Ледяное небо Криона (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

Макс не стал его информировать, что отсюда никто никогда не выходит. Хотя бы из-за того, чтоб не растекались сведения: шахтоуправление во всю использует рабов.

— Лучше скажи, какие новости наверху. Слышал, там шухер, что-то повалилось…

— Да! — парню приходилось кричать, чтоб голос перекрыл грохот колёс на стыках. — А ещё писали, выход энергии уменьшился. Немного, но уменьшился. И так везде… Ничего, под землёй не замёрзнем.

— Скорее — вспотеешь, — утешил Макс.

Слово «везде» — ключевое. Руку на отсечение, хакеры Герума разобрались со всеми никнеймами и пасвордами аппаратуры древних, или что там вместо, уменьшая охлаждение планеты. Общее потепление заметят далеко не сразу. А вот то, что радиаторы, отбирающие тепло в центре анклавов, стали чуть холоднее, никак мимо внимания не пропустишь.

В общем, буквально через несколько дней стоит вострить лыжи. Не затягивая. Скудное питание и подземные условия жизни приведут к тому, что начнёшь слабеть. Потом наступит апатия, характерная для тех, кто обретается в шахте второй год. За ней — истощение и смерть.

Ну уж нет. Как отвечал Абрам Моисеевич на вопрос о его здоровье: не дождётесь.

Глава 14

Пожилой мужчина, наверняка — моложе, чем выглядел, задумчиво произнёс:

— Сегодня моей Шаис исполняется двенадцать. Взрослая. А папка далеко. И вряд ли когда её увидит.

— Ты даёшь… — удивился Макс. — Я тут всего четырнадцатый день. Но уже не уверен. Вдруг — пятнадцатый.

Благодаря исправленному электровозу, таскавшему составы вагонеток, наверх поступало больше соли, чем по транспортёру-подъёмнику, и с меньшими усилиями шахтёров — катать тачки к вагонеткам было ближе, чем к бункеру подъёмного механизма. Оттого наверху проявили небывалую щедрость и увеличили пайку процентов на двадцать.

Макс насухо вытер лепёшкой остатки супа из лоханки и, положив в рот, тщательно пережевал. Пусть он не тратил столько сил, как горняки на общих работах, они скоро понадобятся. По крайней мере, так хотелось думать.

— Да, я сбивался, — подтвердил мужик. — Но спросил у вора, что ты привёз на поезде, какое число, и восстановил.

— Мама у неё есть? — Макс налил в мятую кружку бурду, заменявшую чай.

— Конечно. Красивая. Небось, нашла кого, как меня объявили погибшим. Но что дочку не увижу — горько. И она тоже думает: пропал папка. Тот, что мастерил ей деревянные игрушки. Первые книжки читал. Секреты её слушал, она почему-то мне больше доверяла, чем маме.

— А как здесь очутился?

— Пираты, мать их… Здесь много таких. Но не пираты виноваты, а эти.

Заскорузлый палец ткнул в потолок. Ясно, кого он имел в виду. Владельцев шахты и не только этой. Именно они создают спрос.

Предложение большое. Поэтому не выгодно хорошо кормить, обеспечивать медициной. Да хотя бы санитарией. Прощу менять людей-картриджей.

Ничего личного. Экономика. Безжалостные дельцы не знают в лицо надрывающихся в шахтах, только сводные цифры. И спокойно спят по ночам. Как администрация лагерей в системе ГУЛАГа, но там хоть изредка встречались идейные, верившие, что гнобят врагов народа во имя светлого будущего.

— Как тебя звать?

— Пирис Мастис из Эхеса.

— Ага… Дочь — Шаис. Как выберусь, передам привет от отца.

Невольник изумлённо глянул, потом разразился невесёлым смехом.

— На электровозе протянешь дольше чем мы, на общих работах. Но однажды тебя всё равно подхватят за руки и за ноги да отнесут в глухой тупичок. Может, на год или два позже меня. Но непременно.

Час спустя, улучив повод поболтать с бригадиром, Макс и тут катнул пробный шар.

— Балдис, давно хотел спросить. Пусть я, тощий и слабосильный, ровно сижу на заднице. Но ты — здоровенный, у тебя двое нормальных пацанов на подхвате… Чего ты не на свободе?

