Ковчег спасения. Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

Ознакомительный фрагмент

– Мы пройдем дальше, в изолированную часть корабля, – предупредила Скади. – Там вы почувствуете себя по-другому. Не сразу, конечно. Эта переборка – граница, за которой люди начинают ощущать неприятные эффекты. Я имею в виду тревогу, испуг. Уверены, что хотите идти дальше?

Ремонтуар глянул на Фелку, та кивнула.

– Скади, ведите нас! – сказал он.

С легким свистом переборка втянулась в стену, открыв пустой холодный коридор. Люди пошли вперед, затем спустились на несколько уровней, используя круглые площадки-лифты.

Ремонтуар прислушался к ощущениям, но пока не обнаружил ничего странного. Вопросительно поднял бровь, взглянул на Фелку, но та недоуменно покачала головой. Она тоже не ощущала перемен, а ведь была куда чувствительней.

Дальше шли по коридорам, останавливаясь передохнуть. Наконец достигли плоской стены, лишенной каких-либо обозначений – реальных, голографических или энтоптических. Здесь краб остановился, и на уровне человеческой груди в стене появилось отверстие в форме кошачьего зрачка, расширилось, и оттуда хлынул красный свет.

– Мое жилище, – сообщил краб. – Добро пожаловать!

Вслед за ним двое шагнули в большую теплую каюту. Ремонтуар удивленно осмотрелся – он ожидал увидеть нечто совсем иное. Каюта практически пустовала. Всего несколько устройств тут и там, а посреди – небольшая конструкция, напоминающая авангардистскую скульптуру. Помещение наполнял мягкий гул машин, казавшийся вполне обыденным.

Ремонтуар подошел к замеченному первым агрегату, черному яйцевидному контейнеру на тяжелом ржаво-красном пьедестале, с допотопными на вид циферблатами и стрелками. Контейнер казался реликвией самых первых шагов человеческой космонавтики. Ремонтуар наконец узнал его: это аварийная шлюпка демархистского производства, простая и надежная. Корабли сочленителей никогда не несли шлюпок.

Корпус суденышка пестрел предупреждающими надписями на всех распространенных языках: норте, русише и каназиане, – а также яркими значками и диаграммами. На контейнере были крестообразно смонтированы реактивные двигатели, торчали серые бугры датчиков и коммуникационных приборов, у основания были сложены солнечные паруса и атмосферные парашюты.

Дверь держалась на отстреливаемых болтах, имелось крошечное треугольное окошко.

Шлюпка не пустовала. Сквозь стекло виднелась складка розовой плоти, погруженной то ли в амортизирующий гель, то ли в вязкий питательный раствор. Плоть шевелилась медленно и ритмично.

– Скади? – спросил Ремонтуар, вспомнив о ее увечьях.

– Посмотрите внимательнее, – посоветовал краб. – Думаю, вы удивитесь.

В контейнере оказалось скорченное в позе зародыша розовое тело, окутанное проводами и катетерами. Грудь медленно расширялась и почти незаметно опадала – тело дышало.

Это точно не Скади и даже не ее останки. Тело нечеловеческое.

– Что это? – прошептала Фелка.

– Гиперсвинья, – ответил Ремонтуар. – По имени Скорпион. Мы нашли его на корабле демархистов.

Фелка коснулась металлической стенки контейнера. Ремонтуар тоже приложил ладонь, ощутил мерный гул, пульсацию аппаратуры жизнеобеспечения.

– Зачем он здесь? – спросила Фелка.

– Летит навстречу правосудию. Когда приблизимся к центру системы, выбросим шлюпку и позволим Феррисвильской конвенции ее подобрать.

– А потом?

– Его будут судить, признают виновным в многочисленных преступлениях и затем, согласно действующим сейчас законам, убьют. Необратимая нейросмерть.

– Вы говорите таким тоном, будто одобряете.

– Приходится сотрудничать с конвенцией. Она может сильно осложнить наши дела в окрестностях Йеллоустона. В любом случае свинью следовало бы возвратить. Поверьте, для нас было бы гораздо лучше, если бы он просто умер. К сожалению, когда передадим мерзавца конвенции, у него останется небольшой, но реальный шанс выжить.

– В каких преступлениях его обвиняют? – спросила Фелка.

– В военных, – брезгливо ответила Скади.

– Это мне ни о чем не говорит. Как он может быть военным преступником, если не принадлежит к воюющей фракции?

– Все просто. Согласно конвенции, нарушение практически любого закона в зоне боевых действий считается военным преступлением. А у Скорпиона предостаточно эпизодов: убийство, разбой, терроризм, шантаж, кража, вымогательство, экологический саботаж, контрабанда нелегальных разумов альфа-уровня. Если на то пошло, он нарушил все мыслимые законы в пространстве от Города Бездны до Ржавого Пояса. Он и по меркам мирного времени отъявленный преступник. А на войне большинство его злодейств карается необратимой нейросмертью. Он заслужил ее несколько раз, даже если не принимать во внимание, с каким садизмом совершались преступления.

Скорпион безмятежно дышал. Ремонтуар наблюдал за подрагивающим защитным гелем и думал, снятся ли гиперсвиньям сны. Вряд ли. А если все же снятся, то какие? Седьмая Проба ничего не говорил о снах, но он мало походил на прочих свиней. Он представлял собой раннюю модель, его организм сформировался неудачно, и психику даже с большой натяжкой нельзя было назвать здоровой. Хотя глупцом Седьмая Проба уж точно не был, напротив, отличался редкой хитростью. А еще изобретательностью – в пытках и принуждении. До сих пор на задворках памяти Ремонтуара жили давние ужас и боль, будто звучал нескончаемый, никогда не слабеющий крик.

– И что же особенного в его преступлениях? – спросила Фелка.

– Скорпион любит убивать людей. По сути, возвел это в ранг искусства. Конечно, он не исключение, военным временем пользуется сейчас много уголовной мрази.

Скади-краб прыгнул, ловко приземлился на постамент контейнера и сказал:

– Но эта тварь наслаждается убийствами.

– Мы с Клавэйном протралили его память, – тихо произнес Ремонтуар. – И увидели то, за что надо бы казнить на месте, причем