Золото и пепел. Хроники города номер Три - Соколова Мария

— Нет, останься. Я в порядке, — мотаю я головой, украдкой смахивая непрошеные слёзы. — Мне просто… нужен глоток свежего воздуха.

Спешно продираюсь сквозь толпу к дверям, ощущая на себе любопытные взгляды этих самодовольных, лицемерных богачей. Зал кажется клеткой, наполненной ложью, фальшью и жестокостью. Вырываюсь на улицу, судорожно делаю несколько вдохов, ощущая как холодный ночной воздух обжигает разгоряченное лицо. Слезы льются ручьем, а гнев и бессилие душат меня.

Что я только что видела? Ребенка, проданного словно бездушный предмет. Как вообще можно жить в таком обезумевшем мире? Кайл понял бы меня, его гнев был бы таким же сильным. Его крепкие руки обняли бы меня, его голос успокоил бы. Но сейчас я абсолютно одна, и этот невыносимый ужас надолго останется во мне, преследуя в самых жутких кошмарах.

Глава 13. Кайл.

Утренний смог клубится за окном, оплетая ржавые водостоки и разбитые фонари. Не смотря на скрупулезно заклеенные щели и плотно закрытые шторы, в квартиру все равно просачиваются давно надоевшие запахи угольной пыли и заводского дыма. Да уж, не повезло сегодня с ветром…

Насухо вытираю волосы полотенцем, параллельно прикрывая дверь из ванной, чтобы не выпустить сырость в основную комнату. Одиннадцать дней до турнира, а перед ним еще и отбор. Нужно не забыть сегодня на тренировке отработать тот прием, который пару дней назад заметил у парней на спарринге, а еще…

Вдруг странный шум с улицы резко выдергивает меня из размышлений – крики, плач, скрежет мебели по асфальту, ругань и всхлипы. Нахмурившись, торопливо натягиваю джинсы и, стараясь не привлекать внимания, осторожно отодвигаю занавеску. Такие звуки никогда не к добру…

И верно, у соседнего дома творится настоящий хаос. В безумной панике и спешке люди вытаскивают из подъездов всё, что успели собрать: потёртые чемоданы и наспех завязанные узлы с вещами, разнообразную кухонную утварь, снятые раковины и душевые лейки, матрасы и подушки от диванов и многое, многое другое. Мужики, матерясь и роняя, тащат крупную мебель. Женщины украдкой утирают слёзы, прижимая к себе испуганных детей. Малыши цепляются за их юбки, хныкая и оглядываясь на здание, которое еще совсем недавно было их домом.

Патрульные в чёрной форме, с автоматами наперевес, лениво покрикивают, подгоняя толпу, будто это не люди, а скот:

— А ну, пошли! Быстрей, быстрей, не задерживай! Топай давай! Следующий! Не растягивайтесь, у нас график!

Толпа вздрагивает от каждого слова, точно от удара плетью, и все молчат, никто не смеет и слова сказать. Но внезапно из покорной массы вырывается один из мужиков и со всей злости швыряет на землю свой узел с вещами. Тот развязывается, и из него вываливаются совсем скромные пожитки: заштопанная детская курточка, пара стоптанных ботинок и потрепанная книжка.

— Да что же вы творите, сволочи?! Нам обещали дать время, полгода на сборы! — истошно орёт он, тыча пальцем в патрульного. — Это же наш дом! Здесь вся наша жизнь! У меня ведь трое детей! Трое! Где нам теперь жить, скажите на милость? В шахте?!

Глядя в мутное окно, до боли стискиваю кулаки, чувствуя, как чёрная волна ярости и безысходности обугливает меня изнутри. Остановись, мужик, не провоцируй их… Вот же самонадеянный дурак!

Женщина с растрепанными волосами и перекошенным от ужаса лицом изо всех сил в отчаянии тянет мужа за руку:

— Замолчи, милый, пожалуйста, хватит… Молю тебя, не зли их!

Но он отмахивается от нее, как от назойливой мухи, и демонстративно харкает в сторону военных. Плевок попадает на ботинок одного из патрульных. Тот, не моргнув и глазом, медленно подходит и со всей силы бьет мужика прикладом в живот. Он сгибается пополам и кулем падает на землю, судорожно пытаясь ухватиться за рукав жены. Второй удар – ботинком по голове – гасит его сознание, и он затихает, распростертый на асфальте. Багровая кровь медленно расползается по трещинам на дороге… Жена кричит, падает на колени, протягивая руки:

— Нет, пожалуйста, не надо! Пощадите его ради детей! Он не хотел, он попросит прощения! Он сделает все, что скажете!

Худенький мальчишка, до этого прятавшийся за спиной у матери, роняет свой рюкзак, и его пронзительный плач гулким эхом отражается от каменных стен.

— Папа! Папочка!

Но патрульные, не обращая никакого внимания ни на жену, ни на ребенка, волокут мужика за угол, точно мешок с мусором. Его тело безвольно болтается в их руках, оставляя за собой лишь жуткую дорожку алых капель…

Стою, вцепившись в подоконник, а в голове лишь одна мысль: выбежать, врезать этим ублюдкам, разнести все к чертовой матери!.. Но один против десятка с оружием… Это не шахта, где я знаю каждый поворот, каждую расщелину, а монстры в большинстве своём предсказуемы, хоть и смертельно опасны. Это город, где царят грязные законы и правила Единого государства.

И тут я замечаю, что в стороне, у края тротуара, пара типов в дорогих костюмах – гладко выбритые, с холёными лицами, золотыми часами на запястьях и планшетами в руках — что-то обсуждают, тыча пальцами в дом. Все ясно. Похоже, эти сволочи стараются успеть до Дня основания, чтобы выслужиться перед своим руководством… Уроды!

И сколько осталось до того момента, когда их наманикюренные пальцы доберутся и до моего дома? Неделя? Месяц? Два? Да и плевать, все равно накопленных денег теперь уже не хватит на аренду другой квартиры, разве что у основной стены, на самом отшибе. А возвращаться в служебное общежитие для истребителей с комнатами, рассчитанными на тридцать человек, нет никакого желания. Так что у меня только один выход – турнир.

Вздыхаю, отхожу от окна и беру со стола свои мечи. Потёртые рукояти привычно холодят ладони, успокаивая и возвращая чувство контроля. Пора на тренировку, ведь каждый день без практики – шаг к поражению.

Быстро убрав мечи в ножны и закрепив их за спиной, я выхожу из квартиры. И застываю. На облупившейся краске, покрытой трещинами, висит листок, приклеенный скотчем. Чёрным по белому, как приговор: «Жильцам дома №47. В связи с плановой реконструкцией района вы обязаны покинуть жилое помещение не позднее чем через 30 дней». Месяц. Всего месяц. А если не получится с турниром, куда мне идти? Домой к Лине, к её отцу на поклон? Чёрта с два. К Рихарду? К Марку?..

— Да чтоб вас..!

Сбегаю по лестнице