Очень странные миры - Евгений Иванович Филенко

испытывал непривычный озноб, и вряд ли холод был тому виной.

– Нет, – твердо сказал Татор. – Сначала полный мониторинг состояния. Потом пойдут автоматы. И уж после всего, когда будет включено собственное энергоснабжение «гиппогрифа», на борт поднимутся люди.

– Это слишком долго, – поморщился Кратов. – Я надеялся управиться до темноты.

– Чего-чего, а темноты, пожалуй, не будет вовсе, – веско заметил Белоцветов. – Сейчас явится красное солнышко, потом, по всей очевидности, голубое, а потом мы со стариной Таргетом сменим звездную систему.

– И что? – спросил Мадон.

– Я не знаю, – честно ответил Белоцветов. – И никто не знает. Ну разве что астрархи. Что ты ко мне привязался? Я никогда не бывал на такой сумасшедшей планете, которая вначале порхает между первых четырех светил, а потом вдруг срывается с места и уносится к другим четырем. И ты не бывал!

– И никто не бывал, – прибавил Кратов.

– Что мне и не нравится, – безрадостно заключил Мадон. – Я люблю определенность.

«Чтобы все было просто и ясно, – мысленно добавил Кратов. – Я тоже это люблю. Чтобы как в хайку: полная прозрачность в трех строках. Поэтому и хочу скорее добраться до корабля, покончить с неопределенностями в этом паноптикуме и вприпрыжку вернуться в обычную вселенную».

– Феликс, – сказал Татор.

– Слушаю, мастер.

– Что говорят зонды?

– В общем, все спокойно.

– Что значит «в общем»?

Феликс Грин помолчал.

– Крупные металлосодержащие объекты в пяти километрах к востоку, – наконец сообщил он.

– Восток – это где? – ядовито осведомился Мадон.

– Ну, скажем… если… – Грин смущенно покашлял. – К хронологически последнему востоку.

Лицо Белоцветова отразило напряженную работу мысли.

– Стало быть, вон там. – Он без большой уверенности показал рукой вправо по борту «архелона».

– Врешь, – с удовольствием объявил Мадон.

– И что же это за объекты? – терпеливо спросил Татор.

– Трудно сказать… Они занесены снегом.

– Наверное, астрархи что-нибудь позабыли, – предположил Белоцветов.

– Эти ваши астрархи, – нервно сказал Мадон. – Вечно они что-то забывают. Все-то они усложняют в этом мире, стремящемся к простоте… В конце концов, это нас не касается.

– Мне просто интересно, – оправдывался Белоцветов.

– Ты никогда не встречал крупных металлосодержащих объектов?! – вскинул брови Мадон.

– Когда мы закончим с кораблем, – вмешался Кратов, – у нас будет немного свободного времени. Совсем немного, но вы, Санти, успеете удовлетворить свое любопытство.

– Благодарю, патрон! – обрадовался Белоцветов.

– Только не называйте меня патроном, Санти, – терпеливо поправил его Кратов.

– Хорошо, босс, – немедленно парировал тот.

– Роман, – вдруг быстро и невнятно проговорил Татор, – вы сошли с ума!

– Ну уж нет, – сказал Мурашов. – Noli me tangere![59] Я их через всю Галактику контрабандой пер! Не прощу себе, если не обкатаю сейчас эту планетку…

– На командирском «архелоне» что-то происходит, – тревожно сообщил Мадон.

Белоцветов засмеялся.

– Док прихватил с собой лыжи, – пояснил он.

– Точно, он спятил, – убежденно сказал Мадон. – Я давно это за ним замечал. У кого-нибудь на этой калоше есть бинокль?

– У меня есть, – ответил Кратов, вытягивая из-под меховой куртки прибор.

– A, merci, – невнятно проговорил Мадон (как обнаружилось, в минуту тревоги он легко переходил на родной язык) и вперился в далекую синюю кляксу на белом снегу.

