Пути и Двери - Ян Анатольевич Бадевский

простиралась широкая терраса в обрамлении кованых завитушек ограды. Стимбург утонул в плотной пелене дождя и нескончаемом шуме холодных струй. Тучи спустились с гор нынешней ночью, затянули непроницаемой вуалью склоны вместе с виллами фабрикантов, устранившихся от мира волшебников и членов правительства. Извилистый серпантин нырял в серую муть и больше не появлялся. Вдалеке угадывались очертания заводов и краешек стеклянного купола, наброшенного на железнодорожную станцию.

Шея и спина онемели.

Ароматный дым с нотками шоколада наполнял легкие, позволяя отвлечься от событий вчерашнего вечера.

За спиной Кельсинга разворачивался интерьер фешенебельной спальни с разбросанными повсюду вещами и обнаженной девушкой на кровати. Девушка была красива. Копна светлых волос разметалась по подушке, из-под одеяла видна грудь с коричневыми полукружьями отвердевших сосков. Похоже, Ансе возбуждена — дыхание прерывистое, тело выгибается в предвкушении очередного приключения.

Терраса примыкала к спальне на уровне второго этажа. Увесистые капли барабанили по плитам, срывались с перил и разбивались о невысокий поребрик. В дальнем углу террасы скапливалась лужа.

Кельсинг прислушивался к собственным ощущениям. Если в организме что-то и происходило, он этого пока не заметил.

— Такая рань, — послышался сонный голос Ансе. — Иди спать.

Кельсинг докурил сигару и потушил окурок в пепельнице, имитирующей руку мертвеца.

— Не спится.

Обернувшись, он увидел девушку, закутавшуюся в одеяло. Ансе хмурилась — ее не устраивали погода за окном, сквозняк, гулявший по комнате, и отсутствие Кельсинга в постели.

— Знаешь, — сказал Кельсинг спустя несколько мгновений, — а я ведь совсем иначе представлял нашу встречу. И то, что произойдет после.

Девушка внимательно посмотрела на человека, который едва не стал ее кормом.

Едва.

— Думал, мы ночуем в гробах и рассыпаемся в прах на рассвете?

Кельсинг хмыкнул.

— Вроде того.

— Добро пожаловать в реальный мир.

Закрыв дверь, он направился к журнальному столику, на котором всё еще стоял принесенный дворецким кофейник. Заполнил бодрящим напитком миниатюрную чашечку и с наслаждением втянул ноздрями кенийский аромат. Острота восприятия не изменилась.

— Хочу рассказать тебе одну историю, — Кельсинг уселся в кресло, ежась от утреннего холода. Сделал первый обжигающий глоток. — Если ты не против, конечно.

Ансе равнодушно пожала плечами.

— Почему нет? Ты уже меня разбудил. Всё желание пропало, кстати, так что порадуй меня своей историей.

— Договорились, — Кельсинг сделал второй глоток. И непроизвольно коснулся двух ранок на шее. — Так вот, я родом не из Стимбурга, как ты могла бы подумать, учитывая мое нынешнее положение. На свет я появился в замкнутой христианской общине. Это островной анклав на юге. Средиземное море, если быть совсем уж точным. Старинные улочки, церковь, патриархальный уклад. И очень своеобразный свод законов.

— Я слышала о таких анклавах, — Ансе откинула волосы со лба. — Кажется, от мамы.

— Не сомневаюсь. Так вот, законы. Наша община опиралась на Библию в качестве правового источника. Десять заповедей, а к ним — бесконечное количество поправок и дополнений, принятых к исполнению за минувшие три или четыре столетия.

— У вас одно божество? — вежливо поинтересовалась Ансе.

— Одно, но триединое, — с улыбкой уточнил Кельсинг. — Книга, по которой регламентируется жизнь острова, невероятно древняя. Ее называют Библией. Говорят, Библия писалась еще в те времена, когда не было Дверной Сети, Демиургов и Посторонних. До Стимбурга и всего, что ты видишь. До открытия чужих миров. Мы даже вообразить не можем, насколько это давно. Так что наши священники претендуют на Изначальное Знание. То, что было до Большого Отката, и будет после.

— Никто этого не знает, — фыркнула девушка.

— Согласен. Но наши священнослужители придерживаются иного мнения. Кроме того, появилась профессия адвокатов-теологов, досконально изучивших заповеди со всеми поправками. Теолога можно нанять для защиты в суде.

— Это же религия, — удивилась Ансе.

— Религия, переродившаяся в закон, — напомнил Кельсинг. — Приведу пример. Восьмая заповедь гласит: «Не кради». При этом бедная женщина, регулярно посещавшая церковь, украла в магазине булку хлеба, чтобы отдать ее нищему на паперти. Адвокат за разумную плату возьмется доказать чистоту помыслов женщины, высокий уровень ее вовлеченности в религию и массу других сопутствующих факторов. Преступление переквалифицируется в кражу ради подаяния, и женщина отделается постом и парой сотен молитв.

— А если ее дети голодают? — задала логичный вопрос Ансе.

— Тогда перед нами факт корыстной мотивации. В теории наша героиня может пойти работать. Безвыходность положения доказать нереально. Женщине будет грозить тюрьма, детям — храмовый приют.

— Это сложно понять.

Кельсинг выпил еще немного кофе.

— А теперь представь, — продолжил он свое повествование, — что на острове появляется упырь. Кто-то вроде тебя, Ансе.

— Уже веселее.

— Я знал, что тебе понравится. Так вот, упыри — существа бессмертные, а потому весьма состоятельные. Я слышал, что их сотворили Демиурги на одном из полуанархических миров, очень далеко от Земли. Это люди, но сильно переделанные.

История откровенно забавляла девушку. Ансе сама была вампиром и знала о своей родословной гораздо больше, чем мог бы подумать Кельсинг. Ей было известно, что Демиурги умели превращаться в вампиров, оборотней, кракенов и даже разумные облака, плавающие над пустынными водными планетами. Зачем Ушедшие творили всё это, оставалось загадкой. Вероятно, устали от жизни и захотели экспериментов. Так или иначе, упыри остались и попробовали адаптироваться к реальности откатившихся людей. Кому-то удалось, а кому-то не очень. Постоянная жажда крови — не лучший помощник в вопросе ассимиляции. Впрочем, вампиры не выпивали всех, кто попадался на их жизненном пути. Кого-то обращали, подарив бессмертие и шанс на то, чтобы увидеть лучшие времена. Чем не альтернатива волшебству, практикуемому тайными орденами.

Ансе обратила Кельсинга.

И не жалела об этом.

— Вампиры появились на моем острове, — продолжил Кельсинг, отставив опустевшую чашку. — Сначала одна семья, потом другая. И вот уже их целый квартал. Поползли мрачные слухи, люди начали обходить вампирское гетто стороной.

— Кровь не требуется нам постоянно, — заметила Ансе. — Достаточно выпить кого-то раз в десятилетие. Хоть в чем-то наши создатели не стали зверствовать.

— Наверное, вы полагаете, что это не очень высокая цена, — в голосе Кельсинга промелькнул сарказм. — Но всё же интересно — почему не Стимбург?

— Законы жестче. За убийство тут можно получить реальный срок, это же цивилизация. Или отправиться на виселицу.

— Вам не страшна виселица.

— Нам, — мягко поправила Ансе. — Теперь ты один из нас. На самом деле, в правительстве Стимбурга