Реликт - Василий Головачёв

– Что с тобой? – Настя тихонько погладила руку Ратибора.

Тот расслабился, задумчиво потрогал мочку уха. Вспомнил, как штудировал литературу и видеотеку по интрасенсам. Термин «интрасенс» лишь недавно, лет двадцать назад, заменил понятие «интуитив», хотя многие специалисты продолжали им пользоваться. В свою очередь, слово «интуитив» заменило когда-то слово «экстрасенс», корни которого уходили в седую древность, в двадцатый, а может быть, и в девятнадцатый век. Особенности экстрасенсов, людей с обостренной чувствительностью к колебаниям физических полей, к излучению, медленному и почти не ощутимому приборами изменению внешних условий, в те времена практически не исследовали, информация того периода была скудна и мало подтверждена фактами. В двадцать первом веке биологи спохватились, начался взрывоопасный бум по выявлению, изучению и развитию интуитив-резерва у людей с гиперчувствительностью и необычными способностями к врачеванию или физическому воздействию на расстоянии – психо-, или, как потом стали называть, паракинезу. Спустя еще столетие «спящие» гены в организме человека стали пробуждаться все чаще, и людей с врожденными способностями к экстрасенсорному восприятию стали называть интрасенсами, а общественное мнение от полного неприятия таких феноменов сделало крутой зигзаг к полному признанию: человечество поняло, что эволюция сделала новый шаг к хомо супер, человеку всемогущему, способному жить в космосе как в родном доме.

Что касается самого термина, то были попытки заменить слово «интрасенс» или хотя бы сократить его, но сокращенное – интрас – не прижилось, история, к сожалению, знавала такие словечки, как контрас, и от сокращения «интрас» отказались.

– Как у вас, интрасенсов, срабатывает интуиция? Что вы чувствуете? – спросил наконец Ратибор.

– У кого это «у вас»?

– А ты думаешь, я не догадался, что ты интуитив?

– Давно?

– Ты не ответила на вопрос.

Анастасия прикусила губу, вытерла мокрое лицо ладонью, потом то же самое сделала Ратибору. Ладони у нее были на удивление сухие и теплые.

– В общем-то, у каждого интрасенса это чувство проявляется по-своему, ведь мы не только «читаем» мысли, но чувствуем эмоции, психофон. Отрицательные эмоции окружающих у меня, например, чаще всего вызывают ощущение злобного шепота, а положительные – видения весенней капели, паутинки, летящей по ветру, или цветущего луга… по-разному.

– Понятно. А сейчас ты… когда я оглянулся, ничего не почувствовала?

Девушка посмотрела за спину Берестова:

– Ты… поэтому оглянулся?

– Показалось, что кто-то странно так хихикнул, знаешь, с насмешкой и пренебрежением…

Не сводя с Ратибора взгляда, Анастасия поднялась на цыпочки, поцеловала его в переносицу и отвернулась.

– Извини, это я так… Идем, на нас все смотрят.

– Это потому, что ты мокрая, – сказал Ратибор хмуро, чтобы скрыть поднявшееся волнение.

Уже в зале метро рация в ухе безопасника вдруг пискнула голосом Умника:

– Оперу-прима от опер-секунды: перекличка служб в двенадцать ноль-ноль по среднесолнечному. Персональные контакты нежелательны.

Ратибор подобрался, с сожалением освобождаясь от приятных грез, и привычно глянул на браслет: рубиновые цифры высветили одиннадцать сорок семь по среднесолнечному времени, у него оставалось до указанного срока еще тринадцать минут.

– Что, запас времени иссяк? – спросила Настя.

– На поцелуй хватит, – ответил Ратибор серьезно.

Часть вторая

ВЕЧНОСТЬ ОТКРЫВАЯ. ЖЕЛЕЗОВСКИЙ

ПРЕДЕЛ ДОПУСТИМОЙ ОБОРОНЫ

Прошло несколько минут, прежде чем Железовский перестал хватать воздух ртом, зелень в глазах исчезла, а в тело, рыхлое и легкое, вернулись вес и сила.

Старею, подумал он флегматично, год назад я бы увернулся от такого выпада. Или переборщил с настройкой ответных программ?

Он поглядел на застывшего в двух метрах тренера-инка, улыбающегося вполне естественно, виновато и смущенно, как человек, искренне осознающий свое превосходство.

Нет, старею. И никакой оптимайзинг уже, наверное, не поможет дотянуть до былых кондиций.

Железовский вызвал в стене зеркало, поднял руку, глядя, как буграми вспухают мышцы. Усмехнулся, вытягивая губы трубочкой. «Роденовский мыслитель»… Интересно, кто первый назвал меня «мыслителем»? Слава богу, парень был с головой, могли ведь прилепить и кое-что похлеще… Эрберга его профессионалы за глаза прозвали «статуей командора», а Кий-Короната в разговоре величают просто и со вкусом: «корочун»! [49] Железовский снова усмехнулся. Интересно, почему у Ратибора нет клички? На самом деле, почему?

Наверное, потому, ответил он сам себе, что все чувствуют в парне дремлющую силу. Пока дремлющую, может быть, но силу. И вообще, в человеке, в мужчине, окружающими наиболее ценится сочетание интеллекта и действия, счастлив тот, у кого гармония в этом смысле от природы. У Ратибора, правда, иногда случаются перегибы в действии, но это по молодости лет.

– Что разулыбался? – проворчал Железовский, поворачиваясь к партнеру. – Сгинь, исчадие ада!

Тренер-инк – «динго», конечно, с наведенной сенсомоторикой – сгинул. Аристарх взглядом привел помещение в порядок, снял трико и встал под душ. Через несколько минут вылез, пшикнул озонной струей и прошел на рабочую половину служебного модуля, сел за рабочий стол. Выбрал программу и превратил помещение в беседку в парке. Еще через минуту в «беседку» вошла Забава Боянова. Села напротив, нога на ногу. Улыбнулась глазами, окидывая взглядом глыбу за столом.

– Поднимал тонус?

– Старею, – вместо ответа буркнул Железовский. – Как-никак девяносто восемь.

– Не прибедняйся, старик. В пересчете на годы хомо ординарис тебе около сорока, это возраст не мальчика, но мужа.

Железовский ухмыльнулся, представив чувства Берестова, узнай тот, что возраст начальника – без малого век.

– Я знаю, о чем ты подумал, – кивнула Боянова. – Не пора ли на покой или, по крайней мере, в синклит