Эпицентр - Евгений Иванович Филенко

не заметят, что меня нет. А потом будь что будет. Пусть выпнут из Галактики с самым громким треском и позором. Сдалась она мне! Плевал я на нее, когда там не будет Маринки. Работа найдется всюду. Главное – чтобы Маринка не исчезала. Это самое главное в моей жизни, это ее смысл, а все прочее – пустяки. Что там она говорила? Уже поздно?.. Ни черта не поздно. Все еще можно поправить. Ну что может связывать ее с кем-то, кто случайно, не по праву, пиратски занял мое место за эти три месяца? Только одиночество. А со мной у нее общая любовь, общая память, целая общая жизнь».

7

В полуметре от Кратова возникла неестественно увеличенная видеалом физиономия Клавдия – утыканная жесткой синей щетиной, в натуральном цвете, объеме и звуке, распространяющая вокруг себя безысходность и уныние.

– Словарь альбинского языка составлен? – спросил Кратов.

– Угу, – печально сказал Клавдий. – Так называемый «континентальный» диалект, доминирующий на планете. Со второго по семнадцатый блоки мемоселектора.

– Были попытки прямого аудиоконтакта?

– Нет. Топ не рекомендовал.

– Что так?

– Он занимался психологией альбинцев. Наше появление, как он предполагал, вызвало у них культурологический шок. Отсюда и запрет на высадку: они нас не ждали и не готовы к тому, чтобы разговаривать с нами лицом к лицу. Одно дело – обмениваться сериями графем, и совсем другое – слышать вопрос и немедленно подыскивать на него ответ…

– Отчего же немедленно? Можно и не спешить, была бы достоверная информация… Все же будьте готовы, что мы рискнем, вопреки мнению коллеги Топа, перейти от картинок к прямой речи.

– Я-то давно готов. И лингвары готовы… – лицо Клавдия напряженно сморщилось, будто резиновая маска. – Послушайте, доктор Кратов. Мы тут одно время теоретизировали – может быть, они хотят скрыть от нас что-то на поверхности планеты? Может быть, им стыдно пускать нас к себе?

– Топ сообщил вам о наличии чувства стыда у альбинцев? – осведомился Кратов.

– Отнюдь, – меланхолично произнес Клавдий. – Он и сам имеет о стыде чисто теоретическое представление. И связывает его существование у людей с теми же многообразными табу и комплексами, которых якобы лишена его раса… Но подумайте: если бы лет триста назад кто-либо захотел войти в контакт с человечеством, разве не было бы нам стыдно показать инопланетянам Землю, полную оружия, концлагерей, голодающих людей?

– Вероятно, вы правы, – сказал Кратов. – Но это не причина, чтобы пускать в пришельцев баллистические ракеты. А вот другой, более веский повод в ту пору у человечества был. Социальная разобщенность. Земная цивилизация постоянно делилась на противостоящие с оружием в руках лагери, и вдоль, и поперек – по убеждениям, по религии, по цвету кожи. По элементарному скудоумию… И гости из космоса с их галактической мудростью и мощью угрожали бы нарушить равновесие, приняв ту или иную сторону. Это был очень серьезный повод, доктор Розенкранц.

– У альбинцев нет наших грехов, – поспешно возразил тот.

– И концлагерей тоже нет? Нам известны, например, так называемые «генетические резервации» у некоторых весьма развитых рас, и эти расы охотно оправдывали перед Галактическим Братством их наличие. По сути же своей эти резервации мало отличались от наших концлагерей…

– Нет у альбинцев никаких резерваций. Ни явно, ни скрыто. Мы в свое время искали доказательства своим домыслам…

– Что ж, задача упрощается, – задумчиво сказал Кратов. – Но решения пока нет. Хотя, конечно, приятнее общаться с расой, не скомпрометировавшей себя концлагерями. Что же им тогда скрывать от наших глаз?

Клавдий тяжко вздохнул, но не нашелся, что добавить.

«Они торчат здесь не меньше трех месяцев, – подумал Кратов. – В добровольном концлагере. В психологической резервации… За этот срок вряд ли что может измениться в человеке, если дела идут хорошо, цель ясна и видны перспективы. Но за то же время, когда ничего не выходит, на горизонте сплошной туман и ни малейшего просвета вокруг, можно проклясть все и вся. Надломиться и пасть. Обрасти щетиной и шерстью. Щетина, кстати, уже налицо… Почему в тот момент, когда я вошел, Клавдий на четвереньках собирал рассыпанные карточки, а Денис и не пытался ему в этом помочь? Конфликт, вызванный равнодушием одного и агрессивностью другого? Равнодушие одного к агрессивности другого? Или агрессивность одного в ответ на равнодушие другого?..

Это моя ошибка. Зря я набросился на директора Дэйнджерфилда. То есть, не совсем зря, и все же… Нельзя было упускать Альбину из виду. Никакие более важные и спешные, а главное – интересные дела такого прокола не оправдывают. Следовало либо немедленно свернуть все работы и отозвать миссию вместе с унылым Клавдием и издерганным Денисом, либо пойти на риск, чтобы раз и навсегда решить, возможен ли настоящий контакт. И уж если это не поможет, спросить совета у тектонов.

Как это сказал наш диспетчер с историческим прошлым? Злые птицы? Дикие лебеди, что гонят по лесам и полям сестрицу Аленушку и братца Иванушку, белые демоны, посланники Бабы-Яги… Только в русских сказках бывает такой сдвиг стереотипов: разве могут белые птицы быть злыми? По всем статьям им полагается быть прекрасными и гордыми! Смотреть сказки Андерсена. И совсем другой коленкор, если взять, к примеру, плотоядных стимфалид с медными перьями-стрелами…

Так вот: надо было еще три месяца назад окончательно прояснить, злые у нас это птицы или просто в дурном расположении духа. А ждать, когда решение придет само собой, бессмысленно. Достаточно лишь заглянуть во ввалившиеся глаза Клавдия, увидеть неопрятную бородку, делающую его похожим на Спасителя в изображении неореалистов. В таком состоянии, с таким больным, загнанным взглядом, Клавдий просто не узрит выхода из тупика, даже если уткнется в него своим унылым носом.

Давно пришла пора действовать. И действовать мы станем очень быстро».

– Как вы полагаете, доктор Розенкранц, – сказал Кратов. – Насколько серьезны их угрозы?

– Это не угрозы, – буркнул Клавдий. – Это предуведомления.

– Я думаю, надо убедиться в этом окончательно.

Клавдий медленно оттянул большим пальцем ворот мохнатого черного свитера и глубоко вздохнул.

– Этого делать нельзя, – неуверенно сказал он. – Навязывание контакта, нарушение Кодекса. И потом – баллистические ракеты…

– Что может сделать древняя керосинка, пускай и с ядерной начинкой, современному космическому кораблю в состоянии полной защиты? И не будет никакого нарушения Кодекса, поскольку мы лишь проимитируем подготовку к посадке, произведя ряд безобидных маневров в атмосфере. И уж если они все же атакуют корабль, мы разорвем контакт.

– Это авантюризм, – тихо сказал Клавдий. – То, что вы предлагаете, называется провокацией.

– Это ксенологический эксперимент. Почти все ксенологические эксперименты содержат элемент провокации. Это жесткая проверка на доброжелательность и нравственную зрелость. Одно