Земля: Начало - Михаил Ран

бы кто-то несколько месяцев назад сказал мне, что главным подарком станут внеземные технологии, которые я смогу использовать для работы с какими-то странными системами… я бы рассмеялся и покрутил пальцем у виска, сразу выдавая оратору несколько номеров психотерапевтов.

Но теперь, как любитель техники со стажем, я мог бы назвать это лучшим подарком из всех возможных.

В этот "особенный" день осталась тень, которая никак не хотела отступать. Хоть меня сильно не ограничивали в движениях и перемещениях по их базе. Но Серёжу я так больше и не смог увидеть. Последний раз, вчера вечером, издалека наблюдал, как его увозят куда-то на медицинской каталке в сопровождении шести охранников и медицинского персонала.

Вообще мало кого видел за последние дни. Только Лаврентия Павловича и Артема Артемовича.

Коридоры в этой части жилых блоков были пустынными, а разговоры, если и случались, то были отрывочными, как короткие сны, которые невозможно вспомнить утром.

Наверное, я должен был испытывать раздражение или тревогу, но вместо этого внутри всё гудело какой-то тихой хандрой.

Будто в голове выключили свет, оставив лишь тусклое дежурное освещение.

После душа, когда вернулся в свой блок, меня ждал "праздничный" завтрак: пара тонких кусочков чёрного хлеба, безнадёжно зачерствевших по краям. Каша… что-то среднее между перловкой и чем-то близким к картону, но хотя бы она была горячей. Несколько сырников, упрямо теряющих форму. И чашка чая. Горячего и дымящегося. И, чёрт возьми, я был уверен, что сахара в нем нет совсем!

Усевшись на краешек койки, поставил поднос на колени и пару секунд смотрел на этот скудный натюрморт, пытаясь поймать себя на правильной эмоции. Например, на радости. Или хотя бы на благодарности. Но это выходило плохо.

Долго размышлять над смыслом происходящего у меня не было ни сил, ни желания. Просто взялся за еду.

Чай оказался единственным, что не вызывало внутреннего протеста от моего желудка — горячий, терпкий, он будто вытягивал остатки сна из моего тела. Каша, как и думал, оказалась безвкусной, вязкая масса больше напоминала строительный раствор, которым скрепляют газобетонные блоки. Сырники просто таяли под вилкой теряя свою округлую и аппетитную форму.

Я почти прикончил завтрак, когда раздался стук в дверь. Глухой, короткий. Из-за чего внутри все рефлекторно сжалось.

— Проходите. — мой голос прозвучал гулко, отразившись от стен.

Дверь открылась почти сразу. На пороге стоял Марков. Не в своем привычном строгом костюме, сегодня он был одет легче: черная кожаная куртка, тёмно-синяя рубашка без галстука и классические джинсы. Чуть менее официальный, но всё такой же собранный. Как будто и сон, и усталость для него были мифами.

— Доброе утро, Александр. — сказал он нейтральным тоном, окидывая взглядом комнату. — Как вам спалось?

— Спасибо, нормально. — ответил я быстро. И, не теряя времени, задал вопрос, который действительно меня сейчас волновал. — Скажите, могу ли я увидеть Сергея?

Марков прикрыл за собой дверь и направился к стулу у стола. Сел, не дожидаясь приглашения, и поставил на колени свою поклажу.

— К сожалению, нет. — ответил он, открывая замок на дипломатe. Его движения были размеренными, как у хирурга перед операцией. — В соответствии с нашим соглашением, Сергей проходит интенсивное лечение. Сейчас он в медблоке. Доступ к нему ограничен только врачами и сопровождающими охранниками.

Его голос был холодным, без лишних интонаций. Просто констатация фактов. Права на обсуждения которых его собеседники не имели.

Я стиснул зубы. Было желание задать еще десяток вопросов, но вынужденно сдерживал себя в руках. Знал — всё бесполезно.

— Хорошо… — выдохнул я. — А можно хотя бы позвонить родителям? Они будут меня сегодня искать.

— Конечно. — вдруг легко согласился Марков, словно это было само собой разумеющееся. — Тем более сегодня у вас особенный день. Он усмехнулся уголком губ.

— Двадцать девять лет, как-никак. С днём рождения, Александр.

Я моргнул, не сразу сообразив, как реагировать на его поздравление.

— Спасибо… — выдавил я в ответ, ощущая странную пустоту внутри. Как-то по-детски я всё еще ждал от этого дня… чего-то большего, и совсем другую компанию.

Марков кивнул, продолжая рыться в дипломате. Бумаги шуршали в его руках, создавая странный фон, на котором мои мысли плавали, теряя опору.

Я взял кружку с остатками чая и сделал мелкий глоток. Жидкость остыла, но всё равно приятно обволакивала горло.

Марков между тем вытащил небольшой черный телефон и положил его на стол передо мной.

— Когда будете готовы, можете набрать. Только родителям, Александр. — он пристально посмотрел мне в глаза. — Мы всё-таки заботимся о вашей безопасности. И об их тоже.

Телефон в руке казался странно тяжелым. Словно я держал не просто устройство связи, а последний канал, связывающий меня с прошлой жизнью.

Разговор с родителями прошел на удивление спокойно. Они не удивились незнакомому номеру, я частенько звонил и с рабочих устройств, и через виртуальные сети.

Мама много спрашивала: о здоровье, о самочувствии, о том, хорошо ли я ем. Голос её дрожал от волнения, и был где-то на грани. Я слышал, как она сдерживает эмоции.

Отец был сдержан, как всегда. Сухой обмен новостями, про близнецов, про дела дома. В его тоне чувствовалась всё та же холодная обида за давний уход из института. Но под этой коркой сквозила забота, негромкая, упрямая, местами по-мужски грубая.

Я сказал им, что у меня всё хорошо. Пообещал выйти на связь снова, когда будет возможно. И то, что постараюсь в ближайшее время к ним заехать. Когда кладешь трубку в таких разговорах — внутри обрывается нечто важное.

Телефон я положил на стол медленно, осторожно, как будто боялся спугнуть оставшееся тепло, полученное в ходе общения с близкими. Что-то внутри просилось позвонить Рите, узнать как у неё дела, всё ли хорошо. Но холодный и трезвый расчет говорили: она не возьмет трубку. А мне не дадут ей позвонить.

Марков, всё это время молчаливо сидевший в кресле, лениво прокомментировал: — Быстро вы наговорились.

Я усмехнулся, чуть пожав плечами. — Да говорить-то особо не о чем. Вы же понимаете… — взгляд скользнул по стерильным стенам, будто ища за ними хоть намёк на прежний, нормальный мир. — Такое не рассказывают.

— Тут вы правы. — Марков поднялся, дипломат подхватил под руку. В его движениях не было ни спешки, ни усталости — только безукоризненная выверенность. Дойдя до двери, он на секунду обернулся. — Через пару часов за вами зайдут. Товарищ Лаврентий Павлович просил, чтобы вы были в максимально хорошей форме. Сегодня важный день.

Я молча кивнул. Дверь за ним закрылась с мягким щелчком. В комнате резко стало пусто и чуть тише, будто воздух сам