Галактический консул: Гребень волны. Гнездо феникса - Евгений Иванович Филенко

себе втихомолку: «Болтай, старый перец, болтай… Я-то знаю, что первый навигатор лучше, чем второй, что звездные разведчики смелее всех на свете, что носить шевроны раддер-командора почетнее, чем латать дыры в отсеках грузового блимпа…» Ничего. Не пройдет и пяти лет, как я окажусь прав. И все случится так просто и обыденно, что ты и не вспомнишь обо мне, а будешь полагать, что так оно всегда и было.

– Я понял вас так, – начал Кратов, – что с завтрашнего дня мы можем забыть про все уставы…

– Ничего ты не понял, – оборвал его Пазур. – Забыть он захотел… Когда Длинный Эн взял меня третьим навигатором в загалактический бросок, я величал его исключительно полным титулом и ухитрялся бледнеть и краснеть одновременно, когда он ко мне обращался. «У парня уставные схватки, – потешался Длинный. – Дайте ему валерьянки. И увидим, перетащит ли он свою любовь к регулам через гребень первой волны». Длинный Эн меня недооценил. Я переехал, помня устав наизусть, через две гравитационных волны, и только третья вышибла его из меня напрочь. Потому что крикнуть «ты» получается короче, нежели «разрешите обратиться, командор». Но никто из вас еще не побывал в штормах. Так что не торопитесь в космические асы.

Пазур поднялся, рассеянно глядя по сторонам. Костя тоже встал. Он почему-то не был убежден в том, что мастеру потребуется задирать голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Гм, – сказал Пазур. – Как ты, наверное, догадываешься, я отметил нарушение формы инженер-навигатором.

– Это моя вина, Первый, – потупился Костя.

– Твоя, твоя. Это уж точно… Забудь об этом. Девочка очень красивая, и с этим приходится считаться. По-моему, она решила, что красота – это оружие, которое не должно ржаветь в ножнах. Честно говоря, я не знаю, хорошо это или плохо. Но если девочка думает, что ее место в космосе, не будем ей мешать. Космос всех рассудит. Своих он принимает, а посторонних выплевывает, как вишневую косточку. Далеко и без мякоти.

– Как вы думаете, Первый, – негромко произнес Кратов. – Меня он выплюнет?

Пазур пожал узкими худыми плечами.

– Что я, провидец? – спросил он. – Мне кажется, не выплюнет. Но космос может иметь иное мнение. Итак, я ухожу, Второй. Пускай эти шалопаи считают, что я их не видел. А ты не забывай, что завтра полет.

Он бросил короткий взгляд на пятачок, где в клубах цветного дыма бесновались гигантские фантомы. Лицо его снова перекосилось, будто он глотнул кислятины.

7

– Ты меня почти покорил, «Сатурн», – объявила Рашида, падая в кресло. Ее щеки полыхали, глаза горели, от вечерней прически не осталось и следа. – Я действительно не ожидала, что ты так здорово танцуешь!

– Да кто я перед тобой? – воскликнул Ертаулов. – Мойдодыр, вылезший на подмостки большого балета! Честное слово, Рашуля, это я без ума от тебя. Зачем ты себя губишь? Иди на сцену, радуй людей, очаровывай их, это твоя стихия. А в Галактике тебе делать нечего, или я ни черта не смыслю в жизни.

– Конечно, не смыслишь, – согласилась Рашида. – Я лишена всяких задатков для настоящего танца. Гены моей матери оказались доминантными. К сожалению… И не кричи на весь зал, а то могут подумать, что ты в меня влюбился.

– А разве можно в тебя не влюбиться?!

– Я и сама так полагала. Оказывается, можно. Видишь, Костя ко мне абсолютно равнодушен. Даже разговаривать не хочет. И это меня озадачивает. Ну, а ты волен влюбляться сколько влезет. Если, разумеется, не ищешь взаимности.

– Что же это за любовь без взаимности? – нахмурился Ертаулов. – Пустая трата времени и сил.

– Да ты еще дитя, хоть и прикидываешься звездоходом! – засмеялась Рашида. – На самом деле, мальчик, все происходит в точности наоборот. Высший смысл любви, как, наверное, и всего на свете, заключается в борьбе. Пока любовь не разделена, она наполнена борьбой за взаимность. Ее осеняют могучие и яркие чувства. Боль, тоска, ревность, даже ненависть! Человек любящий, но нелюбимый, живет полно, он ясно видит цель и сражается с судьбой за достижение этой цели. Чем она ближе, тем он счастливее, и это ощущение счастья нарастает. Оно становится поистине беспредельным, когда вдруг зарождается взаимность! Это как цунами: далеко в океане вспучилась волна, полого накатила на берег, вскинулась чудовищным таранным валом, ударила со всей силы – и схлынула, оставляя после себя грязный песок, дохлых рыб и обломки домов. Вот и разделенная любовь после бурного, но короткого счастья неминуемо превращается в привычку и скуку.

– Маленькая кобра прикидывается большой змеюкой, – покачал головой Стас. – Где ты, Рашуленька, нахваталась таких старческих мыслей?

– Сколько тебе лет, «Сатурн»? – спросила Рашида, сощурившись.

– Допустим, двадцать один, – ответил Ертаулов горделиво.

– Еще только двадцать один! А мне, милый мальчик, УЖЕ двадцать один! И в первый раз я смертельно влюбилась, едва мне исполнилось четырнадцать. О, как я страдала от безысходности! Как торопилась повзрослеть, чтобы ОН обратил наконец на меня свой взор! Видит небо, я целых полгода ходила с фиолетовым от слез носом и была счастлива.

– А потом? – с живым интересом осведомился Стас.

– Потом я возненавидела всех мужчин. Чуть позже утратила вкус к жизни и выбирала, каким образом будет уместнее покончить с нею счеты: утопиться или выпить яд. Чтобы не пострадал цвет лица… А еще спустя короткое время снова влюбилась.

– Тогда конечно, – сказал Стас. – Мне с тобой не равняться. Должно быть, я не настолько совершенен, чтобы влюбляться хотя бы трижды в год. Второй, а ты как думаешь?

– Не знаю, – пробормотал Костя сердито. Ему снова было не по себе. – Тоже нашли тему перед самым полетом.

– А все-таки? – Рашида смотрела на него, не мигая распахнутыми на поллица глазищами.

– Мне кажется, любовь – не только всякие там страсти и переживания, – сказал Кратов, рдея. – Это еще и ответственность перед любимым человеком. Ты дал кому-то веру в себя. Наобещал ему все сокровища мира – пусть сгоряча, от головокружения. Так и дари ему все, что можешь и пока можешь, докажи ему, что ты не пустобрех.

– Вот замечательное слово, – произнес Ертаулов удовлетворенно. – Уже не первое сегодня. Ты, Костя, нынче небывало щедр на словесные диковины.

– А если надоело? – спросила Рашида. – Если скучно стало? Что же, вот так и торчать всю жизнь подле опостылевшего человека и доказывать ему свою любовь, которой и след простыл?!

– В любви не должно быть суеты, – упрямо сказал Костя. – Любить надо уметь. Если не дано тебе – так и будешь вечно метаться и рыскать. А уж коли дано, так и сам будешь счастлив, и другого человека сделаешь счастливым.

– Но так не бывает,