Татьяна Лыткина - Кассиопея- Москва

— У вас такая взаимная нелюбовь? — сначала спросил он, а потом подумал, что, наверное, не стоило так уж настаивать на объяснениях.

— Как тебе сказать… По-своему он меня любит. И я его. Наверное… — Лиэлл, казалось, сама сомневалась в своих словах. — Я не хочу в это углубляться, давай, как-нибудь позже? Не здесь и не сейчас, когда нас все ждут, — неожиданно закончила она и вернулась к костру.

Там уже все молчали, и только тихонько звучала гитара. Павел поймал вопросительный взгляд Виктора, покачал головой и сел на место. Лиэлл не садилась, а подошла ближе к Кате.

— Ли, может, сейчас? — тихо спросил Михаил, казалось, только и дожидавшийся их возвращения.

Девушка кивнула.

— Самое время, — без улыбки ответила она.

Катя поднялась.

— Мы тут немножко порепетировали, — сказала она негромко, но все прислушались. — Ли, как выяснилось, хорошо поет. Давай, Ли, — и опустилась обратно на песок.

Лиэлл встала рядом с Михаилом, достала из маленького кармашка на груди небольшой кристалл и передала его Кате. Наверняка они все это уже отрепетировали в классной.

— Я сегодня позанималась одной песней. Миша помог мне подобрать музыку и согласился аккомпанировать, — она кивнула, а Михаил начал играть, но как-то не совсем обычно, такой игры от него здесь не слышали. Катя перехватила кристалл в ладошке, и вдруг к гитаре присоединились совсем неожиданные здесь, у костра, звуки то ли свирели, то ли еще какого-то инструмента, так на нее похожего.

Павел не ожидал, что из их гитары можно извлечь такие непривычные звуки. Вообще, наигрываемая мелодия очень напомнила какие-то средневековые баллады из фильмов о рыцарях, вольных стрелках и прочих красивых вещах. И тут запела Лиэлл. Как ни странно, пела она по-русски, а голос ее оказался мягким, но удивительно сильным.

«Налей еще вина, мой венценосный брат.Смотри, восходит полная луна…В бокале плещет влага хмельного серебраОдин глоток — и нам пора умчаться в вихре по Дороге Сна…По Дороге СнаПришпорь коня, здесь трава сверкнула сталью,Кровью алый цвет на конце клинка…Это для тебя и для меня,Два клинка для тех, что стали призраками ветра на века.Так выпьем же еще, есть время до утра,А впереди дорога так длинна…Ты — мой бессмертный брат, а я — тебе сестра.И ветер свеж, и ночь темна, и нами выбран путь — Дорога Сна.По Дороге СнаТихий звон подков, лег плащом туман на плечи,Стал короной иней на челе…Острием дождя, тенью облаков,Стали мы с тобою легче, чем перо у сокола в крыле.Так выпьем же еще, мой молодой король,Лихая доля нам отведена…Не счастье, не любовь, не жалость и не боль —Одна луна, метель одна, и вьется впереди Дорога Сна.По Дороге Сна —Мимо мира людей, что нам до Адама и Евы,Что нам до того, как живет земля…Только никогда, мой брат-чародей,Ты не найдешь себе королеву, а я не найду себе короля.И чтоб забыть, что кровь моя здесь холоднее льда,Прошу тебя, налей еще вина!Смотри, на дне мерцает прощальная звезда…Я осушу бокал до дна… и, с легким сердцем, — по Дороге Сна!»[1]

Лиэлл умолкла, гитара медленно затихала, и только тут все осознали, что из кристалла в пальцах Кати звучала теперь и скрипка, голос которой тихо исчезал вдали.

— Ничего себе, немножко порепетировали! — как всегда, первым нарушил волшебство момента Федор. — Откуда вы скрипку-то взяли?

Катя протянула ладонь с кристаллом вперед.

— Это кристаллический синтезатор звуков, — пояснила Лиэлл. — Он работает на очень сложном для объяснения на пальцах принципе… Если коротко — синтезатор настраивается на музыканта, который будет играть, а управление и непосредственно синтез звуков происходит под влиянием сознания исполнителя. На нем может играть любой человек со слухом, который отчетливо представляет, что именно он хочет услышать. В принципе, теоретически возможно извлечь из кристалла звучание целого симфонического оркестра, но для этого надо долго учиться. Катя вот осознала, как трудно извлекать звуки хотя бы одного инструмента…

— Да уж, — подтвердила Катя, — я могу или свирель, или скрипку, а все сразу — никак.

— А в целом ведь неплохо получилось, — чуть вопросительно заметила Лиэлл. — Мы старались.

