Последний шанс - Полина Ром

шкаф, напоминающий советскую довоенную мебель. А внутри шкафа, который из-за своей основательности мог бы служить маленьким домиком – полки и деревянные пустые вешалки.

Даже запах внутри этого изделия был такой же, как в деревенском шкафу бабушки Татьяны. Какая-то очень сложная смесь дерева, лака, клея и трав: бабушка перекладывала бельё небольшими мешочками с сушёными травами. Татьяна почти узнала запах полыни и герани, а также что-то ещё, очень знакомое, но не определяемое, название которому она не знала. На полу, прямо от двери и к столу тянулась широкая домотканая дорожка в коричнево-серо-белую полоску. Да и сами полы из широченных досок, тщательно отмытые, тоже пахли деревенским домом.

Ужин состоял из блюд настолько земных, что у Татьяны глаза заслезились от умиления. Костя отодвинул тяжёлый стул, помогая ей сесть, устроился напротив, и сказал:

-- Постарайся не жадничать… Я понимаю, что ты проголодалась, но всё же…

Татьяна глядела на стол с голодной улыбкой, понимая, что все советы пролетят мимо: слишком давно ей приходилось обходиться без нормальной пищи. А стол, опять же, напоминал ей о деревенском застолье: большая миска с толчёным картофелем, щедро посыпанным зеленью; две таких же по размеру миски с жареными пирожками; на длинной узкой тарелке, больше всего похожей на селёдочницу, маленькой кучкой -- зубчики чеснока и, на вольготно раскинувшихся перьях зелёного лука -- красные помидорки величиной с яйцо; небольшое блюдо на котором пирамидкой установлены четыре жареных птички размером с голубя; на крепкой деревянной разделочной доске – каравай хлеба, в который воткнули нож с посеревшей от времени ручкой; в крошечной сковородке ещё шипела, плюясь горячим жиром, трёхглазая яичница.

Медный подсвечник, начищенный до мягкого сияния, был укреплён на стене в специальном гнезде. Ложка и вилка на столе тоже медные, немного поцарапанные от долгого использования. На черенках немного стершийся орнамент из листиков и цветов. Сервирован стол красивой глиняной посудой, расписанной яркими полосами и геометрическими орнаментами, а вот кувшин с компотом или каким-то соком – из довольно толстого стекла. Костя налил бледно-жёлтый напиток в высокий и тяжёлый стакан и, кивком указав на стол, скомандовал:

-- Хватит любоваться, ешь давай!

***

Утром ей прислуживала Листа. Принесла чистое и новое бельё, помогла зашнуровать местный аналог лифчика на спине, подала чай, точнее -- терпковатый травной отвар, молоко и горячие ватрушки с тремя разными начинками.

Константин зашёл за ней к концу завтрака, и ухватив со стола ватрушку с рыбой, принялся жевать, немного невнятно выговаривая:

-- Фрать не стоит… Их шветлость мушик не глупый и не шлой... Но и лишнего не говори.

-- Лишнее – это что? – Татьяна, допивая потрясающе вкусное, прохладное молоко даже облизнулась как кошка.

-- Про переселение в новые тела – точно не стоит сообщать, -- Костя сделал вид, что тянется за молоком и шепнул ей это на ухо так, что Татьяна насторожилась. Похоже, он считал, что их разговор сейчас подслушивают.

-- А где же Геннадий с Верой?

-- Гена вчера на охоту уехал с местными, а Вера… -- Константин демонстративно пожал плечами – ...вобщем, сама сегодня увидишь. Пойдём, не стоит задерживаться.

За дверями комнаты стоял и ждал их молодой парень, одетый в костюм тусклого серо-зелёного цвета. Он поклонился Константину, кивнул Татьяне и, со словами: «Милорд ждёт вас», двинулся в сторону винтовой лестницы.

Кабинет милорда находился довольно далеко, и Таня подумала, что сама она теперь и дорогу до комнаты не найдёт.

Местному владыке земель было, на взгляд Татьяны, лет пятьдесят. Высокий, крупный мужчина с небольшим пузцом, грубоватым, как будто рубленым лицом и коротким седым ёжиком волос. Судя по всему, их светлость брил голову раз пару недель и сейчас, сидя в массивном кресле с высокой спинкой и облокотившись на стол жилистыми волосатыми руками больше всего он напоминал Татьяне братка из девяностых. Тем более, что рукава белоснежной рубашки были по-простецки подкатаны до локтя, но распахнутый ворот оказался щедро отделан кружевом.

Братки, конечно, кружева не носили, но Татьяна заметила, что ткань рубашки очень хорошего качества – тонкая, ровная и плотная, а значит, кружева – просто дань местной моде. То есть, хозяин одет дорого и модно, а не как охранники и слуги. Да и богатая, расшитая шёлком алая жилетка вряд ли одета для тепла. Это тоже статусная вещь.

Сам кабинет оказался обставлен достаточно просто, по-деловому: на стене – большая пёстрая карта с надписями на эсперанто, два громоздких книжных шкафа со стеклянными вставками и широкие скамейки со спинками вдоль стен.

Самыми выдающимися предметами здесь были огромный стол, на котором ютился прибор для письма из ярко начищенной меди и тот самый стул, занятый милордом. Широкая спинка возвышалась даже над его головой и на вершине её крепилась небольшая медная корона, отделанная красными камушками кабошонами. Большая часть спинки скрывалась за массивными плечами хозяина, но даже то, что виднелось, было покрыто сложной и весьма искусной резьбой.

Константин поклонился, приложив правую руку к сердцу, и Татьяна повторила его движение. Выпрямившись, они оба застыли у закрытой двери, пока милорд рассматривал их. Взгляд у мужика был тяжёлый и Тане казалось, что она прямо ощущает давление, как будто по телу и лицу проводят большой ладонью, слегка даже прижимая её.

-- Садитесь… – голос у милорда оказался низкий и басовитый, чем-то он напоминал медведя, который точно знает, что он здесь самый сильный и потому пока не собирается кидаться. Пока…

Константин двинулся было к скамейке, но хозяин скомандовал:

-- Ближе садитесь…

Только сейчас Татьяна заметила, что для них приготовлены две табуреткит у стола -- прямо напротив милорда. Гости уселись и теперь с хозяином их разделяла только глянцевая поверхность полированной столешницы.

-- Свою аптечку ты не сохранила. У тебя не осталось никаких инструментов… -– Татьяна даже вздрогнула от такого напористого начала. Захотелось немедленно начать оправдываться и что-то объяснять, но она упрямо молчала, не желая уступать.

-- Милорд, в любом случае знания моей спутницы…

-- Помолчи, – небрежно отмахнулся от возражений Константина хозяин и продолжил говорить, обращаясь к Татьяне: – Я дам тебе место в моём доме и защиту…

В речи графа, в конце предложения, настолько отчётливо слышалось «но», что Татьяна посмотрела ему в глаза и спросила:

-- И что я буду за это должна?

Хозяин чуть удивлённо хмыкнул и приподнял