Русь. Строительство империи 3 - Виктор Гросов

— хмыкаю я. — А теперь, друзья мои, нам нужно многое обсудить. Очень многое.

Глава 6

Площадь перед княжеским теремом бурлила, как разворошенный муравейник. Переяславцы, собравшиеся на вече, шумели, галдели, выкрикивали свои требования, спорили, перебивая друг друга. Казалось, еще немного, и людской гомон перерастет в настоящую свару.

— Князя нам! — раздавался чей-то зычный голос, перекрывая общий шум. — Нового князя!

— Рюриковичей зовите! — вторил ему другой. — Игорь — Великий князь! Пусть посадника своего пришлет!

— Порядок нужен! — надрывался третий. — Без князя — беда!

Мы стояли немного в стороне, у самой кромки помоста, на который то один, то другой горожанин запрыгивал и вещал. Моя же компания старалась не привлекать к себе лишнего внимания. Я, скрытый под глубоким капюшоном, внимательно наблюдал за происходящим, вслушиваясь в людской гомон, пытаясь понять, куда ветер дует.

Мои спутники — Милава, Степан, Искра, Веслава, Добрыня, Алеша и Ратибор — держались рядом. На нас то и дело бросали любопытные, а порой и подозрительные взгляды. Еще бы, ведь они — ближний круг «покойного» князя Антона, те, кто был рядом с ним до самой его «кончины».

Я ожидал, что сейчас на сцену выйдут купцы, те самые, с которыми я некогда договорился о добыче золота. Тогда, помнится, они охотно согласились помочь мне стать князем Переяславца, прельстившись обещанием доли в золотом прииске. Я был уверен, что они захотят протолкнуть своего ставленника, своего человека, который будет блюсти их интересы, а заодно и решит вопрос подчинения Березовки. Но купцы молчали, словно воды в рот набрали. Видимо, они и впрямь считали мою «смерть» серьезной потерей для своих дел, крушением надежд на баснословные прибыли. Что же, тем лучше для меня.

Тем временем, на импровизированном помосте, сколоченном из досок и бочек, появился новый оратор. Невысокий, коренастый мужик, с густой, окладистой бородой. Одет он был просто, но добротно: льняная рубаха, кожаные штаны, крепкая кожаная обувь. На поясе висел широкий нож в богато украшенных ножнах.

— Люди Переяславца! — зычно прокричал он, взмахнув рукой, призывая к тишине. — Хватит шуметь! Послушайте меня!

Постепенно гомон стих, и все взгляды устремились на него.

— Я — Гордей, кожемяка! — представился он. — Многие из вас знают меня. Я честно тружусь, плачу дань, никого не обманываю.

Да, кожемяка — профессия уважаемая. Кожа — материал ценный, необходимый для изготовления одежды, обуви, доспехов, конской упряжи. Хороший кожемяка всегда в почете.

— И я, как и все вы, хочу порядка! — продолжал Гордей. — Хочу, чтобы в городе был сильный князь! Но где его взять? Рюриковичи далеко, да и не факт, что пришлют достойного. А среди нас… — он обвел взглядом толпу, — среди нас я не вижу того, кто мог бы взвалить на себя эту тяжкую ношу.

Толпа зашумела. Я же напрягся. Что-то мне не нравился этот Гордей. Слишком уж гладко он говорил, слишком уверенно держался.

— Но я знаю, где есть такой князь! — воскликнул он. — За рекой, в землях Венгерских, правит мудрый и сильный князь Такшонь! Он славится своей справедливостью, своей храбростью, своим умением управлять! Он — достойный муж, способный навести порядок и в наших землях!

В толпе пронесся ропот. Кто-то удивленно присвистнул, кто-то возмущенно загудел.

— Венгр? — недоверчиво переспросил кто-то. — Ты предлагаешь нам позвать на княжение венгра?

— Да! — твердо ответил Гордей. — Именно венгра! Князь Такшонь — наш сосед, он знает наши обычаи, он понимает наши нужды. Он не станет грабить нас, не станет притеснять нас. Он будет править справедливо!

— А не врешь ли ты, Гордей? — раздался чей-то недоверчивый голос. — Откуда тебе знать, каков он, этот Такшонь?

— А я бывал в том княжестве! — гордо ответил Гордей. — Я видел его своими глазами! И князя видал! Достойный князь, поверьте мне!

— Он — мадьяр! — прошептала Веслава мне на ухо, и в голосе ее прозвучала явная неприязнь. — Потому и тянет он нас к своим…

Я кивнул, соглашаясь с ней. Да, что-то в этом Гордее было чужое, инородное. И не только в его словах, но и в самом его облике, в манере держаться, в интонациях голоса. А как он ратовал за венгерского князя, настойчиво убеждая переяславцев в его достоинствах. Надо будет запомнить этого кожевника. Только венгерских лазутчиков мне не хватало.

А Гордей, между тем, продолжал свою речь, расписывая преимущества правления князя Такшоня. Он говорил о мире и процветании, о защите от врагов, о справедливом суде, о богатых дарах, которые венгерский князь якобы обещал переяславцам. И, надо сказать, его слова находили отклик в сердцах некоторых горожан. Он так гладко стелил, что даже я заслушался. Во дает, засранец.

— А что? Может, и правда, позвать венгра? — раздался чей-то неуверенный голос. — Хуже-то не будет…

— Да, уж лучше венгр, чем безвластие! — поддержал его другой.

В этот момент из толпы, до этого момента молчаливо наблюдавшей за происходящим, выступил один из купцов, с которыми я ранее договаривался о золотом прииске. Он был невысокого роста, плотный, с рыжеватой бородой и хитрыми, бегающими глазками. В том нашем собрании, где мы делил «акции» золотого прииска, я его не припомню, но при этом он был в компании тех торговцев сейчас.

— Полно вам! — воскликнул он, протискиваясь вперед. — Опять чужаков на княжий престол звать удумали⁈ — при этих словах я невольно нахмурился. Я и сам был здесь чужаком, пришлым человеком из другого времени.

Купец, заметив косые взгляды моих ближников, слегка смутился, но тут же продолжил, повысив голос:

— Неужели среди нас, переяславцев, нет достойных мужей? Неужто перевелись на Руси богатыри, способные править городом?

Мужик при этом, гордо выпятил грудь колесом и руки сложил на бока.

— А ты, случаем, не сам ли метишь на это место, купчина? — насмешливо спросил кто-то из толпы. — Больно уж речисто выступаешь!

Купец приосанился, еще больше выпятил грудь и, вскинув голову, ответил:

— А кабы так? Чем я не князь? Торговлю знаю, счет деньгам веду, людей не обижаю! Почему бы и нет?

Толпа разразилась хохотом.

— Купец, да князь⁈ — выкрикнул кто-то. — Это ж надо такое придумать!

— Да где это видано, чтобы торгаш княжеский венец носил! — вторил ему другой.

—