Возвращение в Полдень - Евгений Иванович Филенко

– Два последних фрагмента относительно невелики и соразмерны. «Фрагментом 3» обладала астронавт Рашида Зоравица, а «фрагментом П» – астронавт Олег Пазур. В дальнейшем я перестану акцентировать внимание на роде занятий наших фигурантов из экономии времени. – Изящный полупоклон в сторону президиума. – И если в первом случае «длинное сообщение» лишь вяло экранировалось, внушая своему хранителю, а точнее хранительнице, стойкое отвращение к внеземным инициативам, то «фрагмент П», судя по всему, защитных механизмов был лишен вовсе. Что привело к его утрате при самых трагических обстоятельствах.

– Назовите же вещи своими именами! – потребовал все тот же настырный неофит. Звали его Ярек Шкволка, специалист по перегруженным системам, и что означал этот термин, можно было лишь строить догадки. – Мы взрослые и ответственные люди…

– Командор Олег Иванович Пазур умер, – раздраженно вмешался Кратов. – Преждевременно и по причинам, мало связанным с тем, что хранилось в его голове. Что тут неясного?

– Теперь ничего, – быстро сказал неофит Шкволка. – И в мыслях не было задеть.

– Вы позволите? – спросил у него Мадригаль с преувеличенной вежливостью.

Шкволка совершил неопределенный жест над головой, как будто раскрутил невидимый винт. Кажется, он был начисто лишен комплексов.

– Возникает резонный вопрос, – как ни в чем не бывало продолжил Мадригаль. – Почему утраченный «фрагмент П» не имел защитных механизмов, в то время как все прочие имели? – Он выдержал паузу, которая прервалась, едва только со стороны президиума донеслось недовольное ворчание Ламберта. – Потому что это был ключевой фрагмент. Это был «розеттский камень», которого мы в силу трагических обстоятельств оказались лишены. Он был слишком невелик и целиком достался одному человеку. А его сервисные контуры, какие в иной ситуации были бы надежной защитой от разрушения, остались в соседнем «фрагменте 3». Мы имели на руках три тома большой книги без словаря для ее прочтения.

Кратов поймал на себе взгляд Шароны, исполненный материнской любви.

– И тут вас осенило, – шепнула она.

Кратов неопределенно усмехнулся. «С какого-то момента мне все вокруг только и твердили, что о тахамауках, – подумал он. – Не то чтобы открытым текстом… Так что здесь есть и моя малая доля заслуги. Осенило…» Словно бы прочтя его мысли, женщина толкнула свой бокал в его сторону, и он, шепнув слова благодарности, содрал крышку с торчавшей трубочкой и сделал большой глоток. К его изумлению, это оказалось слабое, разведенное льдом, но все же пиво. Шарона молча подняла большой палец в знак одобрения. «Ни черта меня не осенило. Мне постучали изнутри моей памяти, и кто я был таков, чтобы не отворить?!»

– Да, в этом прямая и неоспоримая заслуга доктора Кратова и его интуиции, – между тем говорил Мадригаль.

– И его команды! – требовательно вскричал из своего угла Торрент.

– Безусловно, – не возражал Мадригаль. – Отметим заслуги и доктора Торрента, что столь бурно здесь присутствует, и дона Мануэля Спирина, сотрудника Тауматеки, и многих других, кто уклонился от публичности. Мозговым штурмом упомянутых персон были установлены как периодичность рассылки «длинного сообщения», так и возможные предшествующие получатели. Возникла гипотеза о дополнительном материале, который мог бы закрыть лакуны в нашей версии пакета.

Он взмахнул рукой, словно фокусник волшебной палочкой, и на экране возникла еще одна лента, на сей раз поделенная точно пополам.

– За восемьсот семьдесят пять лет до нашего случая «длинное сообщение» было получено экипажем грузового транспорта тахамауков. Известно было, что один из членов экипажа погиб. Половина информационного массива, «фрагмент Т», была утрачена.

– Почему «фрамент Т»? – снова не выдержал Шкволка.

– По имени астронавта-тахамаука. Его звали Ташкранх Ташенхугн.

«А я почти забыл это имя, – подумал Кратов. – Помнил, но забыл в суете и заботах. Это было неправильно. Ташкранх Ташенхугн. Покойся в мире, брат-звездоход».

– «Розеттский камень» мог находиться в утраченном фрагменте. Содержание «длинного сообщения» тахамауков могло иметь иную структуру. И еще много рисков, перечислять которые нет времени. – Мадригаль обвел аудиторию проясневшим взором. – Но нам повезло. Тахамауки не ведают биологической смерти. Второй астронавт, Нфебетнехп, оказался жив и готов к сотрудничеству. Мы закрыли лакуну при помощи «фрагмента Н» и получили все ключи к расшифровке.

– Почему вы постоянно упоминаете «розеттский камень», Рамон? – спросил Вортигерн Мпумеле. – Это одна из ваших аллегорий?

– Напомню: расшифровкой занимались не мы, – сказал тот, – а высшие, с позволения сказать, силы. Человечество, увы, не располагает достаточными интеллектронными мощностями, чтобы обработать такой объем информации в разумные сроки. Наш вклад и без того велик: все же, именно мы, люди, получили, локализовали и сохранили «длинное сообщение», и это есть предмет нашей всеобщей гордости, но не повод для фанаберии. Я знаю об участии в проекте Вхилугского Университета галактических технологий. Для справки, это территория цивилизации нкианхов. Но решающий вклад был внесен, по-видимому, учеными более древних цивилизаций, давно отошедших от активного участия в галактических инициативах. В отчетах никакие астронимы не упоминаются, но по косвенным признакам можно предполагать участие культуры Эфаддертас.

– Доктор Кратов, – обратился Ламберт. – Можете дать комментарий?

– Да, – сказал тот, порываясь подняться, но Шарона деликатно придержала его за плечо. – Эфаддертас – действительно очень древняя и закрытая культура. Она обитает в звездной системе Эфарра и, возможно, в некоторых смежных системах компактного звездного кластера Дикая Утка в созвездии Щита. Это не гуманоиды, а эйдос более высокого уровня, переходная форма между осесимметричными структурами и дисперсными состояниями.

– Плазмоиды?

– Нет, плазмоиды не имеют постоянной формы, не управляют ею, равнодушно полагаясь на внешние формообразующие факторы – магнитные поля, давление потоков частиц… а эфаддерты все же достаточно инкапсулированы, хотя сами избирают себе ту форму, какая более подходит насущности момента. – Кратов понемногу увлекался, а всеобщее благожелательное внимание и отсутствие реакции Ламберта сильно подогревали его энтузиазм. Однако пронизывающий взгляд Торрента сулил мало радостей в обозримом будущем. – Еще интереснее то, что эфаддерты утверждают, будто они ведут происхождение от культуры Эмадна, пережившей Большой Взрыв, наследуют ей генетически и цивилизационно.

– Эфаддерты, Эфарра, Эмадна… – проворчал Шкволка. – Прямо-таки болезненное пристрастие к фонеме «э»…

– Не забудьте про этих… про эйханов, коллега, – ввернул некто Корбен Картрайт, магистр педагогики.

– Про эхайнов, – поправил Вортигерн Мпумеле. – Вот уж о ком многие с удовольствием позабыли бы!

В зале послышался смех. Доктор Мадригаль напыжился и побагровел.

– Как отнесется почтенное собрание к тому, что я рискну продолжить? – спросил он мефистофельским тоном.

– Всецело одобрительно, – сказал Ламберт. – Не скромничайте, Рамон, вы вправе осадить всякого, кто посмеет вам