Помощница капитана (СИ) - Юлия Ветрова

class="p1">— А ну прекратить! Совсем распустила тебя мать!

Ксении торопливо шагнула назад и поклонилась ещё раз.

— Прошу меня простить.

— Обед готов. Иди, переоденься, я велю подавать.

За столом говорили ни о чём и Ксении стало ещё легче, она словно бы плыла по воздуху в светлой неге, только теперь поняв, как скучала по родне. Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не расслышала, когда разговор зашёл о ней, и сквозь марево радости пробился голос матери:

— А Серёженьку ты не хочешь повидать?

— Что? — Ксения резко выпрямилась. Её будто бы обдало холодной водой.

— Он всё время только и делал, что скучал по тебе. Надо бы связаться с ним, пусть приедет на чай.

— Хорошо… — растерянно произнесла Ксения, — прошу простить меня… я с дороги очень устала.

Она поднялась из-за стола под пристальным и суровым взглядом отца. Мать, однако, накрыла ладонь супруга рукой, заставляя его промолчать, и сказала:

— Иди. Отдыхай.

Всю ночь Ксения не спала. Она вспоминала круглощёкого и сероглазую Серёженьку, который когда-то дарил ей колечко из луговой травы, и который одевал на её чело венок из веточек шиповника. Но как бы он ни хотела Ксения соврать, она никогда по нему не скучала. Что было — то было для неё и давно прошло. Он был другом детских лет, но не более того. И вопреки всему разумному другое мужское лицо вытесняло его.

Однако утром, за завтраком, мать снова завела прежний разговор.

— Ты должна повидаться с ним, — говорила она, — Серёженька стал чудо как хорош. Ты, конечно, в столице навидалась ухоженных и разодетых франтов, но поверь мне, такого доброго и честного ты нигде не найдёшь.

— Я ведь уже сказала, — ответила Ксении, — я готова.

И к вечеру Серёженька в самом деле был приглашён на чай. К своему удивлению Ксения обнаружила, что он и правда добр, вежлив и мил. Но это не меняло того, что она не чувствовала к нему ровным счётом ничего, и когда в его пухлую руку ложилась её рука, Ксения невольно вспоминала тонкие длинные пальцы темноволосого незнакомца, лежащие на стекле. В сердце её просыпалась неясная тянущая боль, и каждый новый день в усадьбе Троекуровых наполнялся для неё всё новой тоской.

Ксения отлично знала, как излечивается эта душевная немощь. В бою все пустые мысли вылетали из головы, в кабине помещались только двое — смерть и ты. Однако нового назначения всё не приходило, и даже ротмистр, которому она послала запрос с просьбой разрешить вернуться назад в казармы, ответил, что нужды в этом нет. Ксения была отпущена отдыхать.

После обеда — и до самого вечера — гуляли они с Серёжей по берегу озера. Серёжа без умолку болтал о красоте облаков и пытался расспрашивать её о дальних мирах. Ксения старалась как можно меньше говорить — она не любила болтать, а теперь и вовсе необходимость вести разговор навевала на неё тоску. Будто чувствуя её настрой, Серёжа тоже стал больше молчать, и Ксения почти что могла бы поверить, что им вместе хорошо.

— Не пора ли что-нибудь решать? — спросила мать, когда в саду под окном уже зацветали груши, и стоило приоткрыть окно, как ветки их начинали ломиться в дом.

— Решать… что?

— Уверена, тебе после твоих подвигов император легко даст разрешение на брак.

Ксения хмыкнула и ничего не сказала, но, когда мать опять завела разговор, произнесла:

— Матушка, вы же меня знаете. Мне совесть не позволит выйти замуж за того, кого я не могу полюбить. Ведь это сделает несчастным не только меня, но и его. А Серёженька очень уж хорош. Любая в округе будет рада сделаться его невестой. Так зачем же мне мучить его?

Мать скрипнула зубами, и взгляд её стал неожиданно жёстким.

— Брак — это ещё не любовь, — сухо произнесла она, — ты ведь можешь не полюбить и вовсе никогда.

— И всё-таки…

Звонок стереофона, донёсшегося из спален, прервал их разговор, и, узнав мелодию, Ксения бросилась отвечать.

— Да, — произнесла она, поняв, что звонит кто-то из военных чинов.

— Троекурова Ксения?

На экране показалось бледное лицо незнакомца, о котором она не переставала мечтать, и сердце Ксении замерло, а сама она едва ли не оглохла.

— Да, — повторила она сдавленно, — слушаю вас.

— Как вы смотрите на то, чтобы второй раз отправиться к двадцати мирам?

— Что?.. Простите… Я ведь уже говорила. Я готова.

— Хорошо. Жду вас на борту двенадцатого числа.

ГЛАВА 6

В раздумьях о Ветрах Ксения невольно задавалась вопросом: какие они? — и не могла ответить ничего. Красивые или грозные? Животворные или опасные? Часть бесконечного полотна вселенной или кровавые раны, прорезающие её?

Романтика Ветров стала привычной и неуместной. К ним привыкли, как привыкают к рекам и кораблям. Но сама она всё ещё слышала отзвуки дальних странствий в едва заметном аромате озона, исходящего от них.

Она сидела в небольшом буфете на пересадочной станции в Шонер Хафен, потягивала пиво из высокого стакана и думала о том, как много видела в разных мирах отъездов, прощаний, вокзалов, и о том, почему никогда не участвовала в них сама.

Большую часть своей жизни Крылатые проводили в пути. Дорога в судьбе военного вообще занимает особое место. Для любого путника дорога предполагает долгие сборы, томительное ожидание заманчивой и загадочной цели, предвкушение экзотических впечатлений, встреч с новыми людьми и дорожных рассказов.

У Ксении не было долгих сборов. Мать пыталась ей помочь, но отец, сам отслуживший в боевых частях, сразу её увёл. Сам он тоже не сказал ничего. И даже командир лишь молча вручил ей письмо с назначением.

— Но это же в других частях… — с удивлением произнесла Ксения. — Я никогда не служила на больших кораблях, — она подняла на бывшего командира непонимающий взгляд.

— Граф Орлов так пожелал, — сухо произнёс тот. Вечером на прощание они в последний раз заварили жжёнку с другими Крылатыми, а с рассветом Ксения отправилась на вокзал.

«И мы разделим поровну молчание. До скорого, до скорого свиданья! — напевали какие-то подвыпившие ребята, сидевшие за столиком в углу. — До отправленья скорого осталось три минуты ожиданья…» Протяжно плакала гармонь, и терпко гудели струны гитары. Переругивались за окнами громкоговорители, какая-то влюблённая парочка остановилась прямо напротив окна и принялась прощаться с поцелуями и объятиями, так что Ксении пришлось отвести глаза. Призывно зазвенел колокол, и какой-то корабль, гудя дюзами, стал подниматься вверх, а те, кто оставался на перроне, затянули торжественный плач прощального марша. Какой-то бродяга подошёл к Ксении и попытался выпросить пару