Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

отрыгнул, вытер рот тыльной стороной ладони.

— Ладно, с сапогами отбой. Что-то у меня аппетит пропал их носить.

В кои-то веки Смурф удачно пошутил, но засмеялись только братья.

3

Они шли.

Вокруг — однообразные, безжизненные виды. Ветра не было, и перекати-поле лежало на земле инопланетными шарами цивилизации, которая придет на смену человеческой.

Уперлись в огромный склон. Смурф скомандовал подъем. Полезли вверх, ступая по камням. Даник и Зиппо несли на плечах Русю.

Через полчаса остановились. Ни травы, ни кустика, чтобы зацепиться, лишь камни, готовые скатиться вниз.

Смурф обвинил во всем Оза:

— Ты куда нас завел?

— Но я…

— Компас проверь! Попутал, что ли?

Полезли обратно. Русю сотрясал сильный клокочущий кашель. У Мизинца подрагивали мышцы на ногах. Кляп поскользнулся и разодрал себе ладонь.

Спускаться оказалось труднее, чем подниматься. Двигались медленно. Потратили на этот холм столько времени, что о привале можно было забыть.

Оставалось преодолеть метров сто, когда внизу раздался заливистый лай. Мизинец сразу подумал о стае диких волков, но гавкала плешивая шавка. Тоже наверняка дикая и голодная. Собака поднялась по насыпи и металась из стороны в сторону, громко тявкая.

Солнце почти спряталось за краем Стены.

— Хороший, хороший, — позвал Мизинец.

Он спустился и осторожно подошел к шавке, протягивая пакетик орешков. Собака задрала голову и залаяла. Мизинец обернулся и заметил на вершине холма, которой они так и не достигли, темную фигурку ребенка. Было слишком далеко, чтобы различить детали, но у Мизинца скрутило желудок.

«Они вернулись».

Собака надрывалась в бесконечном лае. Карлик скрылся за камнями. Шавка замолкла.

— Хорошая. — Мизинец присел и высыпал орехи на землю. — Ты девочка? Да? Любишь орехи?

Его оглушило. Выстрел ударил почти у самого уха. Собака унеслась прочь.

Мизинец подскочил и, прижав к уху ребро ладони, нашел взглядом стрелявшего.

— На хера? — закричал он на брата-два. — Она не на нас гавкала!

— А на кого?

— На тех, кто на холме!

Мизинец разозлился, поэтому удивился с опозданием: откуда у брата-два пистолет? Похоже, это стало открытием для всех, даже для старшего Ежевикина. Сам же брат-два смотрел на оружие так, будто не ожидал, что оно выстрелит. В воздухе таяло облачко пороховых газов.

Смурф прыжками мчался по насыпи, не боясь поскользнуться на камнях.

— Сюда дал! Рукояткой!

Брат-два послушно отдал пистолет.

— Я… хотел…

— Где взял?

— У того, обваренного. За поясом был.

— Днюхи ждал?

— А?

— Днюхи ждал, чтобы мне подарить?

— Я… не… то есть…

Смурф размахнулся и врезал пистолетной рукояткой по голове брата-два.

— Ай, — вырвалось у младшего Ежевикина, он осел на камни, зажмурился и стал растирать темечко.

Брат-один порывисто направился к Смурфу. Мизинец загорелся надеждой, что сейчас брат-один прыгнет на Смурфа, вцепится зубами в глотку, а там… все завертится-закружится в мультяшных клубах пыли и как-то само собой разрешится. Братья и Смурф исчезнут. Он уже не раз думал об этом, только в другом ключе: исчезнуть надо им — ему, Кляпу, Данику, Зиппо и Русе. Сбежать от гоблинов.

Брат-один обошел Смурфа и влепил брату-два лихую затрещину. Брат-два запоздало закрыл голову руками.

— Не надо… я позже хотел отдать…

— Смурф, ну, это, — сказал брат-один, — ступил малый. Звиняй за косяк.

