Лунная радуга: По черному следу. Мягкие зеркала - Сергей Иванович Павлов

основу будущей версии принцип одновременности. – Гэлбрайт смотрел куда-то мимо Никольского.

У Фрэнка, внимательно следившего за разговором, складывалось впечатление, будто это не столько обмен информацией, сколько размышления вслух. Размышления осторожные, как осмотр обнаруженной бомбы с хитроумным устройством взрывателя.

– Принцип одновременности, – сказал Никольский, – дает нам реальный шанс взять быка за рога.

– Или хотя бы потрогать за хвост, – добавил Гэлбрайт. – Что ж, будем считать этот шанс главным доводом в пользу нашего договора.

– И единственное, что находится в нормальном соответствии с условиями нашего договора… во всяком случае, мне это так представляется…

– Да, – сказал Гэлбрайт, – «Лунная радуга».

Никольский с треском сложил дужки очков.

Фрэнк понял, куда нацеливались корифеи. В перекрестье прицела разведочно-десантный рейдер «Лунная радуга». А точнее, вторая катастрофа на Обероне…

Момент, пожалуй, был любопытный: версия зачиналась на основе событий десятилетней давности. Нортон один из тех, кому во время этих событий удалось выжить… Фрэнк покосился на старика. Мистер Икс спокойно разглядывал черный футляр с ореховой тростью, и любопытный момент зачатия версии, казалось, ни в малейшей степени его не занимал.

– «Лунная радуга», – повторил Гэлбрайт, пальцами выбивая барабанную дробь на столе. – Экипаж – тридцать два человека. Капитан корабля Игорь Молчанов, штурм-навигатор Гюнтер Дитрих, первый пилот Меф Аганн…

– Начальник рейда на Оберон Николай Асеев, – подхватил Никольский. – Ну и… командир группы десантников Юс Элдер. Похоже, все, что касается «Лунной радуги», мы с вами знаем едва ли не наизусть? Симптоматично, Гэлбрайт. Очень симптоматично. – Никольский тоже побарабанил пальцами.

– Ну, если полный букет имен феноменальной четверки можно встретить лишь в списке десантной группы Элдера… Скажите, Никольский, а вас не смущает тот факт, что события на Обероне имеют без малого десятилетнюю давность?

– Смущает. В том плане, что мы, очевидно, плохо работаем. Не знаю, надо ли ставить это в упрек только отделам Наблюдения, но ситуация совершенно скандальная: сегодня мы занимаемся тем, чем обязаны были заняться, по крайней мере, лет восемь назад…

– А в идеале сразу после злополучного рейда «Лунной радуги», – подхватил Гэлбрайт.

«Пароксизм самобичевания, – подумал Фрэнк. – Каждый раз та же самая песня: плохо работаем, недосмотрели, недоучли… Неужели им никогда не понять, что идея „космической предусмотрительности“ – это просто мыльный пузырь ненормально большого размера?!»

– Простите, – не выдержал он, – можно вопрос?

– Можно, – позволил шеф и свирепо взглянул на часы. – Но учтите, Полинг, времени у вас немного – на полсекунды больше, чем продлится безобразное молчание аналитиков.

– Спасибо, учту. – Фрэнк обратился к Никольскому: – Мистер Никольский… вот вы говорите: плохо работаем. Верно. А почему, как по-вашему?

На лице Никольского появилось странное выражение. Бесцветным голосом он произнес:

– Полагаю, это не относится к предмету нашего следствия.

– Вы правы. Это относится к направлению нашей стратегии в целом.

– Ах стратегии!.. – повторил Никольский, и странное выражение на его лице обозначилось еще отчетливее.

