Роберт Хайнлайн - Гражданин Галактики

Ему становилось ясно, что участие в руководстве и владение акциями имеют весьма слабую связь; он-то всегда думал, что это одно и то же: вы владеете какой-то вещью, миской для сбора милостыни или форменной курткой – конечно, вы ею и распоряжаетесь.

Объединение, разделение и пересечение корпораций и компаний сбивало его с толку и внушало неприязнь. Это напоминало управление компьютером без логики. Он пытался нарисовать схему, но не мог с ней справиться. Владение каждой собственностью запутывалось в обычных акциях, специальных акциях, закладных, больших и малых прибылях, поручительствах со странными именами и неизвестными функциями; иногда одна компания должна что-то другой напрямую, иногда на треть дохода, иногда две компании могли что-то получить от третьей; а иногда компания должна была какую-то часть дохода себе самой. Все это не имело смысла

Это не было тем «Бизнесом», как понимал его Народ – покупай, продавай, получай прибыль. Это была дурацкая игра с дикими правилами.

Его раздражало еще кое-что. Он знал, что Радбек строит космические корабли. Галактические Пред приятия контролировали Галактический Транспорт, который строил корабли в одном из своих многочисленных подразделений. Когда он это понял, его охватила гордость, затем он ощутил грызущее беспокойство – что-то такое говорил полковник Брисби… Папа что-то доказал: что «самые крупные» – или, кажется, «кто-то из самых крупных» строителей звездных кораблей замешан в торговле рабами.

Он сказал себе, что становится дураком – эти прекрасные заводы не могут иметь ничего общего с работорговлей. Но однажды, когда он уже засыпал, ему вдруг открылась мрачная ирония судьбы – один из тех кораблей с душными трюмами, который перевозил его, мог в то же самое время быть его собственностью, собственностью маленького, перепуганного раба, каким он был тогда.

Это было кошмарное озарение, и он постарался поскорее от него отделаться. Однако это делало отнюдь не безобидным то, чем он занимался.

Однажды вечером он сидел, изучая длинную докладную записку из юридического отдела – суммарное, как там было сказано, изложение интересов «Радбек и Ассош.» – и обнаружил, что ему необходимо остановиться. Казалось, что писавший изо всех сил старается все спутать. Фразы были не более понятны, чем если бы они были написаны на древнекитайском – или на смеси саргонийского с мандаринским.

Он отослал Долорес и сидел, обхватив голову руками. Почему, почему он не остался в гвардии? Он был там счастлив; он понял мир, в который попал.

Потом он выпрямился и сделал то, что он все время откладывал: он решил навестить своих деда и бабушку. Его давно ждали там, но ему хотелось сначала заняться работой.

Конечно же, он был прекрасно принят! – Поторопись, сынок, – мы ждем! Это был великолепный полет через прерии и могучую Миссисипи (такую маленькую с высоты), через фермерские поселки к сонному городку-колледжу Вэлли Вью, где тротуары были неподвижны, и даже само время текло медленнее. Дом деда и бабушки в Вэлли Вью казался таким уютным и теплым после холодных залов Радбека.

Но визит не принес ему радости. К обеду были гости: президент колледжа и деканы факультетов; и еще много народу явилось после обеда – некоторые называли его «Радбек из Радбека», другие неуверенно обращались к нему как к «мистеру Радбеку», нашлись и такие, кто, не зная, как обращаться к магнату, фамильярно звали его просто «Радбеком». Бабушка что-то щебетала, счастливая, какой может быть только гордая хозяйка, а дедушка стоял очень прямо и громко обращался к нему «сынок».

Торби старался оправдать их доверие. Он скоро понял, что неважно, что он говорит, важно было лишь то, что он Радбек.

На следующий вечер, когда бабушка неохотно осталась с ним одна, ему выпал случай поговорить. Ему нужен был совет.

Они разговорились. Торби узнал, что его отец, женившись на единственном ребенке его дедушки Радбека, принял фамилию жены.

– Это понятно, – сказала бабушка Брэдли, – Радбек владеет Радбеком. Марта была наследницей, но Крейтону приходилось представительствовать – собрания и конференции, обеды и прочее. Я-то надеялась, что мой сын унаследует мой интерес к истории. Но когда случилось иначе, что мне оставалось, кроме как радоваться его счастью?

Его родители и сам Торби пропали, когда его отец отправился в поездку по предприятиям компании – он стремился стать в полном смысле слова Радбеком из Радбека.

