Скверная жизнь дракона. Книга восьмая - Александр Костенко

испуганный вскрик и тяжёлая поступь. Дверь открыл ошарашенный мужик с топором в руках, а из-за одной из комнат выглядывали детские головы.

— Слышь, ксат, ты не а…

— Завались. Я сейчас говорю, — процедил я, резко отогнув плащ и положив руку на гримуар. Мужик стушевался. — У тебя всяко есть выход на кого-то из Собора. По-любому есть. Вали туда и передай, что какие-то суки навредили моему имуществу. И если к завтрашнему вечеру я не получу сатисфакции, — я шагнул к мужику, на что тот испуганно попятился, — то вырежу нахер весь ваш ублюдошный город.

Я не стал дожидаться ответа мужика или хоть какой-то реакции, а сразу отправился обратно в квартиру. Но задержался перед дверью, «Чувством магии» следя, как крупный овал на первой этаже суетился около входной, прежде чем выскочить на улицу и помчатся в сторону внутреннего города.

Девочка сидела на кровати, всхлипывая и тянув руки к глазкам, но постоянно одёргивалась и опускала их на бёдра. Каждый звук моих приближавшихся шагов заставлял девочку вздрагивать, а от моего силуэта та вовсе мелко задрожала. Я сказал ей поднять голову и посмотреть мне в глаза. Девочка послушно исполнила приказ, её тонкие губки задрожали, из глаз брызнули слёзы.

— Они не как Консерва, да? — угрюмо спросил я.

— Простите, хозяин, — гнусавя пролепетала девочка и залилась слезами. Она потянулась ко мне, но я стоял чуть поодаль и из-за заплывшего глаза девочка не рассчитала расстояние и плюхнулась с кровати на колени. Она подползла ко мне и обхватила всеми четырьмя руками ногу да прижалась к ней, плача и рыдая.

— Соя здесь. Соя здесь, — лепетала малышка, не в силах остановить рыдания. Долгое время она выплакивала из себя обиду и горе вместе с надеждой на лучшее, пока глаза окончательно не высохли, а об истерике напоминали выплаканные глаза и подрагивавшие плечи.

Я не придумал ничего лучше, чем присесть рядом с малышкой и аккуратно приподнять её опущенную голову за подбородок. Левый глаз окончательно опух, от слёз он очень скоро начнёт болеть. Надо бы идти к лекарю, но зачем, если он сам придёт ко мне?

— Где больно? — спросил я, глядя в рубиновый правый глаз. Девочка что-то прохрипела сквозь накатывающие чувства и лишь постучала кулачками себя по груди, в области сердца. — Всё будет хорошо.

— Соя здесь, — едва смогла промычать девочка.

— Да, ты здесь. Здесь. Всё будет хорошо, купим новую одежду, куклу отремонтируем, да и тебя полечим. Не бойся, боль пройдёт… Когда-нибудь уж точно.

Я прижал девочку. Та всхлипнула и забурилась лицом мне в грудь, растирая грязь по рубахе, но я ничего не говорил, лишь поглаживал малышку по спине. Грязь — это последнее, о чём стоит волноваться. Одно я точно знаю, что девочку одну больше оставлять нельзя. К счастью или к сожалению, но не только в Магласии.

Глава 3

Часть 3

Случай с девочкой разрешился в тот же день. Через три часа после моей угрозы в дверь квартиры постучали представители церкви, сопровождавшие длинноухих лекарей. Они раздели малышку и полностью её осмотрели, и приложили ладони к самым болезненным местам: к затёкшему глазу, крупным шишкам на лбу и затылке, и огромному синяку на пояснице.

Длинноухие что-то прошептали и «Чувство магии» показало, как около их ладоней сконцентрировались белёсые ниточки. Они распадались, тревожа пространство рябью, строго направленной в больное место. На каждое пошло по одному сеансу, но и этого хватило, чтобы припухлость у глаза заметно спала, а шишки уменьшились. Эльфы передали мне четыре склянки с зельями «малого оживления», они помогают организму чуть лучше залечивать простенькие раны. По склянке через день и через неделю пропадёт даже заплывший глаз.

Пока девочку раздевали и осматривали, та опасливо сжималась в комок и всё время жалобно смотрела на меня, но я подбадривал её кивками. Когда же эльфы прикоснулись к малышке, то бедолагу аж затрясло, но девочка стойко перенесла выпавшее испытание. Да и занимавшиеся девочкой длинноухие сохраняли на лицах маски полного безразличия.

Пришедшие с эльфами служители церкви передали бумагу с шестью подписями местного совета малиров. И клятвенно заверили, что к завтрашнему обеду найдут виновных. Нам с девочкой этого времени хватило, чтобы купить малышке новую одежду и зайти к одному из портных во внутреннем городе. Он обслуживает только церковников и пообещал уже к вечеру починить порванную куклу.

Церковники сделали всё, чтобы о случившемся никто в городе не узнал. Нас с девочкой привели в одно из зданий с просторным входным залом, где уже ждали шесть семей с детьми лет восьми. Взрослые опасливо косились на церковников и двухметровую стражу в полных стальных латах, а дети стояли около родителей и угрюмо смотрели в пол. При появлении девочки они широко распахнули глаза и только хотели что-то крикнуть, но все родители практически синхронно кто вломил затрещину ребёнку, а кто дёрнул за ухо. Ещё стояла портниха с семьёй, учившая девочку. При нашем появлении та побледнела и осела на пол, причитая, что она не виновата в случившемся с моим рабом.

Малышка в тот день закончила вышивать узоры на небольшой тряпице и портниха как раз пообещала, что на следующем занятии они займутся раскройками для платьев и прочего. Портниха вышла из помещения, оставив девочку одну. Новость о раскройках малышку настолько взбудоражила, что она не удержалась и воспользовалась зеркалом, расстегнула куртку и приподняла кофту, рассматривая, как сделаны стежки в рукавах второй пары рук. Именно в этот момент портниха вернулась, а уже через десяток секунд девочка лежала на снегу перед ателье, и не могла сфокусировать взгляд из-за тяжёлого удара в темечко. А недалеко от ателье её ждали недавние друзья.

— Я хочу всех вас вырезать, — сказал я, глядя на шесть семей с детьми и семью портнихи. И положил ладонь на голову девочки. — Мне плевать, что она в ваших глазах кусок мяса, но она — моё имущество. И вы его повредили.

— Но… — начал говорить один из отцов, но его глотку бетоном сковал скрип лат и скрежет вынимаемого меча из ножен.

— Но решать вашу судьбу буду не я, — я протянул костяной кинжал девочке. Она вгляделась в него, перевела взгляд на избивших её детей, и покачала головой. — Давай, это уменьшит боль.

— Не надо, — девочка шмыгнула носом и грустно улыбнулась, но в то же время