Эволюционируй или сдохни! - А. А. Птицын

серые стены, вонь немытого тела и озлобленные рожи. Десяток камер, набитых людьми, успевших натворить дел. Кто-то орет, бьет в дверь, провоцирует заходящих полицейских. Дежурный на посту лениво хрипит в ответ: «Еще слово — пристрелю, как бешеных собак!» В моей камере — тише. Кроме меня, еще трое: двое бомжей, съёжившиеся в углу, и один — с виду не новичок. Жилистый, с хищным прищуром, коротко стриженный. На руке — наколка, что обозначает не имею понятия, но он ей красуется как может.

Он первым нарушает тишину:

— Ну и за что загремел? — голос снисходительный, будто спрашивает у щенка, как тот потерялся.

Я смотрю ему в глаза:

— Это так важно? — пауза. — Сам-то за какую фигню сидишь?

Его лицо искажает гадкая ухмылка.

— Не дерзи. Авторитет спросил, отвечай. Иначе будет худо — Затем, будто не удержавшись, добавляет — Вышел на свободу, чтобы одну крысу в бетон закатать.

Я почти смеюсь. Вся эта ситуация гротескный фарс.

— Какой опасный… — говорю, едва сдерживая усмешку. — А я утром шестерых убил. Каждому — молотком по черепу.

— Пиздаболов не любят — бросает он, но в его взгляде мелькает что-то… Напряжение?

— Эй, дежурный! — внезапно орёт он. — За что этот мудак сидит?

Из-за двери доносится хриплый голос:

— Не твоё собачье дело!

Я медленно наклоняюсь к нему, шепчу так, чтобы слышал только он:

— Сомневаешься? Полезешь ко мне — пробью голову. И вырву кусок твоего мозга. Чтобы самому убедиться, есть ли он у тебя вообще.

Мужик заметно напрягся, кожу на его шее покрыли мурашки. Он хотел что-то сказать, но передумал — без своей "братвы" здесь он был всего лишь старым зэком, а не авторитетом. Бомжи в углу даже не подняли глаз. Ирония судьбы — вчера я с другом тусил в кинотеатре, а сегодня сам сижу в клетке за то, что превратил шесть голов в разбитые тыквы. Жизнь меняется быстро. Слишком быстро.

Дверь камеры с лязгом распахнулась. Двое полицейских втащили внутрь трясущегося бомжа — тот бормотал что-то невнятное, изо рта у него сочилась кровь, смешанная со слюной. Дежурный, щекастый мент с тлеющей сигаретой в зубах, лениво окинул новоприбывшего взглядом.

— Документы. И по какой статье?

— Какие, на хрен, документы? — фыркнул один из конвоиров, перехватывая бомжа под мышки. — Валялся в парке, весь в крови. Прохожие напаниковали — думали, маньяк. Пришлось забирать.

Дежурный побагровел:

— И нахрена тащить его сюда?! Вывезли бы на свалку и бросили — все равно через день сдохнет! У нас что, благотворительная столовая?! Эта падаль только и мечтает в камере посидеть, чтоб погреться и пожрать!

Второй полицейский резко наклонился к его уху:

— Заткнись, Михалыч! Быстро решай, куда его кидать — через пятнадцать минут тут будет автобус с демонстрантами!

Дежурный замер, будто его ударили током:

— Чего?! Какой еще автобус?!

— Наши только что с ОМОНом штурмовали ТЦ. Два десятка психов в наручниках сейчас везут. Так что давай находи место, скоро у тебя большое пополнение будет.

Бомж внезапно закашлялся — на бетонный пол хлынула черная жижа. Один из бродяг в углу застонал и отвернулся.

А я тихо рассмеялся.

Дежурный, чертыхаясь, поднялся с поста, перебирая связку ключей. Открыв камеру, бомжа швырнули внутрь, как мешок с мусором. Тело глухо шлепнулось о бетон, но никого это не удивило, всем было плевать. Все в камере насторожились, наблюдая за конвульсиями новенького. Я уже понимал, что происходит, но ждал - если убью его сейчас, дежурный не задумываясь пустит мне пулю в лоб. "Особо опасный псих" - идеальный кандидат на внеочередной расстрел.

К моему удивлению, наш "авторитет" вдруг оживился. Пригнувшись к дрожащему телу, он начал шарить по карманам - видимо, надеясь найти что-то ценное. Я не стал мешать: если найдет нож или хотя бы заточку, шансы выжить немного возрастут.

- Где твои пожитки, чмошник? - бормотал зэк, переворачивая бомжа на спину.

И тут я увидел - кожа, пронизанная черными венами, белки глаз, затянутые мутной пленкой. А главное - неестественный угол наклона головы, будто шею кто-то перекрутил и бросил, недоделав работу.

- Ты че, совсем конченый? - продолжал копаться мужик, но бомж лишь щелкнул зубами. Громко, по-звериному. Голова дернулась с противным хрустом - как будто внутри что-то перемалывалось.

- А-а-а! - зэк отпрянул. - Спокойно, дружище, я просто... проверял пульс!

Я медленно подошел, толкнул ботинком эту живую развалину. Голова откинулась на бок, обнажив вмятину на шее - глубокую, как от удара кувалдой. Кости явно были сломаны, но это его не убило. Не остановило.

- Парализовало, - сказал я вслух. - Может только головой вертеть. Пока что.

Тишина в камере стала густой, как патока. Даже бомжи перестали дрожать - их запавшие глаза теперь следили за мной, а я наблюдал за дежурным. Тот уткнулся в бумаги, не замечая, что в его "обезьяннике" теперь томится нечто страшнее всех зэков вместе взятых. Плевать. Угрозы ноль - можно и отдохнуть. Я плюхнулся на скамью, но тут в голове щелкнуло: а ведь в тех идиотских комедиях...

Вскочив, я изобразил на лице панический ужас и заорал так, что даже зэк аж подпрыгнул:

- Дежурный! Да он же дохнет! - голос сорвался на визг. - Паралич какой-то! Сейчас захлебнётся в собственной блевотине!

Щекастый мент даже не поднял глаз:

- Да заткнись ты! Знаем мы этих симулянтов!

Я не сдавался, выдавливая из себя истерику:

- Да вы посмотрите! Ну пожалуйста! Вам ж надо потом труп убирать!

Для убедительности я резко пнул зомби сапогом по ребрам. Раздался противный хруст - у всех в камере рефлекторно передернулись плечи. А "пациент" только заурчал глубже, будто злобный пес на цепи.

Дежурный наконец оторвался от бумаг. Его лицо исказилось в гримасе раздражения:

- Ну всё, уродец... Если это пранк - я тебя так по статьям размажу, что внуки отсиживать будут!

Он швырнул папку на стол и схватил ключи. Металл звякнул зловеще - как кандалы перед долгой ходкой. Я еле сдержал ухмылку.

Дверь камеры со скрипом распахнулась, но дежурный оказался не дурак – перед входом наставил на нас пистолет, заставив всех отползти в самый угол. Я пристроился чуть в стороне, мышцы напряжены как пружины, но этот толстый мент оказался хитрее, чем выглядел – одним глазом изучал дергающегося бомжа, другим не выпускал нас из виду. Сердце колотилось где-то в горле – просчёт.