– Хочу заранее вас успокоить: в мои намерения не входит праздное вопрошательство, – продолжал Фрэнк. – Я для этого слишком рационален. Итак, я осмелился затронуть тему, которая в нашей служебной среде, мягко выражаясь, не популярна… Волею судеб, или, лучше сказать, под давлением обстоятельств, создано Управление, определены задачи, укомплектован штат – два чудовищно разбухших филиала. Солидные средства, грамотный персонал, новейшая техника, а работаем из рук вон… Скверно, в общем, работаем. Вот вы помянули отделы Наблюдения… А если глубже? Если нет у нас гибкой функциональной программы? Ведь не секрет, что наши рабочие методы сплошь и рядом себя не оправдывают. А может быть, вообще дело не в этом и мы и наши методы здесь ни при чем? Может, дело в природной ограниченности функциональных возможностей нашего мозга?

– Э-э… в каком это смысле «природная ограниченность»? – осведомился Никольский.

– В прямом. Или, если хотите, в буквальном. Природа, видите ли, сконструировала мозг в условиях Земли и для земных условий. Насчет космических она в силу известных причин просто не думала. За нее теперь думаем мы. И думаем, как показала практика, плохо, потому что думать нам приходится мозгом сугубо земным, который с грехом пополам разобрался в домашних проблемах родимой планеты. Да и то…

– Но ведь то, о чем вы говорите, тоже входит в сферу «домашних проблем», не так ли?

– Да, но с космической спецификацией. Разница есть. – Фрэнк уже пожалел, что затеял эту дискуссию: шеф тяжело ворочался в кресле, прямо-таки излучая неудовольствие.

– Свой резон в этом, конечно, имеется, – согласился Никольский, и в глазах у него отразилось нечто такое, что Фрэнка задело: нечто вроде терпимости страуса к экспансивным выходкам молодого наглого воробья. – Размышлять земным умом над загадками космоса действительно… э-э… неудобно. Если я правильно понял, вам очень не нравится слабая приспособленность нашего мозга к оперативным оценкам космических неожиданностей. Кстати, мне тоже. Вы имеете предложить что-нибудь… гм… позитивное?

– Позитивное, негативное… – Фрэнк вздохнул. – Я ничего такого не предлагаю. Я и не имел в виду что-нибудь предлагать. Я ведь о чем говорю. Пока не задумываешься над стратегическим смыслом наших усилий, работать приятно и увлекательно. Но уж если задумался… Понимаете?

– Понимаю. Вы недавно работаете в системе вашего Управления?

– Да. Но задуматься, как видите, успел.

– Это пройдет, – пообещал Никольский. – Я имею в виду вашу склонность к отчаянию. Непременно пройдет, как только вам выпадет случай проявить свои деловые качества.

– А можно полюбопытствовать, из какого источника вам удается черпать этот субстрат оптимизма?

– Из опыта.

– А опыт не подсказывает вам, что перед любой мало-мальски серьезной угрозой оттуда, – Фрэнк покрутил пальцами над головой, копируя памятный жест Вебера, – мы, в сущности, безоружны? Действительно, что мы имеем на вооружении? Да ничего стоящего… – пардон! – за исключением деловых качеств. Кстати, буквально на этой неделе двое наших сотрудников – я уж не трогаю ваш филиал – успели свои деловые качества продемонстрировать. И теперь, как остроумно предполагает мой проницательный шеф, дело за мной.

Фрэнк покосился на шефа. Гэлбрайт безмолвствовал. Лицо у него шло пятнами, в глазах бродило бешенство, но держать себя в руках он умел. Лицо Никольского, напротив, смягчилось и подобрело. Отчего оно так смягчилось и подобрело, можно было лишь строить догадки. Старик консультант сидел по-прежнему неподвижно и смотрел почему-то на Гэлбрайта. «Консультант по вопросам морали безмолвия», – мельком подумал Фрэнк и решил, что язык все-таки надо попридержать. «Иначе меня понесет, – думал он, – и мне будет плохо. Шеф явно созрел, чтобы сделать мне плохо».

– Я слушаю вас, продолжайте, – сказал Никольский.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Фрэнк. – Воспользуюсь. Я говорю неприятные вещи, но мне нужно, чтобы меня наконец кто-то выслушал.

– Вы говорили о нашей слабой вооруженности, – напомнил Никольский.

– Да. Ну что мы имеем в арсенале «противокосмических» средств? Про деловые качества