Михаил Ахманов - Ответный удар

Перед ним маячила тьма, мрак, скрывавший грядущее, и Коркоран раздвинул его усилием воли, словно театральный занавес. Смутные картины неторопливо поплыли перед ним: он видел Веру в короне седых, отливавших платиной волос и своих повзрослевших дочерей, видел Наденьку на каком-то низком круглом острове, что колыхался на океанской зыби, видел спутник – несомненно, военную базу, кружившую у Роона, видел себя самого на мостике крейсера, огромного, как орбитальный комплекс, и окруженного целой эскадрой фрегатов и транспортов. Видел еще чужие корабли, звездолеты фаата, идущие через Провал волна за волной, и было тех нашествий четыре[41], ибо ни одна из империй не желала уступать, смирить упрямство, ненависть и гордость – ни люди, ни их противники, тоже бывшие людьми. Видел, как утверждается земная раса – в битвах и покорении планет, в победах и поражениях, в поисках союзников, в борьбе с врагами, в контактах с теми, кто не был ни другом, ни врагом, чьи цели и разум казались непостижимыми.

Видения проплыли и исчезли, тьма задернула свой полог, и Коркоран открыл глаза. Зибель лежал рядом, бесчувственный, как мраморная статуя. Кому теперь рассказывать Сны?.. – мелькнула мысль. Он поднялся и пробормотал:

– Помни, ты обещал вернуться. Не только к Селине, но и ко мне.

Потом запрокинул голову и осмотрел небеса. Они уже не были пусты – в зените мерцала яркая серебристая искра. Его фрегат шел на посадку.

Эпилог

Огромный Корабль был переполнен – пришлось забрать не только полностью разумных с Роона, Т'хара и Эзана, но также многие десятки тысяч тхо. Всех помощников из высших каст, всех олков и пилотов и, разумеется, всех самок, дабы проклятые бино тегари не могли скрестить свои гены с генами фаата. Самок было слишком много, и Уайра приказал умертвить менее ценные экземпляры. Они превратились в биомассу, а затем в белковый концентрат, как бывает всегда в долгих космических странствиях, когда не хватает источников пищи. Об этих самках Уайра сожалел не больше, чем о миллионах работников-тхо и мелких квазиразумных, оставшихся в Новых Мирах.

Чужаки предложили вернуться за ними, и он, Уайра, так и сделает. Он вернется. Он сам и другие Столпы Порядка, Фойн и Йасс с Роона, Айн с Т'хара и Нейхо с Эзата. Все они вернутся, а с ними – Корабли, пилоты и боевые модули. Вернутся не ради ничтожных тхо, но чтобы сжечь пришельцев, а прах развеять в пустоте. Третья Фаза долгов не прощает, а эти бино тегари большие должники – за уничтоженный Корабль Йаты, попытку захвата Новых Миров и разгром верфей, за Дайта и его квазиразумных. Что же касается работников тхо, тех недоумков, что брошены на Т'харе, Рооне и Эзате, то их цена невелика. Через пару циклов малые мозги пошлют сигнал, жизнь тхо прервется, и три планеты будут завалены трупами. Миллионами трупов! Горами мертвых тел! Бино тегари это понравится. Их предводитель сообщил, что Йата повинен в гибели людей на их планете. Что ж, миллионы погибли там, миллионы – тут… Бино тегари придется долго жечь их тела. Или клонировать побольше пхотов, чтобы те сожрали падаль…

Если бы Уайра знал, что такое смех, то расхохотался бы. Но такая эмоция у фаата давно атрофировалась, как и многие другие чувства – любовь и приязнь, благодарность, вера и милосердие. Но ненавидеть они умели. Ненависть к бино тегари была, пожалуй, самым сильным ощущением в спектре их эмоций.

Стоя у Сферы Наблюдений Корабля, огородив сознание от квазиразумного и мыслей пилотов, Уайра лелеял свою ненависть. Это чувство он передаст другим Столпам Порядка как импульс к действию, как знак опасности, и они отзовутся, ибо возраст Уайры и мощь ментального призыва делали его лидером. Он знал, что проживет еще век или два, и этого хватит, чтобы вернуться в Новые Миры и даже продвинуться дальше, к родной планете чужаков. Он их найдет, где бы они ни таились! Поиски не будут долгими: никто не слышал об этой расе – ни хапторы, ни дроми, ни кни'лина, и, значит, она не имеет далеких колоний и подчиненных миров. Их материнская планета близка к Роону, и отыскать ее нетрудно – всего лишь пройти маршрутом Йаты. И он, Уайра, это сделает!

Мозг, управлявший Кораблем, напоминая о себе и неотложных делах, мягко коснулся его разума. Мозг, пилоты и Стоящие У Сферы ждали его приказа, и это наполнило Уайру ощущением могущества и собственной значимости. Взглянув на Сферу, на едва заметные точечки солнц Роона и Эзата, тускло горевшие в глубине, он распрощался с ними и отправил нужный ментальный сигнал.

