Пустоши Альтерры, книга 3 - Александр Казанцев

Старик чуть улыбнулся, глядя прямо на Вячеслава, и в глазах вспыхнуло нечто мягкое и умиротворённое.

— Я хотел бы уйти именно так, — тихо сказал он, казалось, делился самым сокровенным. — Без допросов холодных комнат. Просто уйти, как растворяются ароматы.

Старик уже долго и настойчиво что-то пережёвывал, медленно, подчиняясь строгому ритму. Следователь не сразу понял, в чём дело, но постепенно догадался: с каждым движением челюсти концентрация странного вещества в его крови росла, подбираясь к невидимому пределу.

В какой-то момент эта грань была пройдена. Старик внезапно замер, тело чуть вздрогнуло, а затем расслабилось окончательно — спокойно и без мучений. Последний выдох унёс с собой тот же горьковатый, навязчивый аромат трав, который теперь казался Вячеславу невыносимым и вездесущим.

— Что это за запах? — хрипло прошептал Жилин, чувствуя, холод в груди. — Что за травы?

Но старик уже не слышал, глаза были закрыты, лицо казалось спокойным, он просто уснул в кресле.

Он трижды коротко свистнул, и сигнал эхом разлетелся в пустоте ангара, отдаваясь в стенах лёгким, звенящим звуком. Первым вошёл Сом — напряжённый, цепко скользнул по всем углам и теням. За ним вошли ещё двое, готовые мгновенно действовать при любом признаке угрозы. Последним появился запыхавшийся оперативник, проверявший квартиру девушки.

— Мия дома. Напугана, но цела, — тихо сказал он

Вячеслав почти незаметно кивнул, взор медленно переместился на тело старика в кресле. Внутри не наступило облегчения — ушла только острая тревога, уступив место глухой усталости и странному чувству, будто рядом был кто-то лишний, кто теперь наконец исчез.

Орден — или культ, как они себя называли — добился того, чего хотел. Послание передали, цель выполнили и исчезли бесследно. Никаких записок, символов или очевидных улик. Даже смерть старика выглядела тихой, аккуратной и продуманной, без драматизма и лишних деталей. Искать кого-то ещё здесь, в Альдене, уже безполезно.

Конечно, операция не прошла даром. Теперь у них были чёткие признаки, по которым можно было вычислить самых ярых последователей: особые метки, татуировки, характерные запахи, специфические коды и сигналы. Всё это, несомненно, могло пригодиться дальше. Вот только если старик прав и людям нельзя копать глубже?

Рой — нечто большее, чем простая сила, стихия или случайность. Возможно, благо, возможно — угроза, но точно — что-то, хранящее баланс, по крайней мере, в их понимании. Фанатичная вера, затянутая в туманную оболочку притч и суеверий, культурных кодов и детских сказок. В пустошах Альтерры таких верований хватало — они вспыхивали и гасли, оставляя после себя лишь пыль и шёпот. Иногда прятались глубоко, незаметно, выжидая нового витка.

И всё же Вячеслав теперь ясно понимал другое. Открытая охота за призраками в этом городе обречена на провал. Не имеет смысла преследовать байки, сказки, баллады, народные былины — вся сила культа была в этом. Вместо храмов они глубоко пустили корни в обычную жизнь людей, пропитав собой повседневность, язык и даже дыхание города.

Но в одном месте их стоило искать — там, где вера превращалась из культурного слоя в слепую убеждённость. Не среди простых жителей, повторяющих сказки у костров, а среди тех, кто управлял маршрутом и грузом. В самой Гильдии были, кто верил фанатично, мог пожертвовать людьми, ради сохранения баланса, которым они прикрывались.

Вот этих культистов стоило вытащить на свет. Вячеслав твёрдо решил, что начнёт именно с них. С тех, кто мог переступить грань, отдавая приказы, кто держал в руках рычаги управления караванами.

Слежка прекратилась так же резко, как началась. Исчезли чужие взгляды, растворились тени, пропала тяжесть в воздухе переулков, раньше давившая на плечи. Те, кто наблюдал, получили приказ: игра окончена, или просто перешла на новый уровень, где Жилину уже не было места.

Теперь стало ясно, вся эта цепочка событий была странной попыткой вербовки, которая с самого начала пошла наперекосяк. Они объясняли, убеждали, рассказывали притчи и почти всегда избегали давления. Их руки остались чистыми — оперативники остались целы, Мия вернулась домой здоровой. Люди выглядели почти мирными, обычными, именно в этом и крылась главная опасность.

Их сила была в отсутствии прямого насилия, в тонкой сети историй, шёпота и намёков, укоренившихся в культуре. Но эта же мягкость была и слабостью. Потому что Альтерра жила по иным законам, жёстким и простым, где реальной властью обладали те, кто говорил языком грубой силы — моторы, оружие, скорость, караваны, режущие пыль и пустошь насквозь.

Пришло время двигаться дальше. Вячеслав уже получил приказ вернуться в Вулканис, доложить, прояснить ситуацию, закрепить выводы. Но теперь он категорически отказался ехать один. Мысль о том, чтобы оставить Мию в Альдене, даже под самой надёжной охраной, была для него невыносимой. После всего произошедшего, после того, как страх однажды уже оказался реальностью, оставить её здесь означало потерять навсегда.

Он собирался забрать её с собой. Спрятать от любых угроз и теней, даже если те были лишь плодом воображения, однако пока не представлял, как это провернуть. Караван считал каждый рейс, груз, свободное место в фуре. Женщина без допуска, без чёткой задачи и статуса была угрозой системе, которая не прощала случайностей и исключений.

Но Жилин уже принял решение. Теперь оставалось только найти способ. И если такого способа не было — значит, он его создаст.

Они никогда не говорили о браке. Ни всерьёз или даже в шутку — в Альтерре сама идея формальных союзов давно утратила смысл. Бумаги были лишними, за исключением тех редких случаев, когда речь шла о наследстве, влиянии или крупных сделках.

Простые люди сходились иначе — по любви, нужде, от одиночества или в поисках защиты. Оставались вместе, держась не за подписи, а за обещания, которые давали лишь раз и навсегда: тёплые, горькие, без права на возврат.

Вячеслав не мог позволить себе настоящее кольцо — подлинные изделия из докатастрофных времён стоили дороже, чем он когда-либо зарабатывал.

Даже со скидкой от местного старьевщика не хватало жетонов. Вместо этого Вячеслав нашёл на рынке кулон. Небольшой, потёртый от времени и чужих прикосновений. Внутри было пустое пространство, куда помещалось ровно одно слово, записка или крохотный предмет.

Жилин крепко сжимал кулон в руке, поднимаясь по лестнице. Квартира встретила тишиной и всё ещё сохранившейся атмосферой тревоги: слабый свет от лампы с треснувшим абажуром, беспорядок на полу, выбитая подушка, распахнутый