Ледяное небо - Евгений Артёмович Алексеев

спуск — голова бандита взорвалась, как арбуз — никак не ожидал, что у моего штаера такая мощь.

Итальянец оказался не промах. Воспользовавшись тем, что бандиты на миг опешили, столкнул лбами ублюдков, которые держали его. Нырнул вниз. И уже вскочил со штурмовой винтовкой в руках. Отлично — такие мне всегда нравились.

Уже не таясь, я подхватил М16, вскинул. И совершенно напрасно потерял бдительность. Острая боль обожгла правое плечо, выбив слезы из глаз, накатила злость и обида на собственную глупость. За каким чёртом я вообще вмешался — мне же на Экватор лететь!

Холодное дуло воткнулось мне в шею.

— Тихо. Тихо. Не дёргайся.

Кто-то вытащил из моих ослабевших рук винтовку. Я бросил взгляд на итальянца. Он опустил оружие, и на лице застыла бесстрастная маска, только карие глаза лихорадочно блестели, шныряя по залу.

Вьють. Что-то просвистело в воздухе, пронеслось по моей спине. Я бросил быстрый взгляд — на плечо залез малыш Люк. Черт, я же забыл его привязать! Холодок проскользнул по спине. Убьют мою несчастную животинку. Как пить дать убьют!

— Какой классный у тебя зверёк, — бандит, разоруживший меня, ощерился, показав крупные лошадиные зубы.

Протянул руку к хорьку. Хряп! Люк не терпел фамильярностей от чужих. Вцепился намертво острыми зубами в руку бандита.

— Ах, ты, бл… — заорал тот, пытаясь стряхнуть зверька.

Пушистое тельце взвилось вверх, но каким-то хитрым способом малыш извернулся. Приземлился на стол и выпустил струю из-под хвоста. Точно в морду бандита.

Как-то по-детски взвизгнув, тот начал тереть глаза. Невероятная ядрёная воньзаполнила пространство — никогда, слышите, никогда не злите и не пугайте хорька.

Вложив все оставшиеся силы в удар, левой здоровой рукой я вмазал ублюдку по физиономии. Он пошатнулся, но удержался на ногах. Потянулся за винтовкой. В глазах у меня уже клубилась, густела алаямуть, голова кружилась — видно задета плечевая артерия. Но сжав челюсти до хруста, я поднял добрый старый штаер и успел прошить мерзавца до того, как он вскинул винтовку. Он обмяк и рухнул носом прямо мне в ноги.

Без сил я опустился на пол и прикрыл глаза. Правая рука висела плетью, я всё больше слабел.

«Миссия завершена успешно. Вы получается 60 баллов опыта за тройное убийство. 30 баллов за спасение Николетты Анжелини. И 500 премиум-баллов за участие в миссии.Вы можете усилить любую из ваших способностей: скорость, стойкость, здоровье, стабильность, точность, ёмкость магазина».

Да за каким дьяволом теперь всё это, если я не смогу полететь на Экватор?

— Николетта, помоги ему.

Я с трудом приоткрыл глаза — рядом стоял итальянец и его жёнушка. В руках девушки заметил бинт, тампоны. Уже успела принести. И так быстро вышла из ступора, хотя эти мерзавцы хотели над ней поглумиться. Эх, дурацкий мой альтруизм. Но досада быстро исчезла, растворившись в тёплой волне, залившей душу.

Она встала на колени рядом, осторожно сняла с моего левого плеча рубашку, потом спустила с правого. Начал бить озноб, заледенела спина. Я повернул голову и прикрыл глаза, скорее от досады, чем от боли. Из раны толчками била алая кровь, заливая руку, грудь. Уже не поможешь — артерия задета, а это точно конец. В голове стрекотали сверчки, тошнота заливала горло.

Я ощущал нежные пальчики на моей коже, такие лёгкие невесомые прикосновения, словно это все проделывали не со мной.

— Вы давно принимали «Арктик Кисс»? — спросила она, закончив перевязку.

Я удивлённо поднял на неё глаза, решив, что мне померещился вопрос.

— Я вообще его не принимаю, — пробормотал я, голос звучал будто издалека.

На её лице бабочкой вспорхнула радостная улыбка. Вытащила из кармана передника ампулу и шприц и набрала розоватой жидкости, в которой вспыхивали искорки. Лёгкий укол в плечо.

И тут же словно удар электротоком пронзил резкой болью тело, судорогой свело руки, ноги, в голове помутилось, и я ухнул в темноту беспамятства, как в бездну.

***

— Так, Алан, слушай внимательно. Ручкой не шуруй. Только когда начнёшь снижаться, плавно подбери её на себя. Внимательно следи за кренами. Понятно?

Я слушаю голос инструктора и не слышу. Только сердце замирает при взгляде на летательный аппарат, что стоит на краю обрыва. Хотя выглядит он так легкомысленно — хитросплетенье соединённых между собой тонких палочек, перемычки, проволочные растяжки. Сверху крыло из тонкого фанерного листа, оклеенное материей, а под ним табуретка на досочке. Ажурное, хрупкое почти невесомое сооружение вибрирует на ветру, гудит как контрабас. И в точности, как музыкальный инструмент — скрипку или рояль, его надо настраивать, так чтобы все звучало в унисон.

И вот я уже в кабине. Рядом стоят ребята, смотрят на меня с горячим желанием занять моё место.

— Натягивай! — слышится команда. — Старт!

Нажимаю на сектор отцепки, и планер взмывает в воздух. Подо мной раскинулась долина. Слева тонут в голубой дымке скалы, справа гуляют волны такого синего-синего Чёрного моря, залитые серебром яростного июльского солнца. И клубится между ними изумрудная зелень, где пасётся стадо бело-коричневых коров.

Воздушный поток поддевает планер, подкидывает вверх, как шаловливый щенок мячик. И скалы уменьшаются, уходят вниз. И в груди поднимается азарт — набрать высоту, устремиться к недостижимой точке в небе. Ветер бьёт в лицо, лохматит волосы, выбивает слезы из глаз.

Так, а что это я даже не управляю? Несусь по воле воздушных волн?

Двигаю рулями, ловлю поток. Опрокинулся горизонт —переворот через крыло, разворот в сторону скал. И вновь подъем, всё вверх и вверх и в самой верхней точке вниз, как с ледяной горы. Кувыркаюсь в небе, впитывая всем телом музыку полёта — крошечный безмоторный аппарат слушается беспрекословно.

Увы, надо снижаться. Отдаю ручку от себя, и земля бежит мне навстречу. Пара секунд — планер заскользил, приминая траву. Сижу в кабине и не могу пошевелиться. Вокруг разливается удивительная звонкая тишина, в которой все сильнее пробиваются летние звуки: стрекот кузнечиков, треск крыльев стрекоз,мычанье коров. И гармонично вплетается в общую симфонию шелест морских волн, набегающих на берег.

Когда оттащили планер наверх, и моё место занял другой курсант, я со скрытой завистью наблюдал, как он устраивается в кабине и теперь ему инструктор