Дэвид Файнток - Надежда патриарха

– В госпитале Боланда, сэр. – Она поднесла чашку так, чтобы я смог сделать глоток. Никогда вода не казалась мне такой вкусной.

Я напряг память:

– Взорвалась бомба. – И вдруг меня охватила паника. – Марк Тилниц?

– Его пока нет. Поднимается на этаж. У нас у всех есть карточки с именами. – Она показала свою, приколотую к халату.

– Как долго я…

– Четыре дня.

– Есть на небе Господь. – Я попытался откинуть одеяло. Тут же что-то словно вонзилось мне в бок. – Меня ждет работа.

– Лежите спокойно, господин Генеральный секретарь. – Она что-то требовательно проговорила в мобильник.

– А где Бранстэд? Что с моим графиком встреч? – По одеялу змеились трубки. Некоторые были присоединены к моим венам. – Освободите меня.

– Подождите, сэр. Я позову врача.

Я попытался спустить одну ногу с кровати, но у меня ничего не получилось.

– Я привязан? Помогите мне встать. Дверь распахнулась.

– Он проснулся? Хорошо. Сэр, я – доктор Рэйнс. – Незнакомец был одет в белый халат, как и положено людям его профессии.

– Приветствую. Позвольте мне уйти отсюда.

– Лежите, мистер Сифорт. – Это был приказ, причем достаточно резкий, чтобы я приумолк. Мягко, но решительно доктор помог мне опуститься обратно на подушки. – Вы ранены.

– Насколько серьезно?

– Лоб у вас только рассечен, и контузия проходит. Слух почти полностью восстановился. Рана в боку закрыта кожезаменителем и зашита. Еще есть два сломанных ребра, но мы каждое утро сращиваем кости стимулятором роста.

– Так в чем же дело? – Мне надоело слушать его подробный рапорт.

Он откинул одеяла, обнажив мое тело и катетеры, прикрепленные к сосудам. Я вздрогнул.

– Господин Генеральный секретарь… – Его голос странно помягчел. – Подвигайте правой ногой.

– Что за чепуха…

У меня ничего не вышло. Я попробовал еще раз.

– А теперь левой.

Я даже застонал от напряжения. Он постучал по моей лодыжке.

– Чувствуете что-нибудь?

– Нет. – И вдруг меня прошиб пот.

– Имеет место… хм… травма спины. Мы сделали операцию, чтобы стабилизировать ваше состояние, соединить поврежденные спинные позвонки с-целью…

– Как долго будет идти лечение?

– Это неизлечимо, – произнес доктор Рэйнс. Меня начало рвать. Но ничего, кроме слюны, из меня не вышло: я не ел несколько дней. По спине пробежал холодок ужаса.

– Мистер Сифорт, надеяться можно. У нас есть процедуры, чтобы…

– Убирайтесь!

– Нейрохирургия – процесс долгий.

– Не хочу этого слышать. – Я заерзал что было сил, пытаясь освободить ноги.

– Мы поможем вам приспособиться…

Я сделал усилие, чтобы сесть, согнув колени. Но ног все равно не чувствовал. Начиная с бедер все онемело. Доктор Рэйнс схватил меня за руку:

– Так вы сделаете себе еще хуже.

– Дайте мне уйти!

– Сестра, двадцать кубиков алмонела, внутривенно.

– В чем дело? – Я отчаянно пытался освободиться.

– Это успокоительное.

– Нет! – Я ударил его по запястью. – Не усыпляйте меня!

Он схватил меня за предплечье и приготовился вонзить шприц.

– Марк! Марк, помоги!!

Дверь резко распахнулась. Вбежал мой начальник охраны с лазером наготове:

– Отойдите от него!

– Он нуждается в успокоительном.

– Бога ради, не позволь им сделать это! – Я попытался вырваться.

– Отойдите! – Лицо Марка приняло смертельно опасное выражение. Лоб его покрылся сетью глубоких морщин. Тилниц опустился на колено, подняв лазер.

Доктор Рэйнс поспешно встал. В коридоре послышались шаги.

– Уберите это. – Тилниц захлопнул двери прямо перед испуганными лицами двух дежурных.

– Он нуждается…

– Ну!

Доктор Рэйнс медленно опустил шприц:

– Этот человек – мой пациент.

– Он собирался… – Я постарался говорить твердо. – Убери его отсюда!

– Вам не нужно успокоительное, сэр?

Через «не могу» я постарался сказать как можно спокойнее:

– Нет, мне нужно, чтобы меня оставили одного.

– Так и будет сделано, господин Генеральный секретарь. – Марк вместе с доктором Рэйнсом и медсестрой пошли к дверям. – Я буду снаружи.

Уже на выходе я окликнул его.

– Долго ты тут дежуришь?

– Четыре дня.

– Я так и думал.

– Когда ухожу в ванную, меня заменяют Карен и Томми. Охрана находится двумя этажами ниже и выше. Вы в безопасности.

