказал я. — Плюшевый мишка в твоем инвентаре. У тебя есть сын.

— Есть, — подтвердил Виталик. — Не прошло и двух веков, как ты об этом узнал.

— Да, — сказал я. — И это он. Это его смерть запускает откат.

Виталик кивнул.

— Как ты узнал о плюшевом мишке? — спросил он.

— Чапай рассказывал, — сказал я. — Когда мы делились воспоминаниями.

— Ясно, — сказал Виталик.

У меня никогда не было детей. Я понятия не имею, что чувствуют родители вообще. Я не имею ни малейшего представления, что чувствуют родители, когда их дети умирают.

И я понимал, что он не будет переписывать код, даже если я осмелюсь его об этом попросить. Это было написано на его лице.

Уверенность, решимость, немного усталости.

Много готовности к бою.

И пусть вселенная горит огнем и проваливается в черную дыру.

Это же Виталик. Ему все равно.

— Сколько ему сейчас? — спросил я. На фотографии был совсем малыш, но, возможно, это была не самая свежая фотография. Сколько раз он вообще пользовался той дачей?

— Шестнадцать, — сказал Виталик. — Его зовут Вадим.

— Хорошее имя, — сказал я. — Где он сейчас?

— С матерью, — сказал Виталик. — Мы в разводе.

— В Лондоне? — дети чиновников в моей прошлой земной жизни предпочитали жить и учиться именно там.

— В Ленинграде, — сказал Виталик.

— Надо позаботиться о его безопасности, — сказал я.

— Ты считаешь, что я настолько плохой отец, Федор?

— Нет, — сказал я. — Но безопасности никогда не бывает много. Надо эвакуировать его с Земли, пока мы не найдем другое решение.

— Какое другое решение? — спросил Виталик.

— Любое другое решение, — сказал я. — Я, конечно, ни черта в этом не понимаю, родительские чувства, это все очень важно, но вселенная реально в опасности, и нам надо сделать так, чтобы этот откат стал последним.

— Я ничего переписывать не буду, — сказал Виталик. — Один раз я его уже потерял, больше такого не будет.

— Никто не просит тебя ничего переписывать, — сказал я. — Тем более, что венца у меня с собой все равно нет, и далеко не факт, что Магистр нам его вернет.

— Тогда что ты предлагаешь?

— В Системе есть безопасные места, — сказал я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Здесь тоже безопасно, — сказал Виталик.

— Не считая того, что грядет инопланетное вторжение, а полтора миллиарда зомби резвятся у вас под боком.

— Пусть приходят, — сказал Виталик.

— Вспотеем хоронить, ек-макарек, — сокрушенно сказал дед Егор.

Конечно, когда мы с Чапаем взялись решать эту задачу в первый раз, мы поделились всем, что нам было известно о Виталике, который был автором глючного, как нам тогда казалось, кода.

Главная проблема была в том, что мы познакомились с Виталиком уже после начала игры, и он в те времена был элитным зомби, который любил пиво и разносить другим игрокам головы из дробовика.

О своей прошлой жизни он рассказывал крайне неохотно, и нам были известны только базовые вещи. То же пиво, компьютеры, служба в СВР, любовь к мотоциклам…

Он был толст и бородат, он неоднократно заявлял, что ему нравится воевать и он не создан для семейной жизни, и, черт побери, не было ни одного намека о том, что когда-то у него была семья. Пресловутого плюшевого мишку Чапай и то только на излете шестого тома разглядел.

Ну, и тогда мы еще точно не знали, что именно нам нужно искать.

А потом понеслось. Откат за откатом, виток за витком, перезагрузка за перезагрузкой. В некоторых витках Виталика и вовсе не было, его довольно часто убивали до начала игры, а в виде зомби Система подняла его только один раз. Самый первый.

Видимо, Вычислители больше не хотели рисковать.

И в те разы, когда нам удавалось найти Виталика, он ничего не помнил о причинах отката. Или говорил, что ничего не помнит. Какая уже сейчас разница?

— Я завел семью очень рано, — сказал Виталик. — Я был молод, она была молода, мы оказались не готовы… В принципе, наверное, мы тогда не были готовы к жизни вообще, тем более, к семейной. Через два года мы ко взаимному облегчению разбежались, но к тому времени у нас уже был сын. Единственное светлое пятно вот в этом вот всем.

Я молчал. Что тут вообще скажешь?

— Тогда. в самый первый раз, он умер, когда ему было восемь, — сказал Виталик. — Автомобильная катастрофа. Алена уцелела, отделалась переломами, и, хотя она не была виновата в аварии, она так и не смогла себя простить. И я, наверное, тоже не смог.

— Мне жаль, — сказал я.

Он кивнул.

— Наверное, после этого все и началось, — сказал Виталик. — Пьянка, мотоциклы, опасные задания… Может быть, подсознательно я просто стремился умереть. И в конце концов у меня это получилось. Ну а потом… Потом ты уже знаешь. И когда мн в руки попал Венец и вместе с ним возможность все переиграть, я подумал, а почему бы нет. И у меня получилось.

Да, у него получилось. Правда, вместе с тем у него получилось поставить под угрозу существование всей… ну ладно, с учетом новых ребят, не всей, а большей части разумной жизни во вселенной, но это как бы побочный эффект.

Как я уже говорил, у меня никогда не было детей, и я понятия не имею, как поступил бы на его месте.

Может быть, и так же.

Тем более, он тогда не мог знать, к каким это может привести последствиям.

— Я ужасный отец, — сказал Виталик. — Мой сын умирал уже двенадцать раз.

— Больше этого не будет, — сказал я. Не в мою смену.

Раньше мы лажали, то сейчас-то мы точно знаем, кого нужно сберечь.

— Надо, наверное, привезти его сюда, — сказал Виталик. — Хотя, нет, сюда его точно тащить не следует. У меня же на спине большая красная мишень нарисована. Мне-то фиг чего будет, а его может зацепить…

— За ним присматривают, Виталь, — сказал дед Егор. — Мои лучшие люди, ек-макарек.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А что, если этого окажется недостаточно?

— Я могу вылететь в Ленинград через двадцать минут, — сказал дед Егор. — Мобильный командный терминал с собой захвачу, и готов в дорогу.

Я глянул характеристики деда Егора, и они оказались внушительными. Конечно, не такими внушительными, как у самого боевого президента, но по системным меркам очень даже ничего. Какому-нибудь Соломону Рейну в такой компании будет не совсем неуютно.