Испытание огнём - Токацин

- Чего стоишь? – Гор повернулся к ней. – Можешь быстро ополоснуться, постирать мелкое тряпьё… Нижнюю рубаху смени. Панцирь чистить некогда, чинить незачем. А рубаху смени – старейшина Кайри говорит, так раны быстрей заживают.

…Хассек криво ухмыльнулся.

- Ну, внутрь – это вряд ли! Если закину на броню, уже повезёт. Что Джагулы, что Кьюссы, - в щитах все разбираются и «голыми» на столицу не полезут. Но Сэта ведь широкие ворота и ни к чему… Да что обо мне! Я тут не первый год. Ты, главное, вперёд не лезь! Все круги прикрыты хорошо, но сначала достанется первому – через три слоя бить сложнее. Пока ты там сидишь и излучаешь, тебя снаружи даже не видно. А вот если вылезешь с ножиком…

Джейн сердито фыркнула.

- Против авиации? Или атомного крейсера? Я пока ещё в себе. Тут главное, чтобы нам кого-нибудь не закинули. И чёртова авиация… У Кьюссов есть что-то, что может сломать аккадалис?

- Ни у кого нет ничего, что может сломать аккадалис, - твёрдо сказал страж. – Если только у Куэннов. Ложись спать, Джейн. Измучаешь себя раньше времени – меньше выдержишь в бою.

Он подтащил лежак вплотную к её кокону и крепко взял её за руку. Джейн заползла в кокон и вместе с «мешком» уткнулась головой в тёплую грудь. «У Куэннов есть. Точно есть,» - вертелась в мозгу неотступная и очень неприятная мысль. «Иначе бы они из него и строить не могли. Но и алайналь – тоже сверхцивилизация. И тоже умеют строить прочно – пережили же Большой Взрыв! Значит, на аккадалис могут найти управу…»

18 день Льда месяца Лучей. Равнина, Сердце Пламени

Издалека донёсся раскатистый грохот. Следом взревела труба. Джейн такие уже видела – их делали из раковин летающих моллюсков, у них было несколько раструбов, - для прокачки воздуха сквозь внутренние полости, для сброса отходов, для метания едкой жидкости… Задуматься об устройстве местной фауны девушке не дали – в ту же секунду её встряхнули за плечо.

- Орда у ворот!

За городом снова громыхнуло, но уже по-другому – словно одновременно взорвалось несколько маломощных снарядов.

- Прорывают границу, - выдохнул Хассинельг, протягивая Джейн шапку со свисающими «ушами». Девушка удивлённо хмыкнула, но тут же нащупала меж слоями ткани и кожи жёсткие пластины. «Шлем! Ну да, вещь нужная. Хотя бы от осколков…»

«Уши» пристёгивались к «бронежилету», превращая «шапку» в бронированный капюшон. Джейн сама удивилась, как быстро оделась в этот раз. «Посох тут. Нож…» - она покосилась на пояс. «Не знаю, на кой чёрт – но тут.»

Снаружи взвыли сигнальные трубы.

- Все на башни! – одну ракушку дали Скогну-гвардейцу вместо рупора, и от его пронзительного визга дрожали стены. – Первый круг! Второй круг! Собрать отряды! Все на башни!

По коридору, куда уже выскочили и Джейн, и Хассек, прокатилась волна белого света.

- Я с вами, пока стоит город! – от голоса Кайшу теплело в груди, и сердце билось чаще. Можно было хмыкнуть насчёт «промывки мозгов», но почему-то не хотелось.

- Силы и славы! – крикнул Хассинельг, уже поравнявшийся с командиром отряда Сэта, и вскинул посох. Ответили ему со всех сторон, но смотрел он на Джейн.

- Силы и славы! – её голос сорвался и утонул в пронзительных командах Скогна-глашатая.

- К башне, к башне! – поторопил её здоровенный шестиногий ящер с перепонками между лап. Он летел по коридору короткими прыжками, посох, прикреплённый к шипам его гребня, лежал на спине, чуть выступая за плечо. Отряд – Джейн, мохнатый шар с глазами на стебельках и сверкающая, будто из кристаллов собранная, змея – еле за ним поспевал. На бегу девушка успела увидеть откинутую «дверь» больничного отсека; внутри никого не было. «Вепуат!» - Джейн заглянула было внутрь, но «змея» обвила хвостом её ноги и дёрнула дальше по коридору, едва не распоров сапоги острыми кристаллами.

- На башшшню! Быссстрее!

- Вепуат, - выдохнула Джейн; уже позади остались ворота древнего завода, полыхающий над ним световой столб, первая из нежилых белых башен…

- Он покалечен… где он?

- Всех, кто не может биться, ещё вчера унесла летучая ракушка! – ящер-командир промчался по кругу, оттесняя отряд с главной улицы в нужном направлении; громыхнуло снова, уже с трёх сторон, и Джейн услышала вой и свист на разные голоса и увидела белые вспышки на окраине. – В городе только воины!

Он оттолкнулся и взлетел, нырнув в распахнутый дверной проём на втором этаже белой башни. Её будто сложили из панцирей трёх морских ежей разных видов – даже странно загнутые иглы кое-где сохранились, и к ним прицепили верёвочную лестницу и щупальце-подъёмник. Мохнатый шар вкатился вверх по лестнице, змея вытянулась вдоль щупальца, прилипая к присоскам, и её втянули внутрь, Джейн по качающемуся «трапу» поднялась последней – и за ней поехали навстречу друг другу сдвижные пластины ворот. Закрылись они не до конца, и оставшаяся щель была последним источником света – посохи все погасили, а окон у башни и вовсе не было.

- Шшшайиссс на месссте, - доложила за девушку кристаллическая змея. Джейн шагнула в сторону, чтобы не загораживать последний свет – и увидела диск, подвешенный на выступ стены. Внутри вообще было много пупырышков, соединённых разлаписто-волнистым орнаментом, - и Джейн казалось, что пустая круглая комната не всегда была такой, и что к стенам лучше не прикасаться – мало ли что из них выдвинется… Диск был тусклым – гладкая белесая пластина в чёрной оправе; плавно изогнутые гребни расходились от центра и делили его на четырнадцать частей. Напротив каждой из них на оправе был вырезан значок, и Джейн узнала все, что смогла разглядеть, - это были символы стихий. Командир отряда указал на знак Земли. В приоткрытые ворота хлынул белый свет, и стены башни будто пропитались им и сами неярко загорелись. Вдали грохотало. Одиночные «залпы» сменялись «очередями». Что-то зашипело сверху, - взвизгнула флейта, и следом громыхнуло – казалось, прямо над головой.

- Орда с трёх сторон! – заверещал снизу нхельви. – Щупают границы!

- Доброй дороги по разрыв-камням, - пробормотал меховой шар.

Сверху снова зашипело. Грохот медленно, но неумолимо приближался. Джейн не знала, чего ей больше хочется – выглянуть наружу или запереть ворота. Белый свет резко потускнел, совсем рядом загрохотало – и с неба донёсся рёв нестерпимой боли, а потом – треск