Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

тяжелые рекламные баннеры. Ломал деревья. Отрывал, крушил, швырял. В ушах стоял сильный гул. Земля отзывалась глухими ударами.

Его протащило по плитам, отпустило. Ничего не соображал. Горели содранные в кровь локти, колени, бедра. Схватился руками за дугу велосипедной парковки. Плохо видел от пыли и песка. По голове и плечам барабанили мелкие камни, щепки.

Над проспектом кружили сорванные кровли. Огромные осенние листья. Вырванные с корнем деревья падали на машины, дома, людей. Кусок кровли протянуло по крыше трамвая и шваркнуло на подземный переход.

К нему полз молодой парень, тянул руку. Он тоже протянул руку, получил по голове ножкой рекламного штендера — и застыл в черной пустоте.

* * *

Проснулась от страшного звука. Грохот. Будто взрываются снаряды. Она хорошо помнила этот звук — ребенком пережила войну.

Проковыляла к окну. С ужасом смотрела, как из земли выползают корневища огромного тополя. Падали столбы, гнулись деревья. В мерцающей полутьме жалили молнии. Сарай разлетелся на щепки.

Мелькнула мысль: зря переехала. Зря послушала дочку.

— Божечки, да что же это… Рябиновая, как есть Рябиновая…

Когда была маленькой, дедушка рассказывал о Рябиновой ночи. В эту ночь собиралась вся нечисть и куролесила под проливным дождем, черным громом и дьявольским ветром. Прав был дедушка: вот она, Рябиновая…

Ветер свистел в трубе. Скрипели стропила и подпорки, дребезжала крыша. Сейчас сорвет, набегут нечистые…

Она отошла от окна, засеменила к двери, и стекло за спиной разлетелось вдребезги.

Упала в чьи-то руки, комната наполнилась людьми. Ее вынесли в коридор, что-то сказали, погладили по волосам. Узнала тонкое заботливое лицо: сосед из тринадцатой… значит, не дома, не в деревне, а здесь…

Заколачивали окна, бегали, кричали. Будто сражались с ужасным чудищем, которое пыталось ворваться в здание. Несли подушки и одеяла. Затыкали глаза чудищу, чтобы не увидело, не нашло.

Она терла лицо. Пыль размывала очертания предметов, превращала их в старые истертые фотокарточки.

— Доча, — позвала она, — Катенька…

* * *

В обед выбрались на пляж. Холодновато для водных процедур, а вот для небольшого пикника — в самый раз. По озеру бежала мелкая рябь. Стало накрапывать.

— Опять обманули, — расстроился он, — только вечером дождь обещали.

— Ничего, — улыбнулась она. — Ты не виноват.

— Сам знаю.

Собрали еду, выбросили мусор, сели в машину и выехали на трассу. По лобовому стеклу барабанил дождь. Потом начали падать деревья. Она закричала. Он вцепился в руль, сбросил скорость, стал объезжать кроны.

Огромная сосна полностью перекрыла дорогу. Он съехал на обочину, с трудом протиснулся.

Стеной встал ливень. Гремело, сверкало. На крышу с громким стуком сыпались шишки, кора, ветки.

Она плакала. Кричала.

— Это все ты! Со своим пикником! Что нам теперь делать?! Что?

Он влепил ей пощечину. Не в первый раз.

Вокруг рушился лес.

Она всхлипывала, закрыв лицо руками. Он пристегнул ремень безопасности и проверил, хорошо ли пристегнута она.

Ураган подхватил автомобиль и поднял в воздух. Ремни впились в тела. Она вскрикнула и потеряла сознание. Он молча смотрел, как крошечный мирок, состоящий из грязи и ветра, вертится перед глазами. Это продолжалось довольно долго.

Затем был удар, и треск сучьев, и оглушающий звон. Что-то хлестнуло его по лицу, ужасно больно, сдирая кожу.

Прошло несколько минут.

Еще несколько.

