Кросс по грозовым тучам (СИ) - Кибальчич Сима

Единица Стренберга была бита.

— Своя рука, — мрачно пробурчал Лещинский, сделавший в эту партию небольшую ставку на игрока.

Так называлась подобная комбинация, нечасто приносившая выигрыш. Уменьшала значение первых двух полученных карт, которые и так были невелики, раз игрок заказывал третью.

— Я знала, ты все же выиграешь! — воскликнула Маргарет и легко коснулась губами его щеки.

Ларский смотрел на карты, все еще прокручивая в голове бессвязные обрывки мыслей. Догадка по-прежнему рядом, но никак не складывалась в голове… Легким движением одно превращается в нечто другое. С другими возможностями, потребностями, желаниями.

Лопатка клона-наблюдателя подцепила видоизменившиеся карты и сбросила под ноги, на песок. Он сразу стал их затягивать. Карты медленно погружались в желтое болото, пока совсем не исчезли. Тоже ведь волшебство. Превращение…

В самом начале расследования Ларский запрашивал статистику на странные смерти людей и инсектоидов. Искал любые случаи, когда живое или даже неживое превращалось в труху, в фарш. Но если убившее инсектоида трансформировалось, приобрело другие смертоносные возможности и другую цель? Ларский не делал запросы на все необъяснимые смерти среди животных.

— Маргарет, я больше не участвую! Прошу прощения, господа.

Ларский вскочил и, отойдя в сторону, достал из кармана бублик своего интеркома. Он прямо сейчас поставит поисковую задачу ЦКЗ — главному искину планеты. Конечно, потребуется время на обработку информации, возможно пара часов или больше. Дурак, почему он сразу об этом не подумал? Пока Ларский набирал код доступа и вводил параметры поиска, пальцы подрагивали от возбуждения.

— Что-то случилось? — прохладным тоном спросила возникшая за плечом Маргарет.

— Да, извини, я кое-что понял и теперь мне нужно кое-что сделать.

— Я тебе мешаю? — тон ничуть не потеплел.

Ларскому захотелось сказать, что да, мешаешь, и ему нужно подумать, и сегодня не очень удачный день. Но он сделал паузу, отправляя последнюю команду, и только потом обернулся. Взгляд на красивую женщину всегда менял направление мыслей. Раздумья над рабочими задачами или размышления о философских проблемах улетучивались без следа от одного вида стройной женской фигуры.

— Нет, не мешаешь. Ты мне очень нужна. К черту баккара. Мы могли бы прогуляться и выпить.

— Так сразу прогуляться и выпить?

Выражение насмешливого удивления на красивом лице как-то сбивало с выбранного курса. Ей явно нужно что-то определенное и другое.

— Ну, можно не сразу, можно сыграть еще партию.

— Отлично. Испытаем мою удачу. Теперь буду играть я. В рулетку и на твои деньги!

Маргарета потянула его за локоть. Это было неожиданно и сбивало с толку. Все равно придется ждать результатов поиска. Ларский обернулся на игровой стол, куда усаживались новые игроки, поймал задумчивый взгляд Стренберга и шагнул за возбужденной Маргарет.

Она чуть притормозила, пропуская шуршащую по песку серебристую змею.

Глава 19. Дабл*

Азартные игры и Макао — наркотики Ларского. Он сбегал в казино, когда становилось слишком тяжело в реальности, когда ждал от нее предательского удара. Хотя комфортность и невыразительность будней приводила сюда же. Ларский желал взлета, отрыва. Ощущений, не имеющих ничего общего с каждодневной рутиной. Помимо риска, женщин и фейерверка удовольствий, его, любящего повсюду находить знаки и символы, влек сам полуостров с его уникальной историей.

На Земле не найти другого места, сумевшего в разные исторические периоды побывать землей обетованной для мамочек с детьми, психиатрических больных, проституток, наркоманов, художников и крупных ученых. Сегодня Макао с небес походил на собственный древний герб — распустившийся лотос. Складывался из лепестков-островов, каждый тянулся по двадцать пять километров в поперечнике. Таким его сотворила Силовая революция, она дала старт эпохе силовых полей с ее новой архитектурой, политикой, экономикой и прорывом в глубокий космос. Человек научился творить и разрушать материю практически силой мысли.

