Любовь варвара - Руби Диксон

я погладил тебя между ног, я почувствовал бы там такую же мягкость?

О боже! Слабый протест готов был сорваться с моих губ, но так и остался невысказанным. Я не хочу останавливать его. Хочу, чтобы он продолжил прикасаться и изучать мое тело. Я ласкала себя и раньше, но это не было и вполовину так приятно, как ласки Аехако.

Мое дыхание становится тяжелым и прерывистым, когда он, нежно коснувшись моих губ, тянется рукой к поясу моих штанов. Они на шнурках, так как пуговицы и молнии здесь еще не изобрели, и мне кажется, что я распадаюсь на миллионы частиц в тот момент, когда развязывается узел. Штаны свободно соскальзывают вниз по бедрам, и все мое тело напрягается в предвкушении.

Аехако нежно гладит мой живот.

– Тебе тоже можно прикасаться ко мне, Грустные Глаза, – говорит он низким, заигрывающим голосом.

Ох. Открыв глаза, я понимаю, что все это время мои руки были сжаты в кулаки на его груди. Конечно же, он тоже жаждет прикосновений. Я такая глупая. Разжав кулаки, хватаю парня за тунику. Она на шнурках, и я долго вожусь с ними, ощущая его пристальный взгляд и руку, поглаживающую низ моего живота.

Понятия не имею, как можно сконцентрироваться в такой обстановке. Я сосредотачиваюсь на тунике, пытаясь не думать ни о чем, кроме важнейшей задачи под названием: «Прикоснись к Аехако». Дергаю за шнурки, ослабляя их, пока туника не распахивается, обнажая синюю мускулистую грудь. Скольжу рукой внутрь и с удивлением нащупываю грубую защитную пластину над его сердцем. Совсем забыла, что у са-кхуйи более жесткая, ребристая кожа на чувствительных частях тела.

– Кожа у тебя здесь грубая, – шепчу я, скользя пальцами по причудливым гребням.

– А ты везде гладкая, правда? Меня это приводит в восторг, – он опускает руку ниже и касается завитков моих лобковых волос. – Ах… и это тоже. Я и забыл об этом.

Мои ноги автоматически сжимаются, и, смутившись, я пытаюсь убрать его руку. Верно. У са-кхуйи нет волос на теле, как у людей. Мы, должно быть, кажемся им мерзкими.

– Я-я-я…

Не могу придумать, что сказать. Извини за куст? Здесь нет бритвы?

Не обращая внимания на мою руку, он продолжает исследовать мои завитки.

– Они отличаются от волос у тебя на голове, не так ли? – Он касается губами моей длинной челки, сравнивая. – Так интересно.

– Аехако, пожалуйста, – шепчу я, залившись краской. – Я просто…

– Не стоит стыдиться. Я изучаю наши различия, и они мне нравятся. – Наклонившись, он снова целует меня, а затем нежно оттягивает нижнюю губу и посасывает ее. Это отвлекает мое внимание и заставляет растаять. Оторвавшись от моей губы, он шепчет: – Я буду вспоминать эти ощущения, лаская свой член.

Мои глаза расширяются. Он будет думать о моих лобковых волосах, когда захочет удовлетворить себя? Почему это так… неприлично-возбуждающе? Глубоко вздохнув, я снова смотрю на его широкую, мускулистую грудь. Я бы могла остановить его, но… не хочу. Несмотря на смущение, я хочу, чтобы его рука спустилась еще ниже, чтобы он получил больше пищи для своих фантазий.

Это ужасно непристойно с моей стороны, но, похоже, сейчас мне плевать.

Я просовываю руку сбоку под его тунику, нащупывая рельефную грудную клетку. Боже, она как каменная глыба. Касаюсь чего-то твердого – это его сосок. Любопытствуя, провожу по нему пальцами. Никогда не задумывалась, насколько мягкие мои соски, пока не сравнила с его. Они такие же грубые, как защитная пластина над его сердцем. Так необычно.

– Теперь и ты получила больше пищи для фантазий, да, Кира? – он тяжело дышит, в глазах горит огонь. – Чтобы думать обо мне, лежа в постели поздно ночью и лаская себя.

Я чувствую, как мое лицо заливается краской при одной только мысли об этом. Хочется возразить, что не стану делать ничего подобного, но… боюсь, это будет ложью. Парень самонадеянно полагает, что я буду думать о нем. И он прав.

Прикусив губу, убираю руки с его груди и кладу на талию. Становится холодно, а мне хочется продолжить изучать его тело, и я забираюсь под тунику и провожу пальцами по сильным бедрам. Аехако носит сапоги до колен, но кроме них на ногах ничего нет, это немного шокирует. Выглядит, как шотландец в килте, и любопытно, есть ли что-нибудь под ним. А еще интересно, хватит ли у меня смелости это выяснить.

Парень резко выдыхает, когда я скольжу пальцами вверх по его бедру.

– Продолжай, Кира, потому, что я не собираюсь останавливаться, – его страстный шепот прерывается поцелуем, а пальцы касаются складок моей киски.

Его стон и мой вздох удивления сливаются и вплетаются в звук поцелуя. Меня охватывает вихрь ощущений. Я чувствую мощную руку, большие и сильные пальцы, теплую кожу. А еще то, как мокро у меня между ног.

На мне нет трусиков. Здесь не найти мягкой тонкой кожи, из которой получились бы удобные инопланетные трусики, поэтому я научилась обходиться без них, хоть и чувствую себя неприлично голой. Прямо сейчас, однако, я рада, что трусиков нет. Айехако поглаживает мои складки и стонет.

– Держу пари, на вкус это как самый сладкий нектар.

Впиваясь пальцами в его бедро, выдыхаю со стоном при мысли о том, что он попробует меня на вкус.

Аехако ласкает мой язык своим, а его пальцы в том же ритме гладят мою киску. Он находит вход в вагину, от чего я задыхаюсь и напрягаюсь всем телом, а затем скользит обратно к клитору. От прикосновения у меня перехватывает дыхание.

– Ааа, – довольно произносит он. – Я нашел твой третий сосок.

Мой что?

Мне следует поправить его. В самом деле следует. Но он ласкает мой клитор, как ласкал грудь, и это настолько потрясающе, что я вскрикиваю и цепляюсь за него, растворяясь в этих ощущениях.

Мы снова сливаемся в страстном поцелуе, а когда он начинает играть с моим клитором, дразня его большим пальцем, я закидываю на него свою ногу и практически сажусь верхом на его руку, двигаясь вперед-назад, одержимая отчаянным желанием. Засовываю язык ему в рот, теряя голову от вожделения. Я так близка к оргазму, мне следует остановить его…

Затем Аехако меняет ритм, проводит языком по моим губам и осыпает поцелуями подбородок, щеку и ухо. Он покусывает мочку уха, а затем посасывает ее, продолжая ласкать мой клитор.

И я пропала. С тихим стоном я кончаю. Кончаю так сильно, что все тело содрогается от оргазма. Мир замирает, и нет ничего, кроме моего хриплого дыхания, жаркого, мускулистого тела, прижимающегося ко мне,