Смурф потерял к братьям интерес. Крутил в руках пистолет. Придержал курок большим пальцем, нажал на спуск, отпустил — предохранитель заблокировал курок. Похоже, Смурф знал, как обращаться с оружием.

— Макаров? — спросил брат-один примирительно.

— Ну.

— Сколько осталось?

Смурф отвел защелку и вынул магазин.

— Пять. И один в патроннике. — Он повернулся к брату-два. — Запасной магазин не заныкал?

Брат-два покачал головой.

— А если найду?

— Отвечаю.

Смурф вернул магазин в рукоятку, взвесил пистолет в руке и сунул в карман косухи.

Мизинец потряс головой. В черепе билось эхо выстрела.

Они сделали крюк вокруг холма, опасно приблизившись к гигантской клубящейся волне. Бежали по степи под аккомпанемент далекого собачьего лая. Оглядывались в густеющие сумерки. Ощупывали окрестности лучами фонариков. Никого. Кажется, никого. Фонарик Мизинца осветил шавку. Собака стояла как вкопанная у жалкого кустика и смотрела на холм.

Они шли. В тенях мерещились всяко-разные кошмары. По очереди тащили на себе Русю. Мизинцу казалось, что кто-то постоянно засаживает ему в бок короткое шило. Ломило спину. Колени будто набили стекловатой.

Двигались всю ночь, по чайной ложке наращивая расстояние между собой и Стеной глаза. Поднимались и опускались по склонам из красной глины. Зиппо наступил на табличку «Проход воспрещен». Из глины косо торчали большие камни с острыми кромками.

Снова потянулись поля. Песок, сухой вереск и ковыль. Смурф приказал собирать попадающиеся на пути доски — для костра. Во мраке чувствовалось шевеление холмов, слева и справа: черные горбы подступали.

— Мне мама снилась, — сказал Кляп. — Как думаешь, она в порядке?

— Не знаю.

— Наверное, считает, что я умер. И пьет с горя. — Кляп невесело усмехнулся. — Она и без этого пила. Так что ничего нового.

«Ничего не изменилось», — вяло подумал Мизинец.

Остановились: Смурфа приперло по-большому. Мизинец опустил Русю на землю. Стоял (боялся сесть и не встать), вслушивался в ночь, ожидая услышать лай шавки. Но услышал отвратительное пыхтение братьев Ежевикиных. Братья гоняли в темноте шкурку.

4

Сначала Мизинец не поверил своим глазам. Озеро казалось миражом. Утреннее солнце освещало песчаный карьер, склоны, изрезанные неглубокими лощинами. Мир тонул в мягком алом свете. Мизинец подумал, что их путь окончен — они добрались до рая, и испугался этой мысли.

Больше не думал, съехал по склону, скинул на ходу рюкзак, стал стягивать грязную, окостеневшую одежду. Бежал, улыбаясь во весь рот, по песчаной полянке. С другой стороны озера высились холмистые берега. Набрал полные легкие воздуха, нырнул в прохладную воду. Поплыл. Счастливый, без единой мысли.

Ушел под воду с головой, вынырнул, развернулся лицом к берегу. К нему уже плыл Кляп. Парни неслись к воде. И откуда взялись силы? Мизинец сплюнул и стал тереть себя руками, смывать корку грязи, въевшийся в кожу смрад. Проплыл вперед, нащупал ступнями дно, стянул плавки, нырнул, зачерпнул песка и принялся за стирку.

— Ажа, Ажа, где твои пираньи? — смеялся Зиппо.

Как же было хорошо! Как хорошо! Век бы не выбирался!

Мизинец влез в плавки и заставил себя выйти на берег. Помог Русе раздеться, и Руся лег в воду звездочкой у берега: голова на песке, слабая улыбка на губах. Мизинец снова нырнул и заплыл на середину озера.

Смурф и братья купались отдельно, дальше по берегу. Смурф поглядывал на вещи. Мизинец вспомнил о пистолете.

Рядом проплыл на спине Даник, Мизинец хотел его окликнуть, позвать Кляпа, поговорить о побеге, но было так хорошо и беззаботно, что он тоже лег на