За гранью возможного - Юрий Кривоногов

глазами, её рваные слова – "предатель… ближе, чем…", "спаси… или умри…" – всё это звучало как предупреждение, но от кого? И почему именно я? Николай сказал, что войти в Атлантиду было "предначертано" мне. Предначертано, мать его. Это что, я теперь избранный какой-то? Или это просто игра свихнулась, а я попал под раздачу?

Я откинулся на подушку, стараясь не потревожить рёбра, которые всё ещё ныли при каждом движении. Сон был слишком реальным. Я буквально чувствовал, как нейрочип нагревался, как пустота вокруг меня пульсировала, как обломки Атлантиды растворялись в свете. И эта девушка… Она не была похожа на обычный образ из сна. Она выглядела так, будто её кто-то создал – слишком идеальная, слишком странная, как будто её выдернули из "ВирГента" и засунули мне в голову. Может, это нейрочип барахлит? Или "Вороны" всё-таки что-то сделали с ним, когда пытались взломать? Но Коля сказал, что чип чист, никаких данных об игре в нём нет. Тогда что это, чёрт возьми?

А слова Николая про "огромный квест" только подлили масла в огонь. Если это правда, если всё – похищение, Атлантида, видения – часть какой-то большой истории, то я вляпался по самые уши. И самое поганое – я даже не знаю, кто за этим стоит. Разрабы? Но они никогда не вмешиваются, Коля прав. Или это кто-то из игроков? "Вороны"? Или… я вообще схожу с ума? Может, это всё мне просто мерещится из-за травм и стресса? Но пульс под 300 – это не шутки. Алексей был прав: такое не бывает просто от сна.

Я закрыл глаза, пытаясь собрать мысли в кучу, но они всё равно разбегались. "Ключ… в тебе," – сказала девушка. Какой ключ? Что во мне такого, чего нет в других? Николай упомянул мой бой с Падшим. Да, я его одолел, но это была чистая удача. Или не удача? Он сказал, что другие не смогли, даже те, кто прошёл Белого Рыцаря. Почему? Что во мне такого особенного? Я ведь не топовый игрок, не задрот, который сутками качается. Я просто… я. Просто парень, который хотел нормально поиграть, а вместо этого получил сломанные кости и видения, от которых сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Следующие дни тянулись медленно. Меня перевели в другую палату, с окном, из которого простирался вид на Неву и Петербург. Я лежал, глядя в потолок, и пытался понять, что делать дальше. Врачи заходили каждый день, проверяли мои показатели, заставляли делать какие-то упражнения – сжимать мячик, шевелить пальцами, пытаться сесть. Всё это было адски больно, но я старался. Не потому, что мне так уж хотелось выздоравливать, а потому, что я хотел поскорее встать и вернуться в игру. Мне нужно было попасть в Атлантиду, найти ответы. Этот сон… он был не просто сном. Я чувствовал это каждой клеткой.

Алексей, мой врач, оказался на удивление отличным мужиком. Он заходил каждый вечер, приносил мне чай в пластиковом стаканчике и рассказывал всякие байки про свою работу. Однажды он упомянул, что у него тоже есть нейрочип – старый, ещё с первых моделей, – но он его почти не использует.

– После того, как я однажды завис в капсуле на три часа из-за сбоя, я решил, что ну его, – сказал он, усмехнувшись. – А ты, я смотрю, прям жить без этой своей игры не можешь.

– Не то чтобы жить, – ответил я, пожимая плечами, насколько позволяли больные суставы. – Просто… у меня там незаконченное дело.

– Ну, смотри, чтобы это дело тебя совсем не добило, – Алексей покачал головой. – Твой чип после того сна вёл себя странно. Мы его проверили, всё в норме, но я бы на твоём месте был осторожнее.

– Осторожнее? – я хмыкнул. – Меня похитили, избили, чуть мозги не поджарили. Куда уж осторожнее?

Он только рассмеялся в ответ, но я видел, что он и сам не знает, что со мной делать. Да и я не знал.

Через неделю после того ночного инцидента я начал вставать с койки. Сначала с помощью медсестры Ани, которая, кажется, считала меня самым проблемным пациентом в своей карьере. Она вечно ворчала, что я слишком тороплюсь, но я не слушал. Мне нужно было двигаться. С каждым днём я чувствовал себя чуть лучше – рёбра болели меньше, руки уже не дрожали так сильно, хотя пальцы всё ещё слушались с трудом. Я даже начал ходить по палате, сначала держась за стену, а потом и без неё. Аня каждый раз закатывала глаза, но я видел, что она довольна.

– Ещё недельку, и будешь бегать, как новенький, – сказала она однажды, поправляя мне подушку. – Только не вздумай сбежать раньше времени, а то я тебя лично назад притащу.

– Не сбегу, – пообещал я, хотя в голове уже строил планы, как быстрее вернуться в строй.

Стас заходил пару раз за это время. Он всё так же приносил еду – то роллы, то бургеры, – но напряжение между нами никуда не делось. Мы болтали обо всем, но я чувствовал, что он что-то недоговаривает. Может, он просто переживал за меня, а может, у него свои проблемы. Я не спрашивал. Сил на выяснение отношений не было.

К концу третьей недели я уже мог ходить по коридору без поддержки. Врачи сказали, что кости срастаются нормально, но мне всё равно нужно быть осторожным. Я начал делать больше упражнений – разминал руки, пробовал поднимать лёгкие гантели, которые притащила Аня. Каждый раз, когда я чувствовал, что могу больше, я представлял, как возвращаюсь в игру. Я представлял Атлантиду – её золотые шпили, стеклянные мосты, бесконечное небо. И эту девушку. Её синие глаза не выходили у меня из головы. Кто она? Почему она приходит ко мне во снах? И что значит "предатель ближе, чем"?

Николай заглядывал пару раз за этот месяц. Он рассказывал, что гильдия укрепляет базу в замке, что на арене наши ребята всё-таки взяли пару призов, но "Вороны" продолжают наглеть. Он также упомянул, что они нашли какие-то странные логи в нейрочипе Дегера – ничего криминального, но достаточно подозрительного, чтобы следить за ним дальше.

– Если это он, мы его вычислим, – сказал Коля, глядя на меня с какой-то смесью уверенности и усталости. – А ты держись. Скоро вернёшься к нам.

– Я стараюсь, – ответил я, сжимая мячик, который стал моим лучшим другом