Пекло. Разлом - Сергей Анатольевич Панченко

аппарата заняла весь день. Прерывались на перекус, на проверку температуры за бортом, не повторяя прошлых ошибок. Она росла внутри лестничного пространства, и мало того, появилось задымление раздражающее слизистую. Наверное, в ангаре хранились вещи, которые в этот момент горели или тлели, учитывая, что он довольно герметичен, выделяя ядовитые вещества.

— Ребята, дверь надо конопатить, иначе мы тут задохнемся. — Предупредил Матвей Леонидович.

— А чем конопатить? — Поинтересовался Александр.

— Тряпками. У нас тут вещи явно не для этого сезона. — Предложил Матвей. — Вы чем-то пожертвуете, Марь Алексеевна? Нам лоскуты нужны, чтобы проложить между дверью и косяком. Хорошо бы их промаслить в солидоле, чтобы герметичнее прилегали.

— Солидола нет. А на лоскуты можете простынь со своей постели порвать. Мою не дам, она очень дорогая.

— Хорошо, спасибо. — Согласился Матвей.

— Итак, — в темноте раздался голос инженера, — проверка работоспособности рабочего прототипа.

Раздалось нарастающее жужжание. Лампы гирлянды заморгали и загорелись ровным светом.

— Ура! — Тимофей поднял руки вверх. — С Новым годом!

Мария Алексеевна захлопала в ладоши. Александр, голый по торс и потный от усилий, вращал рукоятку генератора.

— Хотел Тимофея заставить добывать электричество, но у него еще силенок не хватит. Придется нам с вами, Матвей Леонидыч, меняться. — Произнес он.

— Не вопрос, Саня, будем вращать, чтобы не ослепнуть от темноты. Скажи как все по-другому сразу стало восприниматься. — Он осмотрел погреб и задержал взгляд на потолке. Под ним клубился дымок. — А это здесь откуда? — Тревожным тоном поинтересовался Матвей.

— Наверное, в дверь с лестницы тянет. — Предположил Александр.

— Марь Алексеевна, а вы не помните, какой слой грунта над потолком?

— Понятия не имею. Коля все делал сам. А что, у нас проблемы?

— А перекрытия деревянные или бетонные?

— Дайте подумать? Кажется лиственничный брус. Коля сказал, что погреб должен дышать, а через бетон он только сыреть будет. Да, точно, тут брус из лиственницы. Но он сказал, что это дерево почти не гниет и на наш век его хватит.

— Он был прав, оно не гниет, но загореться ему ничего не мешает. Боюсь, что тление уже началось.

Правдоподобное предположение вызвало среди небольшого коллектива психологическое напряжение. С потолка не сводили глаз, отмечая изменения концентрации дыма. Принюхивались, чтобы определить, не стал ли запах дыма гуще. Про то, что собирались конопатить дверь уже и не вспоминали. Молились, чтобы грунт над головой изолировал брус от пекла хотя бы на одном уровне, чтобы перекрытие не истлело и не обрушилось.

Как оказалось переживать стоило не только за температуру, но и за продолжающиеся толчки. Ночью, друг за другом, случились два серьезных сотрясения, уронившие несколько банок с полок и заставившие потолок опасно прогнуться. После них снаружи еле слышно донесся свист непонятного происхождения.

Александр с перепуга бросился крутить рукоятку генератора, как будто свет разгонял морок, вызывающий свист. Матвей попросил его бросить это занятие на время. В установившейся тишине и темноте свист звучал намного громче.

— Есть в этом свисте какая-то мистическая сила. — Произнес Матвей. — Мне представляется, что там вестники апокалипсиса скачут на конях и свистят. Так они предупреждают о своем появлении. Кто выберется на призыв, того они и убьют.

— А зачем? — Спросила Мария Алексеевна.

— Зачем свистят или зачем убьют?

— И то и другое.

— Ну, свистят, потому что так они проявляются в нашем мире, а убивают, потому что им дали задание, ликвидировать людишек и заселить планету новым разумным видом и неразумными тоже. Хотят выполоть грядку и посадить вместо огурцов помидоры, чтобы была понятной аналогия. Мы их уже не устраиваем. Вывелись, как сорт, перестали отвечать заданным параметрам.

— Упрощаете вы, Матвей. — Не согласилась бывшая директор школы. — Отказываете людям в самостоятельности. Почему они не показываются нам? Знай мы, что нами управляют извне, подчиняться и давать ожидаемые результаты было бы проще. Мы сами экспериментируем со своей цивилизацией. Добываем ресурсы, строим космические корабли, атомные реакторы. Я понимаю бог, он создал мир, а потом сказал, вот вам законы мироздания, живите, как хотите, мешать не буду, но законы нарушить не получится. Болезни, войны, несчастные случаи будут сопровождать вас всю жизнь, мешая впасть в искушение грехопадения.

— Может и так. Дискутировать о том, чего никогда не узнаешь, вещь бесполезная. Мне всегда было интересно понять, знает ли цветок на клумбе, что существуют люди. Понимает ли он, насколько несамостоятельна его жизнь? У него ни глазок, ни ушек, ни носика. Как он должен понять, что такое человек и насколько велика его власть над цветком? Никак. Как не пыжься, не представить, не имея органов чувств, помогающих его видеть, слышать, осязать. А раз он не видит нас, то и всю ответственность за свою жизнь берет на себя. Сорвал его студент-нищеброд для своей девушки, а цветок себя корит, мол, плохо жил, не так молился, не о том мечтал. Мы, люди, во вселенском масштабе мало чем отличаемся от того же цветка. Нам кажется, что мы видим мир, а на самом деле существует еще множество способов его наблюдать. Нам доступна миллионная часть, по которой мы точно никогда не поймем какой он на самом деле. И не увидим тех, кто управляет нами, кто производит над нами отбор. А они могут уничтожить нас, потому что решили высадить другие цветы на клумбе. Вы же не переживаете из-за выкопанной картошки, хотя у нее были другие планы на жизнь? — спросил Матвей Леонидович.

— Да вы философ. — Мария Алексеевна уклонилась от прямого ответа.

— Это не философия, а простое наблюдение. Все в мире устроено аналогичным образом, только масштабы меняются.

— Обидно знать, что ты для кого-то примитивный организм. — Подал голос Александр. — Стремление к развитию пропадает.

— Прошу мою теорию воспринимать, как гипотетическую. Не хочу, чтобы вы впали в уныние. У меня такой задачи не было. — Произнес Матвей. — Теперь моя очередь крутить рукоятку.

Он наощупь нашел ее и принялся разгонять двигатель пылесоса до оборотов, на которых тот начинал давать электрический ток. Гирлянда, промигавшись, загорелась ровным светом.

— Тимоха, подъем. — Приказал дед.

— Чего? — Недовольное лицо внука показалось из-под одеяла.

— Собери осколки с пола.

— Я?

— Нет, я или Марь Алексеевна. Давай, бодрись, нечего в спящую красавицу превращаться.

Тимофей лениво откинул одеяло, поднялся и отправился за ведром. Вернулся с ведром, совком и веником из чилиги. Пока ходил, немного размялся и к уборке приступил с некоторым энтузиазмом. Поднял с пола несколько ранеток из разбившейся банки с компотом и съел. Дед видел, как он это делает, но ничего не сказал. Всегда считал, что с пола еда вкуснее и полезнее.

Свист снаружи сменил тональность на более низкую, из-за чего