Финалом Злодейки может быть только смерть - Gwon Gyeoeul

Он тянул не сильно, так что я могла вырваться, но он вел меня не в особняк и, видимо, не собирался выдавать отцу. Поэтому я не стала возражать.

Мы долго шли в противоположном от прошлого подкопа направлении, пока Рейнольд не остановился у незнакомой мне стены. Она была завалена грудами соломы. Похоже, сюда рыцари складируют остатки чучел, используемых для тренировок.

Я покосилась на Рейнольда, и он отпустил мое запястье, после чего подошел к стене и разгреб горы соломы, за которыми оказалась неровная дыра под стеной.

— Эм…

Было трудно поверить, что Рейнольд показывает мне это. Когда я удивленно уставилась на новый лаз, глупо моргая, он усмехнулся:

— Его ранее замуровали из-за тебя. Вот почему рыцари тебя…

Он вдруг замолчал. Причина была неизвестна.

Я подошла к стене, почти не обратив на него внимания, и осмотрелась. Рейнольд очень осторожным голосом спросил:

— …Ты действительно собираешься уйти из дома?

— Не знаю. Я еще не решила, — небрежно ответила я, запоминая локацию.

Затем я услышала из уст Рейнольда то, что удивляло так же сильно, как и демонстрация им этой дыры.

— Ты можешь… не уходить?

— …Что?

— Отец сказал, что никогда не позволит тебе покинуть дом и жить на улице. Ты не можешь просто остаться здесь и не сбегать из дома?

— Зачем? — спросила я, действительно не понимая, почему он так зациклился на этом. — Ты же ненавидел меня. Разве для нас обоих не будет лучше, если я уйду?

— Это…

Лицо Рейнольда от моих слов сильно исказилось. Как после нашей ссоры на чердаке. Как будто ему было тяжело меня слушать.

— Это не будет лучше.

Я рассмеялась, думая об этой забавной семье. Ублюдку, который каждый раз доводил меня, не мешает маленькая Пенелопа и человек, завладевший её телом?

— …Да. Я действительно ненавидел тебя тогда, — резко ответил он мне, когда мои губы изогнулись в ухмылке. — В то время я думал, что Ивонна никогда не вернется.

Я слышала это так часто, что у меня чуть кровь из ушей не лилась при этих словах, так что я лишь механически кивала ему. Он вдруг начал возмущаться:

— Не кивай! Думаешь, ты у нас святая? Ты меня чуть не забила до смерти!

— Ха. Да что ты говоришь. Что я такого сделала?

— Помнишь, как жестоко ты со мной поступила, когда я пытался забыть прошлые обиды и помириться с тобой? У меня все еще остались шрамы от твоих ногтей, полученные за день до церемонии совершеннолетия!

Увидев, что внезапные претензии ко мне вызвали у меня замешательство, он ухмыльнулся и закатал рукава. На внутренней стороне его запястий действительно были следы от ногтей, на несколько оттенков темнее его кожи.

'Неплохо, неплохо.'

Я радостно улыбнулась.

— Мне очень жаль, ага?

— Ха! Ты…

Рейнольд рассерженно взмахнул руками несколько раз, не зная, как еще выразить свои эмоции.

Когда он закрыл рот, между нами воцарилась неловкая тишина. Я нашла проход, так что мне больше нечего было здесь делать. Когда я уже собиралась сказать, что возвращаюсь в свою комнату, смотря на бледное предрассветное небо.

— …В день церемонии совершеннолетия, когда ты вдруг упала, кашляя кровью.

Рейнольд неожиданно поднял тему, которую я не желала с ним обсуждать.

— Сначала я подумал, что ты меня разыгрываешь.

— Что..?

— За день до моего совершеннолетия я упал с дерева перед твоим окном и притворился мертвым. Ты рыдала в три ручья.

— ….

— Из-за тебя отец приказал сразу срубить то дерево, а потом ты разозлилась на меня, — с усмешкой добавил Рейнольд.

Я не знала об этом, поэтому сохраняла молчание.

— Когда тот старый маркиз сказал, что тебя могли отравить, я, если честно, не поверил. Подумал, что ты снова просто закатываешь сцену.

— …

— Скажи честно, чего ты добивалась, выпив яд и устраивая постановку? Ты можешь купить себе всё, что угодно, и делать всё, что пожелаешь. Ты думала, что отец выгонит тебя из-за возвращения Ивонны, да?

— …

— В течение той недели, когда ты лежала в постели и истекала кровью, я созвал всех слуг и провел расследование.

Помрачневшее лицо Рейнольда, тихо ведущего беседу с самим собой, постепенно побледнело. Он выглядел как пытающийся отдышаться почти задушенный человек, которому вновь вернули доступ к кислороду.

— Никто не знал, чем ты обычно занималась, куда ходила или с кем встречалась. Даже твоя личная горничная.

— …

— Как это возможно? Черт, почему мы платим людям, которые ничего не знают о хозяйке, которой служат? — раздраженно задал он риторический вопрос.

Какая удача, что Эмили добросовестно выполнила то, что я заранее приказала ей сделать, чтобы она не помешала мне своими спутанными показаниями. Но никто больше не получал от меня таких указаний.

'Ты сам в этом виноват.'

Мне не нужно было в очередной раз повторять это. Он и так был прекрасно осведомлен об этом.

— В это время.

— …

— В это время я… Вспоминал всё то зло, что причинил тебе.

— …

— Знаю. Я подкинул колье в твою комнату и подставил тебя. На моей совести еще множество проступков, — выпалил Рейнольд и опустил голову. Его глаза слегка покраснели. — Я не хотел признавать это. Потому что тогда я даже не смогу сосчитать всё свои ошибки… и я уверен, что ты не примешь моих извинений.

— …

— А однажды ты стала относиться ко мне… ко всей нашей семье, как к совершенно незнакомым людям.

Каждый раз, когда он неглубоко вдыхал, его поразительные розовые волосы колыхались в воздухе. Я лишь наблюдала за ним с непроницаемым лицом. Когда мы встретились взглядами, его глаза влажно заблестели, как будто он был на грани слез.

— За это время я думал об этом десятки раз. Если бы я тогда не был таким придурком, если бы хоть немного был для тебя братом…

— …

— Ты бы не зашла так далеко?

Я тоже этого не знала. Лично я не рассматривала его как свою семью с того момента, как он впервые отнесся ко мне, как к мусору.

Однако, как он и сказал, если бы он обращался с Пенелопой чуть лучше…

'Она бы не умерла.'

Тогда и я бы не оказалась здесь. Я сухо ответила Рейнольду:

— В таком случае я бы ненавидела это место чуть меньше.

— …Мне очень жаль, Пенелопа, — Рейнольд запинался, и его голос звучал задушенно. — Я никогда не думал, что ты так устанешь от всего… что попытаешься умереть.

Эти извинения слишком припозднились. Потому что теперь