Белоцветов лукаво покосился на Кратова и опустил руки на пульт. «Архелон» слегка покачнулся и, сильно задрав корму, двинулся вниз по склону. Мадон с недовольным вскриком завалился вперед и повис на страховочных лапах, но бинокля, к счастью, не выпустил.

– Свинарник! – с чувством произнес Татор. – Бардак! Можно управлять чем угодно, но как можно управлять бардаком?! На этой планете кто-нибудь прислушивается к моим приказам?

– Угу, – отозвался Кратов. – Я прислушиваюсь. Мне это даже нравится. Но я всего лишь пассажир, и это академический интерес.

– Спасибо, – сказал Татор. – А остальных я, в крайнем случае, могу просто расстрелять… – Белоцветов хихикнул, но «архелон» не остановил. – Как там поступали в прежние времена… вздернуть на рее. Или лишить доли вознаграждения по контракту.

Платформа резко затормозила и зависла над склоном, сохраняя крутой дифферент на нос. Потом неспешно и, как показалось Кратову, без участия водителя выровнялась.

– А я так вовсе ни при чем, – быстро сказал Мадон.

– Да будет вам, мастер, – сказал Белоцветов с некоторой обидой. – Сразу уж и лишить… Сами же говорили: полная биологическая нейтральность!

– Порядок на то и порядок… – начал было Татор.

– Смотрите, что творит! – закричал Белоцветов, и все обернулись.

Черепаха накренилась, пробороздила бортом нетронутую снежную гладь холма и не без усилия избежала опрокидывания. Никто не обратил на это внимания.

Крохотная фигурка в кислотно-желтом скафандре (базовый режим мимикрии отключен по каким-то личным соображениям демонстративного свойства) стремительно летела по направлению к кораблю, выписывая петли и закладывая умопомрачительные виражи. Позади нее в воздухе висел, долго не опадая, сверкающий снежный шлейф.

– Мировой рекорд, – сказал Мадон завистливо. – Книга Гиннесса. Первый человек, вставший на лыжи в скафандре высшей защиты «галахад».

– Я тоже так хочу, – объявил Белоцветов. – Только не умею.

– И бьюсь об заклад, ничего ему за это не будет, – добавил Мадон с обычной своей сварливостью.

Мурашов был уже внизу. Завершив свой головокружительный спуск пижонским разворотом, он теперь копошился возле корабля. Кратов отнял бинокль у Мадона – тот недовольно зашипел, но смолчал. Мурашов без большой спешки катил вдоль серого, в глубоких складках, как у пожилого кита, борта «гиппогрифа», временами озираясь.

– Что уж теперь-то… – проговорил Белоцветов, и платформа прянула с места.

– Конюшня! – провозгласил Татор. – Клоака! Черт вас всех дери, я тоже спускаюсь. Грин!

– Слушаю, мастер.

– Все зонды – к месту встречи. И смотреть в оба!

– Сделано, мастер.

– Роман, – позвал Кратов. – Что там у вас происходит?

– Странное ощущение, – откликнулся Мурашов. – Как если бы… не знаю, как и выразить…

– Вы уж постарайтесь, док, – едко посоветовал Мадон.

– Такое ощущение, что меня разглядывают.

– И оно тебя не обманывает, – сказал Белоцветов. – Уж поверьте, мы с вас глаз не сводим!

– Не так, – сказал Мурашов. – Как будто меня разглядывают… э-э… без удовольствия.

– А кто же вы, девушка, чтобы вас разглядывать с удовольствием?! – фыркнул Мадон.

– Прекратить вольнотреп! – негромко, но жестко потребовал Татор. («Где он подцепил это любимое словечко покойного Пазура? – удивился про себя Кратов. – Или в командирском цехе гуляет свой собственный словарик крепких выражений?») – Феликс?

– Мастер, да все спокойно! – с некоторым раздражением сказал тот.

– Ладно,