В постантичные времена Макао работал как грузовой порт и служил местом свободной торговли и азартных игр. Тогда жизнь на полуострове слишком зависела от сезонов. Возможно, поэтому кто-то из китайских воротил предложил, а остальные поддержали концепцию его развития как всесезонного рекреационного комплекса. Тогда же был принят совершенно уникальный для своего времени закон: 'Закон о тишине'. В двадцати метрах от любого здания, развлекательного центра, казино ничего не должно быть слышно, иначе штрафы загонят в долговую яму любого владельца недвижимости.

Технические возможности изолировать источники звука существовали уже тогда. В тихом Макао начали расти многоуровневые парки с зонами для бесед и уютные променады вдоль побережья. Владельцы казино, чтобы уйти от налогов и снизить сезонную зависимость, активно вкладывали деньги в их постройку и содержание. Мало-помалу тишина, покой и красота начали привлекать публику совершенно особенного рода. Сюда постепенно переезжали неврологические клиники, открылся крупнейший госпитально-исследовательский центр душевного здоровья. На Макао стали прибывать люди с душевными расстройствами. А с ними и специалисты в области психиатрии. Психиатрия и респектабельность нередко идут рука об руку, и город удивительно быстро приобрел репутацию места, которое не грех посетить и приличным людям. Тренд респектабельности усиливался. И, расширяя возможности медитативного отдыха, спустя некоторое время здесь построили гигантский Океанариум.

До повсеместного вторжения силового строительства Океанариум представлял собой сверхпрочную стекло-сетку, окружающую полуостров под водой в зоне трех километров, и широкие стеклянные тоннели для прогулки зрителей. Виды оттуда открывались по тем временам фантастические, как и возможности для исследований. На эту подводную 'базу' очень быстро подтянулась наука — построили Центр океанических исследований с десятками лабораторий. Его плавучая башня до сих пор высилась у западной части острова в трехстах пятидесяти метрах над водой и уходила на полукилометровую глубину.

После эпохи респектабельности на Макао наступил занимательный период расцвета наркоторговли. Причем всплеск торговли наркотиками спровоцировали не казино или бордели, закрытые стеной закона о тишине, а вторгшаяся на полуостров наука. В лице специалистов по психологии и психиатрии, биологии и химии. Именно здесь, под тенью парковых флоотиров, белоснежных клиник и инновационных лабораторий, работали самые мощные Преступные научные сообщества. 'Блядские ПНС' — так их именовали ребята из отдела полиции по борьбе с наркотиками. В юности Ларский прочитал о ПНС множество увлекательных детективов и триллеров.

Тема наркотиков всегда притягивала его внимание, он чувствовал, что сам склонен к зависимости, к отравляющим ощущениям. Сложно постоянно держаться в плоскости реальности, жить и дышать настоящим. Слишком сильна потребность перешагнуть грань и уйти с головой в оглушающие, невероятные впечатления. В них и остаться. Как Граув со спорами в крови. Ларский вполне осознавал свою болезненную неудовлетворенность жизнью, разрыв между собственной фантазией, мечтой и реальностью. Но старался 'не выпадать', позволял себе только короткие побеги в сторону алкоголя и исторической литературы, время от времени подменяя жизнь мечтами о прошлом.

Он знал, что в глубокой древности наркотики наносили непоправимый вред здоровью, сжирали человека. Но уже в постантичный период, за несколько столетий до Силовой революции, изобрели первые безвредные наркотики. Их побочные эффекты даже способствовали обновлению и омоложению организма. Создание первых 'полезных' наркотиков буквально взорвало общество и индустрию развлечений. Оптические, акустические и синтетические удовольствия легализовали повсеместно. Изобретением их новых форм и новых 'улетных' ощущений занимались в открытую даже добропорядочные граждане. Каждый уважающий себя землянин торчал понемногу или напропалую. Можно было подобрать подходящий кайф по цене и эффекту.