Дочь Деметры - Мария Самтенко

зеленой больничной же пижамы (как у неё, Коры), и прикоснулся ладонью к закрытой стеклянной двери:

— Читаешь? — тихо и холодно спросил он, и Кора так и подскочила на своей койке.

— Ой! Это вы! — она отложила томик Донцовой. — Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — его вид и голос совершенно не соответствовал слову «прекрасно», и Кора никак не могла понять, в чем дело. — У тебя же ещё не выявили признаков заражения? — что-то странное проскользнуло в его голосе на слове «еще», и Кора отрицательно покачала головой. — Так вот, — продолжил штурман, — Мы ещё не знаем, каким путем передается вирус, но можем предположить, что он воздействует на мозг. И еще, Кора, мы знаем, как он убивает.

— Как? — заинтересовалась Кора. — И как вы узнали?..

Глаза штурмана были строгими и внимательными — и Коре совершенно не нравился его взгляд.

— У тех несчастных, которые вернулась с «Мадонны» — мы решили назвать эту планету в память о командире Кере Неймане — но не о том, который перестрелял медиков и вломился ко мне в рубку, а о том, который послал на звездолет сигнал о том, что один из членов его экипажа болен — у тех несчастных не нашлось никаких симптомов. Никаких отклонений от нормы. Абсолютно никаких, Кора. И у погибшего Кера тоже.

— Но версию о том, что он просто рехнулся, мы не рассматриваем? — уточнила Кора.

— Нет, — тихо сказал штурман. — Потому, что сегодня мы обнаружили два трупа в карантинном отсеке.

И тут на губах штурмана появилась улыбка. Кора чуть не упала там, где стояла — да на её памяти он вообще ни разу не улыбался! Но если забыть об этом, от одного вида этой «улыбки», затронувшей лишь губы, но оставившей глаза невыносимо — холодными, ей захотелось закричать и вызвать медпомощь.

— Но все же, Кора, — все так же улыбаясь, он выделил «Кора» голосом, — если тебя… твое тело вот так же найдут… найдут висящим в карантинном отсеке, я лично позабочусь о том, чтобы развернуть звездолет к Мадонне. Но мы не будем на ней высаживаться, вовсе нет, — он сложил руки на груди, — мы взорвем эту планету ко всем чертям, и, я клянусь, от неё не останется даже пояса астероидов.

Кора уставилась на него, не зная, что и сказать. Его тёмные, строгие глаза, его плотно сжатые губы — от жуткой улыбки не осталось и следа — и эти тени у него под глазами, эти болезненно заострившиеся черты лица, эти неловкие движения, словно ему до сих пор больно — да как вообще Асклепий разрешил ему встать с постели?! И разве ему стоило идти через весь медотсек в её карантинный блок просто чтобы увидеть и… и пообещать взорвать планету, если Кора заражена.

Думать о том, что штурман — что кто-то — беспокоится о ней, не настоящей, не живой, было страшно. Но ещё страшнее было думать о том, что Аид считает её человеком.

— Ну что же вы… — прошептала Кора, не в силах ни отойти, ни отвести глаз. Потом судорожно вздохнула, и, с трудом взяв себя в руки, сказала, — ну, по крайней мере, в таком случае из меня точно не сделают питательный раствор.

С секунду штурман разглядывал её лицо; потом тихо фыркнул, и, прислонившись к прозрачной перегородке, сказал совсем другим тоном:

— А я все ждал, пока ты снова начнешь про раствор.

Кора облегченно рассмеялась, буквально на физическом уровне ощутив, как спадает напряжение, и уселась на пол, касаясь рукой прозрачной пластмассы и глядя на штурмана снизу вверх:

— А вам, наверно, нельзя вставать, — улыбнулась она.

— Почему же, — мягко сказал штурман, тоже опускаясь на пол, чтобы прислониться спиной к стене, — мне можно вставать уже целых сорок минут. Кстати, я ещё не сказал, что тебе …

— Если вы скажите, что «мне не следовало», как сделали это пять человек до вас, я скажу вам то же, что и им, — пригрозила Кора.

— Нет, спасибо, мне Танат уже передал, — штурман чуть прищурился, тепло и иронично, и Коре до боли захотелось коснуться его руки. — Я хотел сказать, что тебя следовало взять старпомом вместо Адриана. Ты молодец. Ты единственная действовала адекватно ситуации. Только я не совсем понял, как ты оказалась на посадочной платформе.

Кора объяснила, как, и посетовала на то, что из-за бестолкового медбрата И-Игоря она потеряла драгоценное время и не успела никого предупредить. Более того, с тех пор этот медик вообще испарился неизвестно куда, что кажется Кора весьма подозрительным.

— Я попрошу Таната посмотреть в морге, но, думаю, лучше спросить Асклепия, — предложил Аид. — Этот тип действительно мог передать информацию любому офицеру и спокойно вернуться на рабочее место.

— Потому, что он — не настоящий?.. — испуганно спросила Кора.

— Потому, что он — идиот, — штурман махнул рукой и тут же едва заметно поморщился от боли. — Таких полно и среди людей. Кстати, насчёт заражённых, все ещё хуже, чем мы думали, Кора. Гораздо хуже. Я не успел сказать, в каком состоянии их нашли?..

Кора отрицательно покачала головой; штурман сунул руку в карман халата — неловкое, скованное движение — достал и прижал к прозрачной двери распечатанную фотографию. Девушка прищурилась, разглядывая изображение:

— Какой ужас, — пробормотала она, рассмотрев мертвое обнаженное тело с высунутым языком и почерневшим лицом.

Тело, висящее в проволочной петле.

Аид достал вторую фотографию, тоже прижал её к прозрачному пластику, и Кора вдруг поняла, что знает висящего в петле человека — это был один из подручных Кера, тот, которого задержали в рубке. Стало жутко.

— На телах по — прежнему никаких следов, вскрытие тоже не выявило никаких… отклонений, — негромко продолжил штурман, убирая фотографии в карман халата. — В карантинный отсек никто не входил — камеры работают круглосуточно. И, самое интересное, этим двоим просто неоткуда было взять проволоку.

— Проволоку? — с ужасом повторила Кора.

— Да, проволоку, на которой они висели. Абсолютно одинаковую проволоку. Абсолютно одинаковой длины. Насчёт состава…не знаю, над ним сейчас работает Д.Дж. Смит.

— Какой ужас, — пробормотала девушка, не в силах осознать то, о чем ей только что рассказали, не в силах думать ни о чем другом, кроме двух застывших в судорогах смерти тел.

Двух?..

Нет, вовсе не двух.

Кора вспомнила экскурсию в морг, к Танату, семнадцать, или сколько там, жертв маньяков, любезно откинутую в сторону простыню, омерзительный чёрный язык трупа и страшный, глубокий след на шее…

— Первая экспедиция, — прошептала она, неосознанно царапая прозрачный пластик. — Первая экспедиция, правда?..

— Очевидно, там тоже нашелся любитель дышать свежим воздухом без скафандра, — дернул