— Потому что здесь — жизнь. Херовая, подземная, сука, никчемная. Но — жизнь. Сунусь наверх — прибьют, — серьёзно ответил начальник и сплюнул коричневую слюну.

— Чем же? Я видел, когда опускали, у вертухаев даже револьверов нет.

— Дубинки, да. Но их много, сука. А у тех, что на самом верху, у входа в шахту, есть и волыны.

— Убедил. Я читал на воле одного философа. Он сказал: свободным можно быть и в тюрьме. Главное, чтоб дух оставался свободным.

— Долботрах твой философ, — не оценил его мудрость Балдис. — Его бы сюда с отбойным молотком да норму выполнять, враз бы поумнел.

Поблагодарив за науку, Макс ретировался. Больше лезть с вопросами не стремился, бригадир запросто заподозрит подготовку к побегу.

А что, собственно, готовиться? Как говорил замполит, рот закрыл — рабочее место убрано. Прихватив горняцкий фонарь с заряженной батареей, залез в электровоз. Вниз твёрдо решил не возвращаться.

По пути скинул серый комбез, униформу шахтёра-раба, оставив оранжевый лётный. Конечно, он здорово отличается от одежды персонала, но на какое-то время вызовет замешательство.

Наученный горьким опытом побега на Аорне, Макс никого не пригласил с собой. Даже Пириса, убивающегося из-за разлуки с дочерью. Нет гарантии, что в самый ответственный момент не нападёт со спины в надежде, что охрана позволит ему отправить коротенькое письмо в Эхес: «живой, люблю, помню, папа».

И вообще, с рабством нужно что-то решать. Если, конечно, удастся выбраться. Пусть один человек не в состоянии изменить уклад на целой планете, где рабский труд — неотъемлемая часть экономики. Но когда люди рассуждают подобным образом, «от меня одного ничего не зависит», ничего и не меняется. Не можешь освободить всех — освободи одного! Когда каждый, у кого сохранились остатки совести, так поступит, рабство исчезнет…

Тем временем прошёл час. Поезд приблизился к верхней точке маршрута, разворотному кольцу, где добытая соль выгружалась у подъёмника. На том уровне, где Макс влился в пополнение невольников.

У разворота трудились четверо в синем, не обратившие внимания на необычный вид машиниста. Тот, покинув будку, скорым шагом, а затем и бегом отправился к клети, откуда спустился вниз в первый день пребывания в шахте.

Указатели вели прямо, но их было мало, поворотов и ответвлений — много. Так как добыча на этом этаже давно не велась, он оставался практически безлюден.

Но скоро люди окажутся на пути.

Никакие сентиментальные «не убий» и «каждый человек — вселенная» Макса ничуть не сдерживали, потому что весь персонал шахты — это массовые серийные убийцы. Спровадить вниз человека, в том числе захваченного пиратами раба, всё равно, что убить его — сразу, через месяц или год-полтора, не важно.

Макс читал про операции одной российской ЧВК в Африке, пару раз видел этих ребят с шевронами «Наш бизнес — смерть, и бизнес идет хорошо». У владельцев соляной шахты, наверно, тоже неплохо. Но они и их сотрудники вычеркнули себя из списков тех, о ком стоит беспокоиться.

Поэтому когда у раскрытой клети, ведущей в преисподнюю, обнаружилась парочка в синих бриджах и куртках с нагрудной эмблемой в виде кристалла соли, Макс на миг задержался лишь для того, чтобы решить — кого. Пухлый и очень молодой парень с едва наметившейся бородёнкой как раз подходил под определение «слабое звено», в отличие от напарника, мужика крепкого и заматеревшего.

Под низкими твёрдыми сводами выстрел грянул очень гулко. Матёрый упал лицом вниз — наполовину внутрь клети, куда грузил ящики с провизией.

Стало немножко совестно. Не перед убитым, а перед шахтёрами, которые получат еду с запозданием. Собственно, почему с опозданием?

— Дубинку уронил на пол. Быстро! Теперь опускай клеть.

— Но… — пухлый беспомощно указал на незакрытую кабинку створками наружу и бездыханное тело.

— Хочешь лечь рядом с товарищем? Быстро!

Пухляш покорно повернул рычаг. Лифт под весом более чем тонны продуктов и воды двинул вниз, не обратив внимание на створки, отломанные и оставшиеся лежать на площадке рядом с ногами застреленного.