Лёд Апокалипсиса 2 - Тимофей Кулабухов

я выбираю это направление. Зато потом ещё где-то в двадцати пяти поселок Робеспьер, это вообще райцентр. Так от него будет уже не стольник до города, а где-то восемьдесят. В сущности, смешное расстояние для пешего путешествия, если бы не апокалипсис вокруг.

Морозным утром, покушав и проверив готовность, двинулись в путь. Направляясь в направлении «юго-запад», мы покидали Чехарду.

* * *

Шли медленно. Я тянул гроб, задача детей было не сильно отставать. Дарина всё время порывалась говорить, что-то спрашивать или рассказывать. Валил снег, который к тому же подхватывал уверенный ветер. Двигались без остановок, только пару раз тормозили сбегать за торосы по нужде и то после того, как я проверил отсутствие зверья.

Местность будто полярная. Занесло всё к чертям. А может просто отсутствие деревьев так сказывалось.

К вечеру я признался себе, что «промахнулся» мимо Кирилловки или же просто её занесло «с головой». Шайсе. Впрочем, всё необходимое у нас было с собой.

Выкопал круглую яму, на дне не дует и теплее. Глубина метра три, не больше. По бокам выбил небольшие углубления для гроба и прочего имущества. В середине костёр, из привозных дров. Палатку не разбивал, в свете гаснущего дня приготовил сытный ужин из консервов. Поели. Уложил детей спать в гроб. Сам пристроился в спальнике возле костра, неподалеку. Долго не могу уснуть, ворочался, хотя понимал, что нужен отдых.

На третий день странствия мы дошли до поселка, названного в честь Робеспьера. Я знал о нём только, что он был французским революционером, отправлял на гильотину противников революции, потом сторонников, а очередные отправили туда его самого. Такая милая логика, что любая революция это в первую очередь игра на выбывание, где большинство участников получат путь на плаху. И кончится это императором Наполеоном, в честь которого потом назовут торт.

Вечер. Холодно. Редкие крыши, верхние части домов. Детишки понемногу скулили, а я тащил их в сторону центра. Найти бы богатый частный сектор с камином и запасом провианта, но и просто не сильно холодный подвал сойдёт. Пока что попадались какие-то неуютные трехэтажные многоквартирные дома из красного кирпича.

Выйдя из-за угла и подтягивая гроб на повороте, я практически столкнулся с нелепо одетым бородатым парнем, на груди которого красноречиво висел автомат Калашникова. Придерживая его одной рукой, вторую он поднял в останавливающем жесте. Рефлекторно обернувшись, увидел, что позади мрачным силуэтом маячит ещё один автоматчик.

Тот, что встал на нашем пути, критически оглядел меня с головы до ног, недовольно вздохнул и махнул рукой «следуй за мной».

И мы потопали за ними. Ствол к башке не приставляли, не обыскивали, не кричали, не били, спасибо и на этом.

Спуск, подъем, путь между каких-то промышленных зданий, в мрачный проём отпертых металлических ворот, возле которых я оставил гроб, внутрь безликого прямоугольного заводского корпуса, по переходу, вниз, вверх на этаж. Старательно запоминал дорогу.

Обледенелый коридор с огромными покрытыми жирным слоем советского лака дверьми. Вытертый паркет. Распахнули двустворчатые двери, вошли.

Просторный зал, частично заполненный потрепанными тройными креслами, на некоторых из которых дремали какие-то люди. Окна залеплены снегом, но пропускали свет. Сравнительно тепло. В дальней части помещения помост, возвышенность, где установлен громадный стол, человек на десять, задняя стена украшена драной красной тканью с кисточками и оборочками. На столе прижатая парой стальных кружек — карта. В левом углу бюст Ленина высотой не меньше двух метров. Громадина. Ильич смотрел на входящих мрачно.

Примерно в середине президиума, за длинным столом, лицом к залу, сидел высокий немолодой кавказец с почтенной, почти седой бородой. Большие глаза смотрели внимательно и строго, а рот будто улыбался. Несмотря на угрозу, которая исходила из самой этой ситуации, он с первого же взгляда располагал к себе.

Народы Северного Кавказа с уважением относятся к старшим по возрасту, вплоть до социальной иерархии по этому принципу. Мысленно я окрестил его «Старший».

Наш сопровождающий что-то сказал, Старший еле заметно кивнул. В долгой паузе неторопливо посмотрел на каждого из нас троих.

— Девочка. Подойти ко мне. Присядь тут.

Дарина без колебаний подошла, поднялась на помост, уселась на стул напротив, взяла предложенную ей конфету «Кара-Кум». Мы с Серёжей остались стоять приблизительно посредине зала.

— Меня дядя Адам зовут.

Старший терпеливо сделал паузу, давая возможность ребенку сообразить, что к чему, ответить.

— Здравствуйте, Дядя Адам. Меня зовут Дарина, мне десять лет, закончила четвертый класс, я из поселка Чехарда.

— А где твои папа и мама, Дарина?

— Умерли. Замерзли. — Она опустила глаза.

— Это твои братья?

— Нет. Это Сережа и Дядя Антон.

— Антон, значит. Скажи Дарина, а Антон хороший?

Я почувствовал, что в этом вежливом и многозначительном вопросе решается моя судьба. Мой сопровождающий или даже точнее «конвоир», без показухи и тени сомнения, «с пояса» направляет в мою сторону автомат, сделав полушаг вперед, чтобы Серёжа не попал на линию огня. Дядя Адам это тоже видит. Я пожал плечами, осторожно, без резких движений снял лямку АКСУ, передал его другому кавказцу, хотя они и не показывали жестами, чтобы я так сделал. Всё это произошло плавно и без единого звука. Старший при этом о чем-то утвердительно кивнул. Тем временем Дарина отвечала на вопрос.

— Он ведёт нас с Серёжей в безопасное место. Серёжа мой сосед из одиннадцатого дома. Дядя Антон кормит нас и поит, одел в новую одежду и компасы дал, пользоваться научил. А ещё он убил Лидию Евгеньевну, сказал, что она превратилась в Бабу Ягу.

При этих словах брови Дяди Адама существенно двинулись вверх, он посмотрел мне в самую глубину глаз. А мне очень захотелось вспомнить, ставил ли я вальтер на предохранитель.

— А Лидия Евгеньевна была хорошая?

— Она заботилась о нас. Но она скушала маленького Стасика. Он младший брат Майки, ему было всего пять или шесть. Он грустил, много плакал. Она убила его железной трубой и сварила из него кашу с кукурузой. Я не хотела его есть. И Серёжку избила.

При этих словах, на глазах девочки блеснули слезы. Старший потянулся и мягко положил ей на плечо руку.

— Плохая была? Злая?

Дарина молча кивнула.

— До Чехарды двадцать пять километров. Пешком шли?

— Да. По снегу. Ночевали в больших ямах. Грелись у костра, кушали тушенку. Вкусно.

— А как вы спали в этих ямах из снега? Дядя Антон трогал тебя?

— Мы с Серёжкой спали в гробу, а Дядя Антон снаружи в обнимку с топором. Иногда он храпел.

— В гробу спали? — брови старшего повторно поползли вверх.

— Да там был такой на полозьях… — вмешался было в разговор мой сопровождающий, но старший предостерегающе поднял вверх палец, чтобы