– Благодарю тебя. – Голос у меня задрожал. – Поспи хоть немного. Скажи Алексу, он посидит.

Марк приблизился к кровати и встал на колени, словно ребенок, который просит благословения у отца. Он коротко взглянул на меня и тут же отвел взор. Тем не менее голос его был твердым:

– Капитан Тамаров мертв.

Дикий крик эхом разнесся по холодным равнодушным коридорам. Только через некоторое время я осознал, что это мой вой.

– Как… когда…

– Бомба, сэр. Он ничего не успел почувствовать. Зато я чувствую это. Мои глаза остановились на двери.

Тилниц понял намек, мягко похлопал меня по плечу и вышел.

Снова и снова я бил руками по матрасу. Почему это не я, Господи? Он должен был жить!

Я подавил стон. Господь все еще играет со мной. Забрал моего лучшего друга, лишил меня возможности двигаться, приковал к постели, без всякой надежды на выздоровление. Жалкий старик. В открытом шкафу, рядом с одеждой, стояла моя отделанная серебром трость. Больше она мне не понадобится. Меня стало подташнивать.

Приди, ночь. Забери меня в свое лоно.

Не знаю, как долго я лежал, страдая. Наискосок через комнату мягко ворковал голографовизор. Он был настроен на программу новостей.

«…согласно последним сведениям из госпиталя Боланда…»

«…за любую информацию о том, где скрывается…»

«…источники в верхних эшелонах власти полагают, что речь идет о нескольких днях, хотя, по слухам, Генеральный секретарь будет прикован к постели несколько месяцев. С новостями был Фил Бансел из госпиталя Боланда. До новой встречи на нашем канале».

«Между тем исполняющий обязанности Генерального секретаря Валера утверждает, что есть небольшой прогресс в деле с Лигой экологического действия, которая объявила, что эта третья террористическая атака…»

Послышался негромкий щелчок. Через приоткрытую дверь проскользнула Арлина.

– Ты снова с нами. – Она подошла к кровати.

Я попробовал повернуться, но мне подчинялась только верхняя часть тела.

– Ник… – Она положила ладонь на мою руку. Я сильно вздрогнул, и ее глаза расширились. – Что, любовь моя?

Я освободил руку:

– Терпеть не могу жалости.

– Что в целом мире… – Она села, лицо ее было усталым.

– Всего лишь… Мне… – Я попытался отвернуться. – Не сейчас, Арлина. Пожалуйста… – Я молил Бога, чтобы она ушла, пока я не потерял контроль над собой.

– Ник, что бы ни случилось, мы пройдем через это. Я буду с тобой.

– Разве ты не видишь… – Мой голос стал наливаться яростью. – Арлина, если ты любишь меня, дай мне возможность побыть одному! Ради бога!

Когда я наконец поднял глаза, ее не было.

Целыми днями я лежал в постели, равнодушно смотря голографовизор. Пища, которую мне приносили, большей частью оставалась нетронутой. Я машинально отвечал на вопросы врачей, пытался шевелить членами, когда меня просили, позволял медперсоналу перекладывать меня в кресло на колесиках, когда надо было переменить постель.

Джеренс Бранстэд в очередной раз навестил меня, попытался говорить о делах, но я ни во что не хотел вникать:

– Это не имеет значения, Джер. Со мной все кончено.

– Что – все?

– Служба. Жизнь… – И я устало закрывал глаза.

– О, вы прошли такой долгий путь. – В его голосе появился некий оттенок презрения.

– Начиная с?.. – Я не мог позволить ему спровоцировать меня.

– Начиная с «Виктории», унылый сукин сын.

То есть с корабля, на котором мы десятилетия назад возвращались с Надежды.

– Как ты смеешь… – пораженный, крикнул я.

– Да, как я смею! Мне известна вся ваша подноготная. – Джеренс бросил свой голографовизор на кровать, едва не попав мне по ногам.

– Убирайся!

– Охотно! – Он двинулся к дверям.

– И забери свой долбаный голограф!

Джеренс вернулся, взял его с одеяла. Я схватил Бранстэда за запястье:

– Что ты имел в виду, говоря о «Виктории»?

– Я тогда не ради Флота завязал с наркотой. А ради вас.

Я покраснел:

– Знаю.

Все эти годы мы никогда не говорили, каких неимоверных усилий стоило ему отказаться от своего пагубного пристрастия.

– Я страстно желал походить на вас. Вы никогда не сдаетесь. Как бы плохо ни ложились карты, вы продолжаете игру. – Он поймал мой взгляд. – И вы всегда побеждаете.

– Благодарю. – Мой голос звучал грубовато.

– Так было до сих пор.

– Мне больше незачем жить.

– Я чувствовал то же самое. – Он по уши втянулся в наркотики, не думая о том какие разрушительные последствия это могло для него иметь.