Алексей Бобл - Астронавты. Отвергнутые космосом

Радиста скрутили походя, по дороге: он сдался с дурацким смехом, никого и ничего не узнавая вокруг. Врубили фары транспортера. Бой-Баба впилась глазом в дисплей часов. Сорок минут.

— Не успеем.

Они уже издалека заметили, что с Троянцем не все ладно. Корабль изменил очертания. Вместо взметнувшегося в небо километрового гребешка над самыми скалами распростерся черный студенистый купол. Сжавшись, он, казалось, поглощал самый свет, чтобы сквозь известные одному ему коридоры пространства выплюнуть его в другую, мертвую вселенную. На тот свет выплюнуть, подумала Бой-Баба. Как знак смерти, Троянец свернулся черной кляксой на камнях, и было ясно, что он уже никуда не полетит.

Взрыв прогремел, когда транспортер переваливал через последнюю гряду, за сотню метров до начала бетонки. Он сотряс ледник под гусеницами, и транспортер подпрыгнул, как на трамплине, тяжело перевернулся в воздухе и, ударившись об землю одной гусеницей, покачался на ней и повалился на бок.

И заглох.

— К ним! — хрипнула Бой-Баба, вытягивая тело сквозь боковое окно наружу. И они побежали, оступаясь и падая на камнях, не чувствуя боли в изношенных протезах, хватаясь за грудь от рези в легких. Бежали мимо будки охранника, по бетонным дорожкам, мимо заброшенных модулей с отсвечивающими чернотой окнами, мимо дочерна иссохших парников — к пузырящимся на земле черным останкам Троянца.

Его расплавленная взрывом плоть ручьями стекала по оседающему льду и застывала на морозе хрупкими золотистыми пластинами, звенящими на ветру.

Астронавты беспомощно осматривались, понимая, что ничто не могло выжить в таком пекле.

— Стой тут, я пойду проверю, — Бой-Баба показала перчаткой на издыхающий на земле, пузырящийся купол.

— Я с тобой.

Они пошли вдвоем, медленно — куда теперь спешить? — ставя ноги в свободные от расплавленного месива участки обнажившегося ото льда камня. Здесь еще стоял жар, они чувствовали исходящее от останков живого корабля тепло.

И запах… тонкий мускусный запах живых, услужливых коридоров.

Плакать… но слезных желез ее дешевому искусственному глазу не было предусмотрено. Бой-Баба судорожно вздохнула, споткнулась и, взмахнув руками, упала на колени, ткнувшись носом в застывшее золотисто-хрустальное полотнище. От ее прикосновения оно осыпалось, явив плотный, полупрозрачный, стекловидный кокон.

Бой-Баба всмотрелась, охнула и принялась мощными пальцами драть в клочья податливую оболочку, за которой шевелились человеческие фигуры.

Потом они помогали полуголым, трясущимся на морозе поселенцам выбраться из кокона и забраться в транспортер. Поселенцы хватались за Живых с Бой-Бабой онемевшими пальцами и больше мешали, чем помогали. В транспортере они съежились, обхватив друг друга, на полу между убранными сиденьями, и с подозрением поглядывали на поблескивающие металлом тела астронавтов.

— Вот тебе и Троянский Конь, — Живых втолкнул внутрь последнего поселенца, захлопнул дверь и повернулся к Бой-Бабе: — Собственным телом их от взрыва закрыл…

Она кивнула, в последний раз забираясь внутрь низкого кокона. Хотелось плакать, хотелось гладить мертвую золотистую поверхность, прижаться к ней и никуда не уходить. Он спас своих пассажиров, закрыл собственным телом. Так бросались когда-то в войну на готовые разорваться гранаты, спасая людей вокруг.

Живых впрыгнул в транспортер, захлопнув за собой дверь. На него смотрели безнадежные, мрачные лица. Что толку, что они спаслись, если им все равно умирать?

Живых полез в карман, вытянул планшетку, включил. На экране загорелись каракули — наспех записанная лаборантом формула. Астронавт поднял планшетку над головой.

— Вот, смотрите! — он поворачивал в руке планшетку, чтобы все могли рассмотреть. — Лекарство найдено! Вас всех вылечат! Ничего не бойтесь, возвращайтесь вместе с нами на Землю!

Бой-Баба слышала слабый гул голосов, доносившийся из закрытого транспортера. Говорят, у людей есть душа, вечная сущность, биополе, думала она, пробираясь среди стекловидных лохмотьев к телу Мойры. А интересно, может ли быть такое у Троянца? Он же все-таки был живой — или нет? И если живой, то что же стало с его вечной сущностью? Полетела обратно в другую вселенную, откуда пришли когда-то Кони в Солнечную систему? Или душа Троянца осталась тут?

Она нагнулась над телом Мойры, отвернула с головы уголок одеяла. Тощее остроносое лицо со страдальчески опущенными углами губ. Рассыпавшиеся по плечам полуседые нечесаные кудри. Бой-Баба протянула руку и осторожно провела стальными пальцами по впавшей щеке. Голова Мойры упала набок.

Астронавтка вздрогнула и отдернула руку, но рецепторы пальцев успели ощутить легкое, холодное дуновение запавших ноздрей.

Таща за собой Мойру на расстеленном одеяле, Бой-Баба задом вперед выбралась из кокона и заорала на подбежавшего Живых:

— В транспортер ее, быстро! Эта еще жива… кажется.

— Готовность три минуты.

Бой-Баба положила руку на рычаг управления «Голландца». Внизу в запасных пассажирских креслах застыли с блаженными и торжественными лицами два десятка последних поселенцев. В медблоке лежали на консервации Тадефи и Мойра. Вот и все, кто вернется домой…

Она кивнула. Рычаг под рукой наливался теплом. Она повернула к Живых бешено-счастливое лицо.

— Летим, — тихо сказала она. — Летим, Вадька, черт железный. Летим!

Он улыбнулся звуку своего давно забытого имени. Корабль начал поворот, медленный и натужный. В смотровом окне поплыли скалы.

— Летим, Оль, — ответил он.

Бой-Баба не отрывала взгляда от хрупкого золотистого пятна в тени скал. Ветер выламывал из него осколки и разносил далеко по поверхности планеты. Один такой осколок уже лежал у нее в отсеке в тумбочке. На память.

«Летучий Голландец» вырулил на стартовую полосу и начал медленный разбег к звездам.