Олег Авраменко - Звезды в ладонях

— Известно. Но я этого не боюсь. И, кстати, не вздумайте надеть на него намордник.

— Вы полностью берёте на себя ответственность за все последствия?

— Да, полностью.

Администратор кивнул:

— Ваши слова записаны, капитан Матусевич. В случае чего они послужат доказательством, что мы вас предупреждали.

— Да, безусловно, — согласился я.

Администратор покинул помещение, и почти сразу после этого стеклянная стена поднялась к потолку. А через пару минут в комнату ввели альва Григория Шелестова. Его сопровождало двое охранников в плотных, водонепроницаемых комбинезонах, прикрывающих всё тело от шеи до самых кончиков пальцев, а на голове у них были надеты шлемы с прозрачными смотровыми стёклами. Оставив альва наедине со мной, они сразу же ушли.

— Здравствуй, Григорий, — сказал я.

— Здравствуй, брат-человек, — ответил альв. — Не думал я, что ты захочешь повидаться со мной.

— Однако захотел. Со мной должен был прилететь и Лайф, но он ранен и теперь лежит в лазарете. Он так сожалел, что не может встретиться с тобой.

Шелестов встревожился:

— Рана серьёзная?

— Да нет, пустяковая. Через неделю Лайф будет в полном порядке. Он и сейчас может ходить, но врачи строго-настрого запретили ему полёты. Так что он передаёт тебе самые искренние приветствия.

Альв вздохнул:

— Жаль. Я так хотел ещё раз увидеться с ним. Ведь он мой лучший друг, настоящий друг — единственный среди людей и альвов.

— Как с тобой обращаются? — спросил я.

— Люди никак, — ответил он грустно. — Совсем никак. Ко мне, как и к другим альвам, они относятся... не по-человечески. Просто как к опасным животным. Меня это очень, очень печалит. Но теперь я понимаю их отношение. Я познакомился с другими альвами. Они... они действительно больны. Они совсем не помнят, как наш народ дружил с людьми. Не помнят, как мы были братьями. Не хотят даже говорить о том, как много вы для нас сделали. Они считают вас злобными и жестокими, они обвиняют людей во всех смертных грехах, рассказывают небылицы о дискриминации и преследованиях. Я знаю, что всё это неправда, потому что несколько приведённых ими примеров относятся ещё к тем временам, о которых я знаю. Все те случаи исковерканы, искажены, приправлены ложью, а некоторые мелкие недоразумения, что случались между отдельными представителями наших рас, нынешние альвы представляют как злонамеренные действия со стороны всего человечества... Это ужасно, друг-Стефан! Меня это приводит в отчаяние.

Я сочувственно покачал головой.

— А как другие альвы относятся к тебе?

— Плохо, очень плохо, — с горечью ответил Шелестов. — Я пытался раскрыть им глаза, развеять их заблуждения, но они только смеялись и издевались надо мной, называли меня глупой комнатной собачонкой. Потом несколько раз били, а однажды пытались задушить. Но тогда вмешались охранники. Тех, кто хотел меня задушить, они просто отогнали прочь, а меня жестоко избили. Я знаю, они это сделали специально, после того случая братья-альвы уже не трогали меня, они продолжали издеваться, насмехаться надо мной, но... но уже без злобы — мол, ты, Гриша, наивный, глупенький братец, вот видишь, как обращаются с тобой твои любимые люди. — Лохматой лапой он вытер слёзы со своих глаз. — Впрочем, сейчас братьям-альвам уже не до меня. Они сейчас трясутся от страха, каждую минуту ожидают смерти.

— Почему?

— Да всё из-за того, что эти изуверы-габбары сделали со Страной Хань. Мы все шокированы. Мы потрясены. А сегодня, когда меня забрали из барака и без всяких объяснений куда-то повели, я испугался... я думал, что меня расстреляют.

— Мы не убиваем военнопленных, Григорий.

— Но габбаров же вы убили. Пять дней назад. Вечером они ещё были в бараке, а утром уже все до одного исчезли. А охранники намекнули нам, что... что мы можем последовать за ними.

— Они просто пугали вас. Этакий мрачный юмор. На самом деле габбаров перевели в другой купол, подальше от вас, чтобы избежать неприятных инцидентов.

— Каких инцидентов?

— Дело в том, — объяснил я, — что альвы и дварки сейчас воюют с габбарами.

— Что?! — Он даже подпрыгнул от неожиданности. — Мы выступили против этих гнусных тварей? Мои соотечественники наконец-то опомнились и поняли свои заблуждения?

— Увы, нет. Они по-прежнему ненавидят людей. Как и раньше, мы враги. Альвы с дварками воюют не за нас, а против габбаров. Воюют не из любви к нам, а из страха перед нами.

