Возвращение в Полдень - Евгений Иванович Филенко

Думаешь, творцу для работы нужны хоромы? Да ни черта подобного. Стол, чем писать, на чем писать. И книги. Ну, еще кусок хлеба, бокал горячительного и куда преклонить голову. Между прочим, кресло, где ты сидишь, раскладывается в отличную лежанку. А насчет горячительного… Хочешь выпить? – вдруг спросил он, заговорщицки подмигнув.

– Нет, – сразу ответил Кратов.

«Что я говорю? – подумал он в панике. – Упустить такой шанс – выпить с высшим существом?!» И спешно поправился:

– Да.

Одобрительно закряхтев, старик распахнул конторку и вытащил оттуда две стеклянные фляжки, словно бы специально заготовленные на случай внезапных визитов.

Одну он сунул Кратову, а другую вскрыл ловким, отработанным движением и сделал шумный глоток.

– С закуской у меня туговато, – признался он. Глаза его слезились. – Ну да обойдемся как-нибудь. Ты пей, не скромничай. Надоело, знаешь ли, квасить в одиночестве. У меня, как ты понимаешь, гости бывают нечасто.

Кратов без усилий скрутил жестяную пробку и приложился. Пойло напоминало крепкое пиво с неожиданным фруктовым привкусом и сразу, без предисловий, било в голову.

– Что это? – спросил Кратов, пытаясь прочитать мелкие слипшиеся буквы на этикетке.

– Сома, – сказал старик. – Амрита. Скальдамьёд. Или вот еще, – он снова поднял глаза к потолку, будто читал там незримые письмена. – Le cidre de Dieu!

Кратов поморщился.

– Не такой уж божественный ваш сидр, – сказал он. – Пивали и получше.

– Не божественный, а божий, – строго поправил старик. – Почувствуй разницу. Все еще думаешь, будто тебе это мерещится? Да ни черта. Это у себя дома ты воображаешь о своем мире невесть что и, заметь, не всегда истинно. А, скорее, даже всегда не истинно. Здесь же доподлинная реальность, абсолютная и неподдельная. Что ты ожидал увидеть? – сощурился старик. – Многоглавого огнедышащего ящера? Суперкомпьютер с неоновыми лампами? Ты видишь то, что есть на самом деле. Но ни я, ни ты не в ответе за то, что сообщают рецепторы твоему сознанию. Они могут нести сущий бред. И, подозреваю, несут изобильно и усердно. Я такой, как ты хочешь меня видеть. Не «каким», а «как». Вот и попытайся сбить свое восприятие с толку. В этой комнате нет места физике, механике, химии. То есть не то чтобы совсем нет. Но законы мироустройства здесь вторичны. Как это вы говорите – пространство интерпретаций? Хороший термин, годный.

– А еще уровень понятийных абстракций, – сказал Кратов, улыбаясь. – Уровень базовых соглашений.

– Парень, что напел тебе эту песенку, был неглуп, – одобрительно молвил старик. – Ты ведь не удивлен, что я в курсе всех милых глупостей, что вы там, у себя навоображали про мироустройство? – Кратов энергично закивал. – Жаль, что он заодно внушил тебе собственную интерпретацию. – Старик возвел глазки к потолку и умело воспроизвел виавовские интонации: – «Стул, какой-нибудь лежак, пыльный стеллаж с бумажными книгами во всю стену, чертеж на листе ватмана…» Ну, без чертежей мы, пожалуй, обойдемся, в пекло чертежи. И без них барахла навалом…

– И все же это как-то… – Кратов замялся. Он испытывал немалые трудности в подборе слов, как если бы внезапно поглупел в присутствии более мудрого собеседника. Так с ним было в первую встречу с Большим Дитрихом и тектоном Горным Гребнем. При новых встречах ему удавалось избавиться от этого неприятного состояния. Как он надеялся, навсегда. И ошибался. – Несерьезно. Начало начал? Можно было бы постараться и придать этому месту немного больше величия.

– Величия? – хихикнул старик. – Ну, придай. Все в твоей воле. Напряги воображение, смени парадигму.

Кратов помотал головой, пытаясь сбросить овладевшее им наваждение. Перед внутренним взором вставали какие-то полупрозрачные циклопические механизмы, часовые колеса размером с Юпитер, колоссальные жернова, низвергающиеся водопады. Он даже зажмурился от усердия. Так нужно было сделать. Комната, книги, вещицы, всякие статуэтки – это было слишком мелко, ничтожно. Да, больше величия… Теперь в голову полезли хрустальные дворцы, просторные залы, ярко освещенные солнцем, бьющим сквозь стрельчатые окна, трон из черного мрамора на пьедестале и на фоне безразмерного роскошного гобелена с картинами, воспевающими подвиги предков. Какие еще предки, какие подвиги?.. Он раздосадованно открыл глаза. Комнатушка никуда не делась, а старик взирал на него из своего кресла с веселым участием.

– Угомонись уже, – сказал он. – Используй отведенное тебе время с пользой. Ты же не думаешь, будто у меня нет иных забот, как болтать с тобой о пустяках?

– А что для вас не пустяк? – спросил Кратов с легким раздражением. Он был зол на себя, за свою некстати проявившую себя умственную несостоятельность, на старика с его насмешками и на Базовую Матрицу, поглумившуюся над его упованиями.

– Для меня? – старик пожал плечами. – Всё пустяк. Но! – Он вдруг приосанился, расправил плечи и выпятил грудь. – Ты большой храбрец. Как вы это называете? Мульти-Пульти? А, нет… Мульти-Метр? На сей раз неудачно. Неуклюжий, мало сходный с подлинным положением вещей термин. Тот, про интерпретации, был лучше. Нет никакого Мульти-Метра. Все сложнее, гораздо сложнее. Хотя как посмотреть! Может быть, и наоборот, все проще. Опять же зависит от интерпретации… О чем бишь я? Да! Ты безумный храбрец, коль отправился к началу начал, сквозь неизвестность, не сознавая, что ждет впереди, ждет ли вообще что-нибудь и есть ли здесь хотя бы какая-нибудь надежда. Безумный – не значит «лишенный рассудка». Безрассудный. Тоже не подарок. Отчаянный? Уже ближе. Смысловая неопределенность, черти бы ее драли… И все же! На утлом суденышке, которое лишь чудом не рассыпалось в штормах смысловых неопределенностей и аберраций. За это нужно выпить!

Он выпорожнил флягу единым махом, поднялся из кресла, подошел к окну – Кратов невольно подался в сторону, – приоткрыл форточку и выбросил туда пустую емкость.

– Еще по одной?

– Не откажусь, – дерзнул Кратов. – У меня осталось, – он потряс своей флягой, демонстрируя.

– Плоховато пьешь, – констатировал старик. – Не тот нынче сотрапезник пошел.

Вернувшись на свое место, он вооружился новой флягой из конторки и немедленно к ней припал.

– Я не храбрец, – сказал Кратов. – Я всего лишь любопытный пассажир.

– Ни черта нет в тебе любопытного, – сказал старик, ненадолго отлипнув от сосуда. – Тоже мне, венец творения…

– Любознательный, – уточнил Кратов. – Смысловая неопределенность.

– Ну то-то же, – проворчал старик. – Пассажир? Хм… Ну-ка, пойдем взглянем на твой доблестный экипаж.

Он с неожиданным проворством вскочил на ноги, трусцой подбежал к двери и оттуда поманил Кратова пальцем.

10

Никакой зияющей бездны