В разгонной шахте вспыхнуло призрачное сияние, энергия выплеснулась в пространство, и Корабль совершил прыжок – первый из тех, что приведут его к звездам по другую сторону Провала.

Другой корабль, совсем крохотный в сравнении со звездолетом фаата, тоже был готов к прыжку. Он совершится через четыре часа, в конце капитанской вахты, когда пробудившийся экипаж займет места по боевому расписанию. Сейчас все люди, кроме вахтенных, спали и видели сны; кому-то снились дом и лица близких, кому-то – те, кто ушел в Пустоту, кто будет возвращаться лишь в воспоминаниях. Печальные сны, радостные сны…

Коркоран и Ба Линь сидели в рубке, один – в кресле у пентальона, запускавшего межзвездный двигатель, другой – у консоли пилота. Кроме них бодрствовал Сигурд Линдер, находившийся в медицинском отсеке, рядом с киберхирургом и саркофагом реаниматора. Под его прозрачной крышкой лежало тело Кро, и жизнь в нем еще теплилась – писк биодатчиков и редкие импульсы на мониторах подтверждали, что сердце бьется и мозговая активность не упала до нуля.

В стене медицинского отсека – той, что прилегала к внешней обшивке корабля, – зияла ниша с узкой шахтой, ведущей к шлюзу. В нише стояли четыре цилиндрических контейнера, как раз такой величины, чтобы поместиться в шахте и проскользнуть в наружный люк. Два хранили тела Ямагуто и Зибеля, третий – обгоревшие кости и остатки имплантов Сантини, а в четвертом была парадная форма Роберта Вентворта. По традиции форму помещали в гроб, если от носившего ее не осталось даже горсти праха. И по той же традиции четыре контейнера будут выброшены в Пустоту, чтобы плыть среди галактик и туманностей, пока не отгорят последние звезды, не погаснет свет и не придет конец Вселенной.

Линдер дремал вполглаза на кушетке, прислушиваясь к писку биодатчиков. Звуки становились все реже и слабее, и значит, Кро Светлая Вода готовился отбыть в вечное плавание. Собственно, он уже находился в Великой Пустоте, и только управлявший реаниматором компьютер поддерживал иллюзию жизни, заставляя биться сердце и работать легкие. Но, как все иллюзии, эта тоже не могла тянуться долго, и Линдер с горечью сознавал свое бессилие. Воскресить Кро Светлую Воду не мог никто – ни врачи с «Европы», ни медики Земли, пи препараты и хитроумные приборы, ибо он уже переступил предел, у которого жизнь сменялась вечным молчанием смерти.

Датчики пискнули в последний раз и смолкли, но тут же раздался тревожный звон реаниматора. Линдер хотел было встать, понимая, что Кро уже не поможешь, и повинуясь лишь долгу, что призывал его к умиравшему. Хотел встать и даже приподнялся, но странная сонливость вдруг навалилась на него, заставив опуститься на кушетку. Возможно, ничего странного в том не было: он трое суток не спал и держался только на лекарствах.

Сигнал тревоги смолк, и в отсеке воцарилась тишина, нарушаемая лишь похрапыванием Линдера. Прошло пять минут, десять, и рядом с одним из контейнеров возникла нагая фигура – тощий, невысокий и седовласый человек. Контейнеры были задраены наглухо, и криогенные установки включены, однако седой с легкостью сдвинул крышку. Гроб был пуст.

Оставив его открытым, седой бесшумно скользнул к реаниматору и постоял там, глядя то на мертвое лицо Светлой Воды, то на мониторы с тянувшимися ровными линиями. Казалось, он ждет внезапного импульса или звука, который намекнул бы, что Кро еще жив, но биодатчики молчали, и на экранах не было ни волн, ни пиков. Пожав плечами, он буркнул: «Прости меня, дружище. Больно уж случай подходящий», – и с этими словами принялся освобождать мертвое тело от присосок реаниматора. Потом перенес его в гроб, поднял, прощаясь, руку в салюте и задраил крышку.

Чтобы попасть в реаниматор, он не сделал ни единого движения, просто вдруг очутился в прозрачном саркофаге, и присоски с трубками и жгутиками проводов тут же встали на нужные места. Пискнул вокодер одного из датчиков, за ним другой и третий, ожили линии на мониторах, откликнулись редкими всплесками, затем импульсы побежали уверенным частоколом. Одновременно с этим человек в реаниматоре менялся: кожа его приобрела бронзовый оттенок, седые волосы сделались черными и блестящими, увеличились мышцы, удлинились конечности, а кисть правой руки исчезла, став залитой витаспреем культей. Теперь он выглядел точь-в-точь как Кро Светлая Вода, и точно такими же были все незажившие раны, переломы и ожоги. Но сердце его билось уверенней и сильней, грудь поднималась и опускалась в нечастых, но равномерных вздохах, и целебные растворы, вспрыснутые реаниматором, электростимуляция и облучение как будто делали свое дело: он, несомненно, жил. Может быть, даже шел на поправку.