Рай-1 - Дэвид Веллингтон

– Эта штука, на которую я смотрю, – продолжил Плут, – может в одиночку вести войну. Совершенно не нужно столько вычислительной мощности, чтобы управлять транспортным кораблем.

Петрова покачала головой.

– Неважно. Скажи мне только одно – это помешает нам попытаться реактивировать Актеона?

– Нет, – ответил Плут. – Процедура, которую мы придумали, должна работать независимо от того, с каким большим или умным мозгом мы имеем дело. Просто это займет немного больше времени, чем мы планировали. Может быть, даже пару лишних секунд.

Петрова понимала, что для искусственно созданного разумного существа вроде Плута это, вероятно, звучит как много времени. Но решила, что для нее это не имеет значения.

– Чжан, может, стоит уже начать?

– Да, – отозвался Чжан. – Да, хорошо.

Паркер наклонился к ней, словно собираясь открыть секрет.

– Эй, буквально на минутку…

– Не сейчас, – отмахнулась она.

Чжан занял место возле одного из настенных дисплеев. Он постучал по нескольким виртуальным клавишам и отошел в сторону.

– Это все, что нужно. Теоретически, – сказал он. – Осталось только немного подождать.

– Как это работает? – спросила она.

Чжан повернулся и посмотрел на нее.

– Плут выяснил, что мы все еще можем передавать сообщения Актеону. Он перезапускается сотни раз в секунду, но это значит, что в промежутках между перезагрузками он все еще активен и осведомлен, только на очень, очень короткий промежуток времени. Плут может отправить сообщение достаточно быстро, чтобы Актеон был вынужден прислушаться – и отреагировать. Далее нам нужна была проблема, над которой он мог бы работать. Что-то, что поглощало бы все больше и больше его вычислительной мощности, заставляло бы его бодрствовать все дольше и дольше и думать все напряженнее и напряженнее, пока он не стал бы использовать столько ресурсов, что не успел бы даже заметить василиска, не говоря уже о том, чтобы быть поглощенным им.

– Это звучит… слишком просто, – произнесла Петрова.

– О, ну, это еще и невероятно опасно, – заметил Чжан.

– Какую задачу вы перед ним ставите?

– Нужно что-то, что можно масштабировать, верно? Что-то, что начинается с малого, но может развиваться. Что-то, что Актеон уже ценит, что-то, что он очень, очень хочет сделать правильно. Поэтому я сказал ему, что его пассажиры в опасности.

– Мы, ты имеешь в виду. Он не знал об этом?

– Я сказал ему, – продолжил Чжан, – что нам угрожает опасность быть скомпрометированными тем, что транслирует василиск. Какой бы вектор ни использовал возбудитель инфекции. Я сказал Актеону, что, возможно, мы – люди на «Артемиде» – можем заразиться. Затем я немного повозился и внес некоторые изменения в его пассажирскую декларацию. Я сказал ему, что слово «пассажир» может означать всех людей на «Персефоне», поскольку они находятся так близко. Затем я добавил всех людей на приближающемся транспортнике и военном корабле, и все корабли в системе Рая, и всех колонистов на планете, и всех людей на Земле и в Солнечной системе… – Он остановился, чтобы перевести дыхание.

– Вы сказали Актеону, что каждый человек во всем мире – один из его пассажиров?

– Да. То есть в метафорическом смысле. Я сказал ему, что он отвечает за их безопасность. Это займет много его вычислительной мощности, чтобы найти способ защитить всех.

– Это просто великолепно, – сказала Петрова.

Чжан открыл было рот, словно собираясь что-то ответить. Казалось, он очень удивился комплименту. Через секунду он закрыл рот, а затем весело улыбнулся ей. Так, словно впервые увидел в ней человека.

– Это довольно рискованно, – заметил Плут. – Мы не знаем, как Актеон воспримет такую ответственность. Он может решить, что лучший способ защитить вас – погрузить обратно в криосон и не выпускать. Или что лучший способ защитить человеческую расу – это убить всех до того, как люди успеют заразиться.

– Ох, – выдохнула Петрова. – И никто не подумал об этом перед тем, как мы послали импульсный сигнал?

Нет, конечно, не подумали.

– Кажется, работает, – подал голос Паркер. – А значит, мне очень, очень нужно прямо сейчас кое-что сказать.

– Почему ты думаешь, что работает?

Паркер обвел рукой помещение. Петрова лишь через секунду поняла, что он предлагает ей взглянуть на скрюченные деревья вокруг них, на фруктовый сад – визуальное представление болезни, которая охватила мостик. Сад становился все прозрачнее, все менее реальным. Деревья выглядели так, словно их сгенерировала менее мощная графическая программа, чем раньше, – менее красочными, более угловатыми. Затем, одно за другим, они начали усыхать и исчезать. Кучи листьев с острыми краями падали на палубу.

– Как осенью, – сказала Петрова, понимая, что никто на «Артемиде», вероятно, никогда не видел настоящего леса в любое время года. – Вот черт. Думаю, и правда работает.

Пожалуй, самое впечатляющее последствие изменений – на мостике снова появились обзорные экраны. Они, конечно, всегда там были, но темная листва их заслоняла. У Петровой перехватило дыхание, когда она поняла, что с того места, где она стоит, видна планета.

– Смотри, – сказала она, бросаясь к окнам. Рай-1 был совсем близко. Размером не больше, чем ноготь ее большого пальца, но совсем рядом. Она могла различить океаны и вихри облаков на коричневато-серой поверхности. Там может быть мать, подумала она, а также тысячи колонистов. И конец их миссии.

– Можем ли мы… можем ли мы и правда долететь? – спросила она.

Позади нее лес почти исчез. Мостик возвращался к своему первозданному виду. Она ожидала услышать высокочастотный гул, переходящий в крещендо, или, может, фонтаны искр, вырывающиеся из компьютеров. Вместо этого иллюзия темного леса просто растаяла, и на ее месте она увидела кучу меха на полу в центре. Светящаяся куча начала подергиваться и поднимать в воздух длинную изящную морду. Затем появились глаза, а потом из головы выросли рога, увенчанные светящимися звездами.

– Актеон, – проговорила она. – Это Актеон…

– Петрова, – позвал Паркер. – Саша! Послушай. Просто послушай меня секунду.

Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Он выглядел… грустным? Возможно, сожалеющим. Но в основном очень, очень грустным.

– В чем дело? – спросила она.

– Мне нужно тебе кое-что сказать. Я думал… что понимаю, что происходит.

– Что? Где, на «Артемиде»?

Он покачал головой. Казалось, ему отчаянно хотелось высказаться, но в то же время он был слишком напуган, чтобы произнести хоть слово. Он потер лоб.

– Я думал, это второй шанс. Когда-то я испортил свою жизнь и так и не смог стать пилотом, каким хотел быть. Я думал, что «Артемида» – это мой шанс на искупление. Теперь, кажется, я понимаю. Дело не во мне. Дело было не во мне. Ты должна знать… ты должна знать, что я…

Но тут произошло сразу две вещи, которые она не могла переварить одновременно. В