Пароход современности. Антология сатирической фантастики - Антология

Однако исчезать никто никуда не собирался. Более того, за ночь люди приобрели в придачу к головам еще и лапы. Когда Людочка вышла из подъезда, ей потребовалось время, чтобы прийти в чувство. Сон почему-то все никак не желал заканчиваться.

Осторожно, чтобы не стереть косметику, девушка протерла глаза, но ничего ровным счетом не изменилось.

Она по-прежнему находилась посреди колоссального зоопарка.

– Я все-таки сошла с ума! – печально констатировала Людочка.

Потом вздохнула и покорно отправилась на работу, шарахаясь от встречающихся по пути лосей, собак, обезьян и куриц.

В обед в издательство заявилась сама неподражаемая Евангелина Волшебная. Естественно, именно в обеденный перерыв, когда же еще ей заявляться? Она вплыла в офис, как пышное облако из меха и блесток, сверкая крупными рубинами в ушах и золотыми кольцами на пальцах и расточая вокруг себя удушливый аромат духов.

И в рабочем кабинете сразу же изменилась атмосфера, причем у каждого имелась своя, привычная уже реакция на эту особу: Толик принялся шипеть под нос (весьма громко, к слову) праведные возмущения по поводу непризнанных талантов и зазнавшихся графоманов, Анюшка спряталась за огромным монитором, Анжела задумчиво закусила пальчик, а Елена Владимировна бросилась к дражайшей гостье, предлагая ей то кофеечек со сливочками, то присесть, потому что директор сейчас немного занят.

Потом, улучив момент, зыркнула на Людочку, всем своим видом вопрошая, какого черта та сидит и что-то там печатает, а она вынуждена заниматься ее прямыми обязанностями. Людочка сделала вид, что намек не поняла, и продолжила сосредоточенно клацать по клавиатуре.

Евангелина Волшебная, она же Мария Тяпкина (эту тайную информацию Людочка почерпнула из договора) была форменной сучкой. Причем в прямом смысле слова. То ли болонка, то ли пекинеска – поди разбери в этой горе меха и драгоценностей. Евангелина была «гениальнейшим писателем современности», как ее называл Геннадий Карлович, и сама придерживалась того же мнения, по крайней мере, прочих авторов не уважала и гордилась тем, что выдавала с периодичностью раз в месяц новый дамский романчик в фэнтези-антураже, что по сути являлось одним и тем же романчиком, в котором менялись декорации и образ главных героев: из ректора в дракона, из попаданки в ведьму.

Геннадий Карлович же в свою очередь гордился тем, что отыскал сей алмаз продуктивности среди пыльных угольков графомании и прибрал к своим лапкам. Что поделать, Евангелина приносила им основной процент дохода, и ей, равно как и директору, плевать было на мнение Людочки или непризнанного гения Толика. Люди читают? Читают. Денежки капают? Капают. Что вас не устраивает, господа?

– А как же культура, как же качество?! – вопрошал страдающий Толик, заламывая руки.

– Вы ничего не понимаете, Анатолий! – фыркнула Елена Владимировна. – Евангелина – гений! Знаете, сколько у нее читателей?

– Читательниц, попрошу заметить!

– Фи, что за гендерное разделение? – Бухгалтер скривила мордочку. – Вы, батенька, сексист! Да и какая разница, какого пола ее читатели? У вас и таких нет!

– О, времена! – Толик закрыл ладонями растопыренные уши, не желая больше слушать эти несправедливые заявления. – Над дерьмом, знаете ли, тоже вьются миллионы мух – и разве это что-то говорит о его вкусовых качествах?!

И парень продолжил стенать и изливать душу монитору, а остальные вернулись к своим делам. Только Людочка сочувственно кивала. Конечно же, гениев не понимали во все времена, и Толик не являлся исключением. Но ничего, заверял он, вот после смерти уж ему-то памятники ставить будут!..

– Я буду ходить к вашему памятнику и класть цветочки, – искренне заверила его Людочка.

Гений эпохи ее душевный порыв отчего-то не оценил и подозрительно сощурился. Все работники издательства давно привыкли к регулярным взбрыкам товарища Бубочкина. И про памятник он заговаривал уже не в первый раз. Что ж, после смерти так после смерти – это всех вполне устраивало, ибо издавать его все равно никто не собирался. Им-то, презренным, не культурного обогащения хотелось, а икорки красненькой да бентли заморской, причем прямо сейчас, при жизни. Вот и приходилось печатать всяческих Евангелин Волшебных да Алисий Лавли.

Людочка прекрасно знала, что за глаза все находящиеся в этом офисе, включая Елену Владимировну, поливали грязью не только гения эпохи, но и Евангелину, и весь честной мир. А возможно, и ее, ангела их, Людочку. Такие они были люди. Честно признаться, относительно Евангелин и Толиков Людочка была с ними всецело согласна, но говорить гадости за спиной считала ниже своего достоинства, поэтому просто с мазохистским наслаждением прокручивала эти мысли у себя в хорошенькой головушке.

– …ну разве я не прав? – жалобно вопросил гений эпохи.

– Конечно, правы, Толечка, – ответила девушка, нажимая кнопочку на кофемашине. Она понятия не имела, о чем он спрашивал, потому что последнюю часть тирады прослушала.

Гений эпохи горестно вздохнул, не удовлетворенный ее ответом, но поток красноречия в нем на сегодня уже иссяк, и он вынужден был вернуться к своей работе, упиваясь страданиями самостоятельно, как и положено истинному гению.

«А что я? Мы люди простые, – размышляла про себя Людочка, неся кофе в кабинет директора. – Наше дело мелкое – кофе вот принести, нетленку чью-то распечатать для Козлова, письма самотечные в корзину закинуть, поддакнуть где нужно… Эх, вот поэтому-то они все звери, самые настоящие, а я – человек!»

Нет, все-таки с этим определенно нужно было что-то делать! Людочка решительно, без стука распахнула дверь, отчего бедная Евангелина аж подпрыгнула в кресле и прижала ушки, а Геннадий Карлович выронил папочку с договором.

– Геннадий Карлович! – с порога заявила Людочка. – Мне срочно нужен больничный!

– Людочка, вам нехорошо? – опешив от такой наглости, выдавил директор.

– Мне очень, очень плохо! – подтвердила девушка.

– Что ж, если вам так нужно, идите… – растерянно махнул рукой Геннадий Карлович и принялся собирать разлетевшиеся листки.

В кабинете приторно пахло рептилиями и псиной.

– Спасибо, Геннадий Карлович! – опомнившись, Людочка растянула губы в улыбке и повернулась к не менее ошарашенной Евангелине. – Ваш кофе со сливками!

Ну вот и все. Людочке совершенно не хотелось общаться с писательницей, ей хотелось как можно скорее вернуться в прежний, нормальный мир. Она птичкой выпорхнула в офис и, пробегая мимо ковыряющей в зубах Елены Владимировны, на ходу проронила:

– Геннадий Карлович отпустил меня в больницу!

– Вы все-таки заболели, Людочка? – Бухгалтер изобразила ленивое сочувствие. – Неужели тем самым?

– Она ж с ума сошла, – подсказала Анжела и показала Людочке язык.

Ну что за бескультурщина, что за животные! Людочка так больше не могла. Она не понимала,