Шелестов вконец растерялся:

— Я не понимаю тебя, брат-человек.

— Сейчас поймёшь. В отместку за Страну Хань мы уничтожили всех габбаров, которые засели на Земле и отказывались сдаваться. Сейчас наши санитарные команды как раз собирают тела погибших и поддают их кремации. Также мы разрушили нашим новым оружием три габбарские планеты и три келлотские. Что касается келлотов, то они поняли, что нам по силам истребить всю их расу подчистую, и стали вести себя тише воды ниже травы. Зато габбары попытались подвергнуть ядерной бомбардировке планету Мельпомену в системе Ригеля. Вместе с ними её охраняли альвы и дварки. Они выступили против габбаров, так как знали, что за уничтожение Мельпомены мы станем мстить и их расам. Сейчас наши войска уже находятся в локальном пространстве Ригеля и вместе с силами альвов и дварков громят габбарский флот. Но это отнюдь не значит, что мы снова стали друзьями или хотя бы союзниками. Мы просто заключили временное перемирие — перемирие, основанное на страхе. Мы по-прежнему ненавидим и альвов и дварков, а они ненавидят нас.

Шелестов обхватил голову лапами.

— Это ужасно, брат-человек! Мир совсем обезумел. Как же это могло случиться?

— Не знаю, Григорий, я сам ничего не понимаю. Мне ясно только одно: в этом безумном мире ты чужой. Ты чужой, как для нас, людей, так и для своих братьев-альвов. — Я достал из кармана пластиковый пакет, который передал мне Сигурдсон, и вручил его Шелестову. — Здесь есть всё необходимое, чтобы ты стал полноправным хозяином «Валькирии». Лайф дарит её тебе. Мы договорились с командованием, что тебя доставят к Звезде Дашкова и пересадят на яхту. А дальше поступай, как хочешь. Но мой тебе совет: беги прочь. Корабль, который доставит тебя к яхте, наполнит топливные баки, и дейтерия тебе хватит на десяток тысяч парсеков. Там, на диске, который лежит в пакете, есть полный каталог всех известных планет, пригодных для человеческой... ну, и альвовской жизни. Их много в радиусе десяти килопарсеков, и большинство из них необитаемы. Выбирай себе любую по вкусу и живи там. На «Валькирии» установлен довольно мощный конвертор, который способен выделять из обычной воды тяжёлую18, а потом добывать из неё дейтерий. Так что энергии тебе хватит до конца твоих дней. Это всё, чем мы можем тебе помочь.

Альв задумчиво повертел в лапах пакет, даже не раскрывая его. Затем грустно посмотрел на меня:

— Ты сказал: много пригодных для жизни, но необитаемых планет. А мы воюем друг с другом. Зачем? Что нам мешает быть братьями?

Я отвёл в сторону взгляд.

— Ты спрашиваешь о таких вещах, на которые я сам не нахожу ответа. Я в растерянности, Григорий. Галактика так велика, что мы, все десять разумных рас, могли бы жить в ней, совсем не общаясь друг с другом. Мы могли бы разделить её на сферы влияния, настолько огромные, что для их освоения понадобится много миллионов лет. Но мы воюем друг с другом... Да, ты прав — это безумие. Форменное безумие. И самое страшное, что ничего поделать с этим мы не в силах.

 — А, может, мы просто не хотим? — Так и не заглянув в пакет, альв сунул его в карман своих шортов. — Я, пожалуй, последую твоему совету, друг-Стефан. Я спрячусь где-то на необитаемой планете — но не навсегда. Мне нужно некоторое время, чтобы обдумать всё случившееся, а потом я вернусь к своим братьям-альвам и попытаюсь образумить их.

— Ты закончишь так же, как и Ахмад, — сказал я. — Для своих ты будешь таким же предателем, как он.

— Нет, — решительно мотнул он головой. — Я не такой, как Ахмад. Он был с другими расами и против вас, а я буду с альвами — но за людей.

Я вздохнул:

— Ну что ж, желаю тебе удачи.

Поняв, что я собираюсь уходить, альв робко протянул мне свою лапу.

— Прощай, брат-человек.

После некоторых колебаний я осторожно пожал его лапу... Нет, всё-таки руку.

— Прощай, друг-альв.

Назвать его братом я так и не решился.

эпилог

ОБРЕТЁННОЕ НЕБО

В Париже было ясное весеннее утро. Дул свежий прохладный ветерок, развевая над Елисейским дворцом два флага — сине-бело-красный триколор Франции и голубое полотнище, усеянное золотыми звёздами, — символ Земной Конфедерации. А рядом с парадным входом во дворец на флагштоках были подняты знамёна всех восьми свободных от чужаков человеческих планет — начиная с Терры-Галлии и заканчивая лишь недавно отвоёванной Мельпоменой.