Все наперебой заговорили, восхищаясь, а Павел хотел спросить, откуда она взяла такие красивые стихи — неужели сочинила за несколько часов? — но передумал. Зачем портить вечер лишними вопросами, успеется еще. Поэтому он ограничился тем, что тоже восхитился и песней, и музыкой, и голосом певицы.

Когда уже расходились, Павел догнал Лиэлл и попросил ее остаться ненадолго. Отмахнулся от укоряющего взгляда Середы, и они вернулись на побережье.

На его вопрос Лиэлл некоторое время не отвечала, просто молча смотрела в небо.

— Я знала, что кто-нибудь спросит, — наконец произнесла она, когда Павел уже отчаялся услышать ответ. — Могла бы сказать, что написала, перевела наскоро одну из наших старых песен. Но тебе скажу, как есть, потому что ты — единственный из вас, кто не будет докапываться глубже, чем я смогу объяснить. Песня целиком не моя, ее написала ваша, земная девушка. А мне эта песня просто очень нравится, потому что она про меня.

— И про твоего брата? — осторожно уточнил Павел.

— Да, и про него. Можно, мы не будем обсуждать эту тему дальше? Пока?

— Давай не будем, — согласился он, хотя все не только не прояснилось, а и еще больше запуталось. Но уж очень умоляющий был у нее взгляд. — А вот что ты Мишке сказала? Он из нас самый подозрительный!

— Правду, — чуть поколебавшись, ответила Лиэлл. — иначе он не стал бы мне помогать.

— А Кате?

— Катя пришла позже. И она не задавала вопросов. По-моему, она решила, что это Миша показал мне песню. Пошли, а? — попросила Лиэлл, и вышла, не дожидаясь его реакции.

Павел задержался, чтобы очистить память «Сюрприза», а сам, нажимая на кнопки, думал о том, какую же правду Ли рассказала Мишке, если тот ей поверил. И почему она не стала рассказывать эту правду ему самому? И почему у нее с братом ассоциируется такая печальная и мистическая песня? И откуда она знает эту песню, написанную на Земле? Короче, вопросов было слишком много, чувства от вечера у него остались самые растрепанные, но, в целом, праздник, кажется, удался.

Следующее утро началось с того, что Павел по просьбе Середы зашел в скаф-бокс на пять минут, проверить, как идет профилактика. Вышел оттуда через полтора часа, сильно удивляясь, как он в очередной раз купился на умозаключения Федора и столько времени потратил на отладку трех герметизаторов. Тут же, не успел он дойти до классной, где хотел немного позаниматься, как его вызвал Середа к себе в рабочий отсек. Отсек этот давно уже называли просто «кабинет» — там Виктор работал, если не находился в рубке или библиотеке.

По дороге Павел прикидывал, что ему могло так срочно понадобиться. По всему выходило — либо что-то с Лиэлл, либо Копаныгину в рубке срочно нужна помощь.

Середа открыл дверь, пропустил Павла, махнул рукой в сторону кресла.

— Как Лобанов? — сам Виктор уселся в кресло напротив.

— В норме, — пожал Павел плечами. — Говорит, что со скафандрами, если ничего серьезного не найдет, сегодня закончит. А завтра возьмется за антенну, — он задумался, стоит ли сейчас говорить о том, что Федор приглашал его с собой, если не будет других дел.

— Помочь просил? — проницательно поинтересовался Середа. На красноречивое молчание Павла кивнул. — Помоги, если не занят. Его лучше подстраховать. Только смотри, чтобы он тебя работать за себя не заставил.

— Что-то мне подсказывает, что ты меня не за этим звал, — после паузы осторожно заметил Павел.

— Не только за этим, — как-то не совсем уверенно ответил Середа. Будто все еще раздумывал, а не стоит ли именно сейчас Павла отпустить. — Вечер вчера хороший был, да?

— Вполне, — удивился Павел такому странному началу.

— Паш, что она пела? — спросил, наконец Виктор. — Ты это когда-нибудь от Мишки слышал?

— Нет, — покачал головой Павел, на ходу соображая, стоит ли говорить Середе то, что сказала Лиэлл, и что может ответить на этот вопрос Мишка. — Ну и что?

— Странно… Знаешь, я думаю, что она все-таки очень много недоговаривает. Мы вчера, пока ты спал, с Федькой на эту тему говорили, и я вслух засомневался, что она могла вот так моментом выучить наш язык. С такими нюансами и подробностями.

— Да она же объяснила, — начал Павел, но Виктор его перебил:

— Она объяснила, что ничего не может объяснить. Или не хочет. Так вот, Федька подтвердил, что да, у нас здесь явно информации для изучения языка было недостаточно. Я тупо спросил, а где было достаточно. А он моментально вполне серьезно сказал интересную фразу, которую потом сам за шутку выдал.