Трилогия: Небо Титана, Небо Земли, Небо над моим домом - Макс Максимов

ушах зазвенело. Всхлипы Кати перестали быть слышны. Я стонал и пытался заорать что есть сил, но фиксаторы головы были настолько плотные, что верхняя и нижняя челюсти с усилием прижимались друг к другу. Звон стал невыносимо громким. Теперь я перестал слышать даже себя. Я ерзал так, что, скорее всего, стер руки в кровь в местах, где крепились механизмы удержания конечностей. Боль в руках, такая, как при порезах, немного отвлекала меня. Я замер и принялся глубоко дышать, пытаясь успокоиться. Когда внутри головы начало нарастать жжение, я снова стал дергать руками, уже не обращая внимания на боль в стертых запястьях. Вскоре боль в голове перекрыла все ощущения. Она стала нестерпима, но я не мог кричать. Правой рукой я продолжал дергать. Мне показалось, что я сломал большой палец, потому что рука моя согнулась в локте сильнее, чем в предыдущие попытки высвободиться, и кисть немного пролезла сквозь тонкое кольцо наручника, но теперь кости уперлись в металл. Рука застряла. Жжение в голове прекратилось резко, но звон в ушах все еще стоял. Тьма рассеялась. Я видел перед собой практически черный потолок. Что-то опускалось сверху, словно какая-то консоль с различными встроенными в нее инструментами. Я покосился на Катю. Она дергалась, извивалась и, скорее всего, стонала, стиснув зубы, как и я. Консоль над ней была в полуметре от ее головы. Из консоли выдвинулось что-то похожее на трубку, и тут же раздался звук, напоминающий звук выстрела. Катя обмякла. Нет! Не может быть! Я пытался кричать. В ужасе я посмотрел перед собой и увидел, что из консоли, нависшей надо мной, вылезает темная трубка, будто ствол. Я продолжил проталкивать руку сквозь оковы, очевидно такие же, какие сжимали кисти Кати. Свои оковы я не мог видеть. Я задрал плечо и уперся им в фиксатор головы. Сделал рывок, согнув руку в локте, подтянув ее вверх вдоль тела. Сквозь звон в ушах я слышал хруст костей своей правой кисти. Рука была высвобождена. Не мешкая, я поднес ее к стволу, направленному мне в лоб, и прижал основание ладони к этому черному дулу, готовясь ощутить нестерпимую боль, а может и небытие.

Кость отклонила пулю. Пуля прошла сквозь предплечье, вышла, чуть не дойдя до локтевого сустава, и попала мне в правую трапециевидную мышцу, практически возле шеи. Из-за адреналина я не почувствовал боли, но я точно знал: если я буду дергаться и стонать — меня добьют. Я застыл.

Через пару секунд они что-то накинули мне на лицо, и на шее затянулась петля, но не туго. Мне показалось, что на мне был черный пакет, который не пропускал свет. Оковы на руке и ногах разжались, и меня вновь кто-то поднял и понес. Небрежно, будто ненужную вещь. Впрочем, так оно и было. Рука раздувалась, но шок и адреналин пока еще были милостивы ко мне и не давали ощущать острую боль. Я слышал скрежет металла и звонкий стук. Звуки эти чередовались. Кислорода стало не хватать из-за пакета на голове. Я старался дышать как можно реже. Внезапно я ударился всем телом и понял, что это было падение. Я услышал пение птиц и шелест листьев. Полминуты я пролежал неподвижно, опасаясь, что выдам себя, но потом пришлось разорвать пакет здоровой рукой, иначе я бы потерял сознание от удушья.

Свет ударил в глаза. Небо надо мной алыми вкраплениями просматривалось сквозь бледно-зеленые ветви деревьев. Я лежал в траве. Слегка приподнявшись, я осмотрелся и увидел возле себя тела Кати, Саши, Димки и Маши. У всех были черные пакеты на головах. Меня начало трясти. Не было мыслей — их вытеснило осознание того, что наш путь закончен.

* * *

Я шел по лесу, прижимая перетянутую майкой руку к груди. Лица всех моих четверых спутников навсегда отпечатались в моем сознании. Не знаю, зачем я разорвал их пакеты, ведь и без того было ясно, что все они мертвы. Наверное, мне было необходимо убедиться. Мое тело дрожало, сердце колотилось. Приходилось фокусироваться на ногах, чтоб они слушались. Шаг за шагом я шел вперед от ствола к стволу. Слева вдалеке иногда проглядывались очертания черного города. Я не понимал, почему я еще жив, почему они не добивают меня. Я не плакал, но слезы сами текли из глаз и размывали изображение леса, окутавшего меня. Во рту пересохло, а дышать становилось все труднее.

Мне кажется, я умираю.

Я встал на колени. Закрыл глаза, а потом заорал. Кричал, пока силы не закончились.

Лег на левый бок. Влажная земля касалась щеки. Я дышал и слышал свой хрип. Боль в руке нарастала. Меня знобило. Изображение передо мной завертелось.

* * *

Я очнулся в ночи от острой боли. Рука пульсировала, и каждая пульсация отзывалась в сознании уколами тысяч раскаленных игл. У меня была высокая температура. Во рту пересохло. С большим трудом я смог сесть. Понимая неизбежность смерти в первую очередь из-за моей серьезной раны, я все же нашел в себе силы подняться на ноги и пойти дальше сквозь тьму инопланетного леса. Сам не знаю почему, но я шел к Элли. Мне казалось, если ее искусственный интеллект остался цел после атаки, она сможет что-то предпринять. Я цеплялся за эту мысль, а еще я надеялся, что ко мне придет Луч и все исправит. Стоя на эшафоте, человек всегда будет надеяться на спасение, даже если до смерти остались считаные секунды. Я знал, что я скоро умру, но не мог ничего поделать со своей безумной верой, которая была во мне. Эта поганая вера вскоре предаст меня и сделает только больнее. Все равно что отчаявшемуся человеку подарить надежду на спасение, а потом разрушить ее. Я верил в спасение, но рациональной составляющей своего разума понимал, что это все полнейшая чушь, что не будет никакого спасения. Нет больше Луча, нет больше Элли. И конечно же, нет Саши, Кати, Димки и Маши. Потеря их — не только моя личная трагедия. Без них не осталось шансов возродить человечество. Они погибли мгновенно, без мучений. Может, им повезло больше, чем мне? Я — последний человек.

* * *

Шел вперед. Пение ночных птиц начало давить на меня. Было физически больно от каждого звука. Только сейчас я осознал, что я несколько раз падал и терял сознание. Воспоминания эти встали передо мной. Да, несколько раз я падал… может три… может…

* * *

Я снова очнулся на земле. На улице было светло. Рука онемела