Плиомикон, том I - Антон Пешкин

— Хва-а-атит! — сквозь смех кричал альбинос, извиваясь, и, наконец, выскользнул из рук отчима. — Маньяк!

Они оба засмеялись и сели, прислонившись к гусенице МТ. Под ними раскинулся вечерний пищевой цех, кое-где уже зажигались тусклые, приятно мерцающие в полумраке лампочки, а стеклянный купол над водохранилищем окрасился в цвет вечернего неба этой планеты — стал нежно-сиреневым, как плазменный огонек резака.

— Совсем тебе эта девчонка мозги запудрила, а? — улыбнулся вдруг Эол.

Техей, покраснев, отвернулся. Эол ткнул его локтем в бок, не прекращая улыбаться.

— Да ладно тебе, я ж и сам в этом кое-чего понимаю. Не скажу что я такой же бабник как наш вождь или дядя Ур, но были и на моем веку… — лицо Эола скривилось, голос он сделал нарочито мерзеньким, гиперболизированно-сексуальным. — …любо-о-овные похождения.

От того, как отчим при этом поигрывал бровями, поднимая то одну, то другую, Техей не выдержал и прыснул, а затем и полноценно, в голос засмеялся, что с ним случается крайне редко. От теплого, и вроде бы даже почти не печального смеха воспитанника, Эол и сам невольно улыбнулся.

— Я не знаю, Эол, — успокоившись, ответил наконец Техей. — Она ж меня убить хотела.

— И что? — мужчина усмехнулся, в уголках его глаз проступили хитрые морщинки. — Это делает ее менее красивой?

— Ну… — юноша замялся, подпер голову руками. — Не сказал бы.

— Ай, молодняк. Слушай, все это, все речи про племя, про заговоры и прочее — это все пустое. Жизнь у нас, конечно, не сахар, но ты все еще можешь прожить ее так, как тебе хочется. И с теми людьми, с которыми сам захочешь.

— Но как? — Техей выглядел еще печальнее, чем обычно. Глаза блестели в тусклом свете.

— Берешь — и живешь. И никого не слушаешь. Даже меня не слушай, поступай как считаешь нужным.

— Но ты ведь остался в племени.

— Потому что я посчитал нужным вырастить одного болезненного мальчика, которого нашел в заброшенном цеху хрен знает как глубоко, — Эол тепло улыбнулся, похлопал Техея по плечу. — Там людей-то, наверное, до меня не было лет сто, а вот здрасьте — младенец в камере древнего аппарата. Лучше бы тебя, конечно, другое племя нашло, но уж кто попался.

Юноша усмехнулся и уставился вдаль. Оба они молчали, добавить тут было нечего. Лишь свежий, влажный ветерок завывал в магистральных тоннелях, да сверкали под самым куполом яркие вспышки сварки.

Когда ночь окончательно вступила в права, и тысячи маленьких огоньков, словно далекие звезды, засияли в цеху, плебеи и благородные, все как один устремили взгляды наверх, к выросшему над цехом всего за три недели громадному устройству. Гигантская железная змея, чье тело извиваясь, исчезало в глубинах технических помещений вне цеха, молчала. Ее тело, покрытое влагостойкой, рыжей, напоминающей ржавчину краской, закрывало собой поднявшуюся над куполом луну. Кто-то из плебеев-фермеров думал в этот момент о том, что тяжелее теперь будет выращивать пищу на верхних ярусах гидропонных ферм. Гидроманты из благородных тоже подхватывали эту мысль — кто-то уже считал какими потерями обернется очередная сделка с электромантами, ведь теперь племени понадобится больше энергии на подпитку фитоламп.

Петраманты же, в отличие от гидромантов, в большинстве своем внутренне ликовали. Праздновать было рано, и хотя музыканты уже настраивали инструменты, в цеху пока что была гробовая тишина. Благородные с гордостью смотрели на свое детище, плебеи — радовались тому, что работа была, наконец, закончена, и в ближайшее время их ждет лишь долгий, но не столь выматывающий путь.

И, наконец, когда на атомных часах в ближайшем бюрокластере Плиоса ламповые индикаторы возвестили о начале новых суток, Анкх, вождь семьи Минос, племени гидромантов, опустил тугой, массивный рычаг. Натужно, со скрипом и жутким воем заговорила спящая до этого железная змея. Протяжный гул, леденящий душу, пронесся по бесконечной веренице тоннелей и перекрестков, коммуникаций и цехов… Машина работала, и работала прекрасно.

Петраманты, убедившись в том, что все прошло успешно, ликовали. Люди обнимали друг друга, смеялись, целовались. Музыка, усиленная громкоговорителями МТ, зазвучала на стоянке кочевников, и начался праздник. Плебеи и не подозревали о надвигающейся беде, их мысли были просты, головы заполнены тем, что близко и понятно — работа закончена, племя сыто, снова в путь, в путь, в путь…

И только благородные чувствовали, как внутри все сжимается от мерзкого, липкого страха. Но самым странным было то, что гидроманты боялись чего-то куда больше, чем кочевники, над которыми нависла страшная угроза.

— Госпожа… — Анкх, глядя на беспокойную водную гладь, обратился к Архитектору. — Разве… Разве вода должна уходить так быстро..?

Он отчаянно пытался сохранить самообладание, не впасть в пустую, бесполезную панику. Ведь все было так, как и планировало высшее существо, Архитектор, верно? Ведь уловители влаги должны справиться с таким потреблением? Ведь не отдает же племя всю свою воду, которая исчезала из водохранилища буквально на глазах..?

Но Архитектор молчала. Ни к чему ей было отвечать на вопросы простых смертных, особенно такие неудобные. Есть великий план, и только Архитекторам ведома его суть. Кто-то вписывается в этот план, кто-то — нет. Простая арифметика. Она ушла, не сказав ни слова. Растворилась в ночи, в сопровождении своих верных, преданных ей людей.

— Ублюдки… — прохрипел кто-то из благородных гидромантов, когда понял, наконец, что насос не остановится. — Это диверсия!

— Рычаг не работает, — прошептала с ужасом женщина в гидрокостюме, в панике пытаясь отключить машину. — Они подключили другой источник!

— Им нельзя было верить, нельзя! — раздался еще один голос.

Центральный остров, рукотворное сооружение из бетона, заполнился криками и гомоном людей. Началась самая настоящая паника, благородные бежали к катерам, заводили их, уплывали… Воздух заполнился запахом пота, слез и горящего бензина. Крики,