Блудные братья - Евгений Иванович Филенко

«Хилтон-Стар». Это уж тебе решать, докуда мне тебя сегодня нести.

– Ты устанешь… – Ее хрустальный голосок наполнился едва сдерживаемым смехом. – И будешь бесполезен.

– Ты даже не знаешь, какой я сильный.

– Знаю. Ты ужасно сильный. Ты нрурэг, зеленокожее руконогое чудовище из наших мифов. Как ты избил бедного Африканского Носорога! Наверное, тебе следовало бы навестить его в клинике…

– Мы оба можем навестить его, – усмехнулся Кратов. – Обычно он пьет пиво под тираннозавром, у виава… Зайдем?

– Нет, – с неожиданным гневом сказала Идменк. – И опусти меня на землю. Немедленно!

– Прости, я забыл, – пробормотал Кратов в смущении.

– Ты не забыл!

– Я глупо пошутил.

– Не просто глупо! – Идменк попыталась высвободиться. – А злобно и жестоко!

– Разве я злой и жестокий? – кротко спросил Кратов. – Я только кажусь таким. На самом деле я только большой, сильный и глупый. Как нрурэг.

– Нрурэги и глупые, и злые! Они уносят маленьких детей и едят их!

– Я не стану тебя есть. Я стану тебя любить…

– Нрурэги тоже глумятся над девушками!

За препирательствами они миновали сначала огромный и довольно уродливый в сопоставлении с оригиналом объемный портрет Озмы («Последние концерты в Тритое! Следующая остановка – Тайкун! Спешите, спешите, спешите!»), а затем сине-крапчатого призрачного тираннозавра, настойчиво зазывавшего посетителей в виавскую забегаловку. Брыкание Идменк сразу же ослабло, сведясь к оскорбительному шепоту на ухо и ощутимым щипкам куда попало. По мере удаления от одного резвящегося фантома к другому – драконьей башке над китайским рестораном, обидность оскорблений падала и вскоре вовсе сошла на нет. Идменк прекратила щипаться и начала капризничать. Она потребовала сладкого – и Кратов послушно поднес ее к светящемуся окошку возле входа в ресторанный подвальчик, где несколько растерянная пожилая китаянка, с навечно примороженной к лицу улыбкой, подала им блюдо в форме листа лотоса с шариками в лепестках магнолии. Идменк потребовала, чтобы он поставил ее на ноги, – Кратов, не переставая ворчать, что он сильный и ни капельки не устал, подчинился. В поле зрения сиреневых глаз угодил дремлющий над своим столиком проскопист Вижу Насквозь и они безотлагательно устремились туда. При виде клиента бритоголовый джинн-фантом вскинулся и со знанием дела исполнил танец живота (при этом на пузе возникали приветственные лозунги на всех официально признаваемых на Эльдорадо языках).

– Вы знаете, куда стремитесь? – печально осведомился Вижу Насквозь, очень похожий на сильно уменьшенную и порядком изношенную копию джинна.

– Знаем, – сказал Кратов. – Мы стремимся облегчить свой кошелек и отягчить ваш.

– Это само собой разумеется, – покивал проскопист. – Но так ли вы хотите знать свое будущее? Едва только сюда, – он ткнул коротким волосатым пальцем в золотое блюдо перед собой, – лягут ваши монеты, обратного пути не будет. Не лучше ли жить в томительном неведении? Что за радость знать ответы на незаданные вопросы? В чем смысл поприща, которое приведет в никуда?

– Я согласен, – промолвил Кратов. – Никакого смысла в том нет. Вы правы, нам не следовало вас отвлекать своим праздным любопытством.

Идменк больно ущипнула его за локоть.

– И в то же время, – продолжал Вижу Насквозь, – будущее не существует, пока оно не наступит. Мы рисуем его кистью намерений, но строим из кирпичей поступков. Предупрежденный – защищен…

– И с этим я тоже согласен, – сказал Кратов, бросая на блюдо две монеты пятиэнектового достоинства (с таким дикарским овеществлением эквивалента своих трудов он впервые столкнулся именно здесь).

Вижу Насквозь смежил веки и опустил голову. В его руке невесть как очутился матово-черный шар, по которому бегали серебристые искорки. Идменк стиснула кратовскую ладонь и, кажется, даже перестала дышать. Джинн унял свои телодвижения и, раззявив клыкастую пасть, навис над столиком… Проскопист развел руки – шар чудесным образом повис между ними, трепеща и выпуская языки золотистого пламени. Изнутри него стремительно выплывали разноцветные символы неведомого алфавита. Кратов открыл рот, чтобы спросить, какой в них резон, если Вижу Насквозь даже на них не смотрит, но Идменк чувствительно толкнула его в бок.

Проскопист открыл глаза. Шар мягко упал в подставленную ладонь.

– И все же… – начал Кратов.

– Эта игрушка ни при чем, – сказал Вижу Насквозь. – Она для того лишь, чтобы отвлекать внимание клиента и не мешать мне сосредоточиться. Это я вижу насквозь, а не каменная безделушка.

– И что же вы увидели? – с насмешливым интересом спросил Кратов.

– Вы вечный странник, – вздохнул проскопист. – Вы забыли, где ваш дом. Никто и нигде вас не ждет. У вас нет друзей, нет женщины, нет детей. Перекати-поле… вырванный с корнем сорняк… И то, что вы уже три месяца дважды в день проходите по Буканерам мимо меня, ничего не значит. Скоро ветер судьбы сорвет вас и унесет прочь.

– Скоро? – усомнился Кратов. – Когда же?

– Возможно, даже сегодня.

– Не думаю, – Кратов принужденно засмеялся. – У меня иные виды на этот вечер.

– Много лет вы будете скитаться по звездам и мирам, – вещал Вижу Насквозь. – И когда вам покажется, что таков ваш извечный жребий, все закончится. Все закончится мгновенно и внезапно. Вы даже не сразу поймете, что все закончилось… Это будет как стена, как тупик. И вселенная застынет в потрясенном молчании вместе с вами.

– Я не ожидал такого масштабного прогноза, – признался Кратов. – Я рассчитывал на самое ближнее будущее.

– Такие прогнозы не имеют смысла. Три минуты назад я мог бы точно предсказать вам, что вы будете стоять у этого столика и слушать мои слова.

– Это и я мог бы!

– В том-то и суть…

– Теперь обо мне, – нетерпеливо вмешалась Идменк.

Вижу Насквозь скользнул непроницаемым взглядом по ее лицу, укрытому полумаской, по хрупкой фигурке, окутанной черным плащом… Затем, поджав губы, нашарил в блюде одну монетку и не глядя кинул Кратову – тот рефлекторным движением поймал ее на лету в щепоть.

– Что это значит? – сердито спросил Кратов, перекатывая монетку между пальцев.

– Время закончилось, – сказал проскопист.

– Какое время?!

Помедлив, Вижу Насквозь ответил:

– Положим, мое время, – и стал убирать столик.

Кратов пожал плечами и, обернувшись к Идменк, хотел было сказать нечто язвительное по поводу местных шарлатанов и мазуриков. И вдруг ощутил, что ее рука, и без того холодная, сделалась совершенно ледяной и дрожит мелкой дрожью.

– Что ты? – спросил он. – Тебе холодно?

– Мне страшно, – шепнула Идменк. – Уйдем отсюда. Ко мне. Нет, к тебе…

…Лишь к полуночи ему удалось немного отогреть ее, окоченевшую и