– Твой отец был всегда добросовестным, и, поскольку твой дедушка Радбек умер еще до того, как Крейтон изучил дело, твой отец нанял Джона Уимсби. Я полагаю, ты знаешь, что Джон – второй муж младшей сестры твоей бабушки, Арии – а Леда, как тебе известно, дочь Арии от первого брака.

Нет, мне неизвестно, – Торби перевел родство в понятия «Сизу»… и пришел к поразившему его заключению, что Леда принадлежит к другой брачной половине – если бы у них существовали такие половины. А дядя Джек – вовсе не был ему дядей, но как это назвать по-английски?

– Джон работал деловым секретарем и доверенным лицом у твоего второго дедушки, конечно, это был идеальный выбор; он знал дело вдоль и поперек, Лучше него знал только сам дедушка. После того, как мы оправились от горя, мы поняли, что жизнь должна продолжаться и что Джон будет управлять делами не хуже, как если бы он сам был Радбеком. Он чудо! – воскликнула бабушка.

– Да, – сказал дед. – Должен признаться, что мы с твоей бабушкой привыкли к спокойной жизни после женитьбы Крейтона. Жалованье в колледже никогда не было достаточным, а Крейтон и Марта отличались щедростью. Нам с бабушкой пришлось бы трудно, если бы Джон не избавил нас от этого беспокойства. Он позаботился, чтобы наша дотация поступала точно так же, как и раньше.

– Он даже ее увеличил, – с воодушевлением добавила бабушка Брэдли.

– Да, да. Вся семья – мы считаем себя частью семьи Радбеков, хотя мы и гордимся своим именем, – вся семья довольна деятельностью Джона.

Торби интересовало еще кое-что, кроме добродетелей дяди Джона.

– Вы мне говорили, что мы взлетели с Акки к Фар-Стар, и что-то не вышло. Это далеко-далеко от Джаббала.

– Кажется, так. В колледже есть только маленькая карта Галактики, должен признаться, что мне трудно разобраться, что представляет собой дюйм, сколько это на самом деле световых лет.

– Около ста семидесяти световых лет.

– Постой, сколько же это будет в милях?

– Так нельзя измерить.

– Не будьте педантом, молодой человек.

– Нет же, дедушка. Я только подумал, что от того места, где меня взяли в плен, очень далеко до того, где меня в последний раз продали. Я этого раньше не знал.

– Я уже слышал, как ты употребляешь термин «продали». Ты должен понять, что это неверно. Ведь форма служения, принятая на Саргоне, не рабство. Она происходит от древнеиндийской «кастовой» системы – стабилизированный общественный порядок со взаимными обязательствами и снизу вверх, и сверху вниз. Ты не должен называть это «рабством».

– Я не знаю никакого другого слова, чтобы перевести саргонийский термин.

– Могу предложить несколько, хотя не знаю саргонийского этот язык обычно не изучают. Но, милый Тор, ты же незнаком с человеческой историей и культурой. Позволь мне самому судить о моем собственном предмете.

– Ну… – Торби расстроился. – Я плохо знаю системный английский и очень мало из истории – ужасно мало.

– Да, есть. Я признаю.

– Но лучше я перевести не могу – меня продали, и я был рабом.

– Да что ты, сынок!

– Не спорь с дедушкой, будь хорошим мальчиком, милый!

Торби замолчал. Он уже упоминал, что был нищим, и увидел, что бабушка пришла в ужас, и понял, что это позор, хотя она так и не сказала. И он уже понял, что хотя его дед много знает, он слишком прямолинеен, тогда как Торби собственными глазами видел совсем другое. Торби грустно заключил, что все это происходит от возраста, и тут ничего не поделаешь. Он слушал экскурс дедушки в историю Девяти Миров. Это не согласовывалось с тем, во что верили саргонийцы, но было близко к тому, чему учил его папа – кроме рабства. Он обрадовался, когда разговор снова перешел на предприятия Радбеков. Он поделился своими трудностями.

– Рим не в один день строился, Тор.

– Похоже, что я никогда не научусь! Я даже подумывал, не вернуться ли мне в гвардию.

– Это неумно, – дед нахмурился.

– Почему же нет, сэр?

– Если у тебя нет таланта к бизнесу, есть другие достойные профессии.

– Вы хотите сказать, что служить в гвардии не почетно?

– Мм-м… мы с твоей бабушкой пацифисты. Нельзя же отрицать, что аморально отнимать человеческую жизнь.

– Нельзя, – твердо согласилась бабушка. «Интересно, – подумал Торби, – что сказал бы папа? Черт возьми, да он не оставил бы камня на камне от их рассуждений о рабстве!»