Галактический консул: Гребень волны. Гнездо феникса - Евгений Иванович Филенко

неважно… Так вот, этот Тьмеон пришел к выводу, что вы святой.

– Вот как? – Биссонет расправил плечи, приосанился. – Что же, не он первый…

– Впрочем, я мог ошибиться в переводе, – ядовито произнес Кратов. – Кажется, он хотел назвать вас юродивым.

3

Время исчезло.

Возможно, его течение сохранялось еще по ту сторону тяжкой плиты, что пролегла между дневным светом и подземной мглой. Сейчас в это верилось с трудом. Здесь было только пространство. Его можно было преодолевать, наматывая все новые и новые витки лестницы. Сколько их осталось позади? Никто не считал, а Тьмеон, добровольный проводник, каждый раз давал несоразмерные сведения… Пространство это можно было вдыхать, кривясь от отвращения, но с неизбежностью привыкая к его сырости и склепной затхлости. Или даже просто ощущать, сидя возле одной каменной стены и посылая взгляды по-над пропастью в противоположную, точно такую же, возле которой ты то ли пребывал полчаса назад, то ли спустя те же полчаса еще пребудешь.

Никто больше не спрашивал: «Куда мы идем?» Хотя бы потому, что ответ был заведомо не известен. Но иногда на лице Биссонета внезапно проступала тень смущенной улыбки, и он гнал ее, тряся головой и хмурясь. «Идиот, самонадеянный болван! – думал он. – На подвиги во имя науки потянуло. Твое место – за рабочим столом. Да, да, в мягком, черт возьми, кресле! И твой рабочий орган прежде всего голова, а не ноги…»

Кратов же в такие минуты тоскливо поднимал голову и бурчал себе под нос: «Эл, должно быть, уже прилетел. Ищет нас, беспокоится». Поначалу он пытался вызвать корабль по своему браслету – безуспешно. Экран браслета молча таращился на него мертвенно-мутным бельмом. И Кратов оставил эти попытки.

Только по лицу Тьмеона ничего нельзя было прочесть, а сам он не произносил ни слова, если к нему не обращались.

Можно было спускаться еще ниже. А можно было сесть и сидеть вытянув ноги. Этим ничего не менялось.

Они и сидели сейчас.

– Что это? – спросил Кратов притулившегося неподалеку Тьмеона, тыча пальцем перед собой.

Тот приоткрыл веки, густо и неряшливо накрашенные синим.

– Палец, – ответил он.

– Перестаньте, Кратов, – сказал Биссонет раздраженно. – Как вам не надоело?! У меня уже уши заложило от вашего гундежа.

Он устроился на камне, вытянув больную ногу. В данный момент нога, впрочем, не болела, но и для продолжительной ходьбы не годилась. По лицу ксенолога, оставляя грязные дорожки, стекали капли пота и пропадали в бороде. Было жарко, хотя из колодца бил мощный воздушный поток – этакая естественная вентиляция – и растекался где-то под темными сводами… Кратов сердито отмахнулся. Хотя, следовало признать, у него самого голова шла кругом.

– На что указывает палец? – уточнил он.

Тьмеон плавно перевел взгляд на призрачный светящийся клубок, угнездившийся в трещине скалы.

– Вода, – сказал он.

– Вот-вот, – позлорадствовал Биссонет. – А полчаса назад это был «ветер». А десять минут назад – «покрывало». А спустя пять минут это будет нечто не произносимое вслух в приличном обществе. Что мешает вам обозвать эти штуковины светильниками и никогда впредь к данной теме не возвращаться?

– Это не вода, Тьмеон, – настаивал Кратов. – Вода течет. Вода холодная. А это иное.

– Вы еще приведите ему химическую формулу, – съязвил Биссонет. – Если вспомните…

– Это течет, – промолвил Тьмеон. – И оно холодное.

Кратов с кряхтением поднялся и подковылял к «светильнику». Приблизил руку. Ладонь уловила ток прохладного воздуха.

«А если потрогать?» – подумал он бесшабашно.

– Не следует касаться, – сказал Аафемт. – Сначала будет гореть рука. Потом все остальное. Потушить нельзя. А Знающему это не нужно. Ведь он Чужой и не возродится после смерти.

Кратов пошарил в карманах брюк и, к своему удивлению, нашел непонятно как очутившееся там металлическое стило. Осторожно погрузил его кончик в трепетавшую субстанцию. Отнял стило – свет медовой струйкой потянулся за ним.

– Не понимаю, – сказал Кратов. – Это не горение. Ясно хотя бы потому, что у меня обостренная реакция на всякие экзотермические процессы. Но и не люминесценция. Кончик стила уже разрушился. Что-то наподобие ультрахолодной плазмы. Вялотекущая аннигиляция.

– Выбросите, – сказал Биссонет равнодушно. – Вдруг ваш приятель прав и эта дрянь хуже напалма?

– Это вода, – раскачиваясь из стороны в сторону, заговорил Тьмеон. – Она течет, но вверх. Она холодна, но это холод смерти. И нет сосуда, чтобы удержать ее. Наступит день, и вода просочится до самого верху. И затопит собою весь мир и растворит его в себе. И рухнут строения, и растает слово, и закружится водоворот. И не станет никого, но все возродятся.

– Ну, а дальше? – спросил Биссонет.

Кратов транслировал его вопрос Тьмеону.

– Это все, – гордо произнес Аафемт и умолк.

– Изустная мудрость, – прокомментировал ксенолог. – Речения, цитаты. Местная Дхаммапада.

Кратов подобрал камешек и не глядя метнул его в темное жерло колодца. Камешек сгинул без звука.

– Как долго нам идти?

– Чужие могут вернуться в любое время, – отозвался Тьмеон. – Видящие Внутрь могут подниматься вечно.

– Дурацкая планета, – досадливо сказал Биссонет. – Дурацкий контакт. Троглодиты на руинах Колизея. Вдобавок ко всему, чокнутые троглодиты. И ненормальные ксенологи, жаждущие с ними общения… Мы можем ползти по этой идиотской спирали километры и километры книзу и ничего не узнаем. Как можно изучать их систему понятий, когда она меняется каждые четверть часа?!

– Вы сами меня сюда затащили, – огрызнулся Кратов.

– Но я же не знал, что эти Видящие Внутрь никакие не мыслители, а попросту местные сумасшедшие!

– Быстро же вы их развенчали… Здесь что-то не так. Скорее всего, мы неверно их понимаем. И в этом бреду есть смысл, но от нас он постоянно ускользает. Ведь понимают же они друг друга!

– Вы уверены? Впрочем, чтобы убедиться в этом, нужно хотя бы два Видящих Внутрь. И диалог между ними. И чтобы мы понимали каждое слово, а не через пень-колоду. Налицо же только один…

– …и общаемся мы с ним на языке, который оба знаем примерно одинаково. Одинаково паршиво. Он находит неверное слово, а я вдобавок неверно перевож у.

Биссонет пожал плечами:

– Довольно банальная ксенологическая ситуация. Такое творится сплошь и рядом… Впрочем, Кодекс о контактах до сей поры не предусматривал ситуации, когда одна из сторон, участвующих в контакте, не в своем уме. Возможно, Дилайт уцепился за этот клинический случай только затем, чтобы пополнить Кодекс новым разделом и так увековечить свое имя.

– Чепуха, – сказал Кратов. – Его интерес в другом.

– Конечно, Дилайт был прав, – мрачно сказал Биссонет, шевеля носком здоровой ноги. – Такого контакта у нас еще не было. И если когда-нибудь удастся его раскрутить до конца – во что лично я не верю, – мы неминуемо набредем