Открыл глаза. Увидел кровь на разбитом лобовом стекле. Увидел свежую каплю, идеальную бусинку, которая сорвалась с вытянутой вверх (висящей?) руки, подлетела (упала?) и рассыпалась на красные искорки.

В ушах звенело. Перед глазами плыло. Он поморгал и попытался сфокусироваться, чтобы рассмотреть: какая гадина посмела поднять на него руку?

* * *

Коты слушали вой ветра. Шесть вечера, а с неба — ни лучика, кромешная тьма.

Задрожали стекла. Удар, еще удар. Не дождь — ветер. Коты шмыгнули за диван. Рев урагана сомкнулся кольцом: дом плыл в нем, как остров в яростном океане.

Он перекрыл газ; набрал полную ванну воды — и перекрыл воду; зажег фонарики, свечи — и обесточил дом. Выглянул в окно. У соседей горел свет: в окнах, на крыльце, во дворе. Зря это они, зря.

Пол ходил ходуном. Дрожали стены.

Дети смотрели из глубины зала (подальше от окон, молодцы) на качающуюся столетнюю сосну — высокая, больше тридцати метров, — и он тоже замер, пораженный: никогда не видел, как колышется это могучее дерево. Огромные ветки плясали. Живой, безумный танец. На окнах — кресты из полосок бумаги.

Ветер менялся. Налетал то с южной стороны, то с северной, потоки смешивались в ревущую над домом воронку.

Дети кинулись было на второй этаж — он запретил. Если сосна упадет на дом, им несдобровать. Загнал детей в ванную. Долго искал котов. Одного нашел в спальне, под кроватью, другого — в детской, в картонном домике. «Что ж вы, глупые, разделились, — укорил он, — надо держаться вместе». Отнес в ванную. Закрыл дверь. Проверил заранее собранную сумку: питьевая вода, консервы, фонарики, сменная одежда, лекарства.

Слышал, как взорвалось окно. Еще одно. Еще. Представил, как в комнатах носится песок, совершенно обычный песок, не волшебный — черным колдуном был ветер, он жонглировал песком и всем, что мог оторвать от земли и стен. Вилки, ложки, ножи, фоторамки, карандаши, детские игрушки…

Сидели на полу. Он прислушивался, обняв сыновей. Чувствовал, как вибрирует дом. «Мне страшно», — сказал младший. «Это нормально. — Обнял крепче. — Все будет хорошо». Коты уснули в ногах. «Точно, пап?» — «Обещаю».

Глава 4

Принимаются заказы на доставку. Даник играет в лего. Должник. Немного о пытках. Планы меняются. Мираж

1

К городу подошли утром четвертого дня. Стали на привал.

Оз изучал местность к западу от них. Мизинец присел рядом на взгорке. Смотрел сквозь деревья на торговый центр. Некогда здание насчитывало три этажа. Ураган оставил два. Кое-где даже уцелели стеклянные панели.

— Думаю, надо заглянуть, — сказал Оз. — Нужны фонари, спальники и разные мелочи.

— И новые ботинки. Затаримся по полной.

— Берем только то, что сможем унести. Самое необходимое.

— Хавка заканчивается.

— Да, и еду возьмем.

— Добро.

Десять минут спустя пересекли захламленную парковку, оттащили в сторону мусорные контейнеры и через боковую дверь попали внутрь. Стояли в пыльном вестибюле, вслушиваясь в скрип армированных костей торгового центра.

Первыми не выдержали Смурф и братья Ежевикины — двинулись по заваленному мусором проходу. Смурф обернулся и похлопал по запястью.

— Через сколько?

— Через час, — сказал Мизинец. — Не больше. Встречаемся здесь.

Смурф и братья скрылись за эскалатором.

— Скрипит, — сказал Даник, — но стоит.

— Согласен, — согласился Мизинец. — Пошли.

Под ногами хрустели осколки витрин, люстр, светового фонаря. Повсюду — битая плитка. Мизинец задрал