Never Fade Away (СИ) - Райвен

в голове его одна за одной лопаются какие-то важные натянутые до дрожи и предела струны.

Пылающее небо валилось на землю, песок обжигал и пожирал его заживо, и он мечтал умереть прямо сейчас.

Только пожалуйста, пожалуйста, о, блять, пожалуйста, пусть это прекратится!!!

Но ад не прекращался. И Роберт смотрел, и смотрел, и смотрел в распахнутые глаза друга, отдавшего за него жизнь, обрекшего его на невыносимые муки преисподней. Смотрел, пока темнота не сомкнулась на обугленных развалинах того, что оставалось от его сознания и его личности.

Срывая голос в ужасающем вопле, чувствуя, что вся левая половина его тела сгорает в огне, что он сходит с ума — уже сошел, необратимо, бесповоротно, что он не выдержит больше и секунды этой раскаленной пытки, наемник вывалился, кривя рот в ужасе, чувствуя влагу на пылающих щеках, из запредельного убийственного кошмара. Грохнулся с дивана на пол, хватая с усилием воздух.

Ви дышал пару секунд, пытаясь вникнуть, что вокруг не обжигающая сияющая пустыня. Все еще видя перед глазами мертвое окровавленное родное лицо. Широко раскрытые, удивленные, поразительно сияющие в смерти глаза. Сон. Кошмар. Воспоминание. Его?

Джонни.

Джонни!

Ломающийся, ужасающе размеренный треск энграммы звучал в кромешной темноте справа, перемещаясь, судя по всему, от края дивана к постели. И обратно. И снова. И снова. И снова. Без конца. Будто метроном.

Все еще заходясь от ужаса, покрываясь холодным потом, находясь под оглушающими впечатлениями душераздирающих, кошмарных воспоминаний Сильверхенда, соло прищурился, фокусируя оптику, и выловил наконец-то во мраке голубоватое мерцающее сияние, мерно перемещающееся вдоль окна.

Первой мыслью была идиотская идея, что биочип все-таки повредило выносящими ударами Бритвы, но Ви быстро стряхнул с себя сонный тупняк и понял, что рокербоя снова накрыло, как и бывало обычно, когда в ночи к ним приходили воспоминания об этом чудовищно ужасном эпизоде жизни Джонни. Но никогда еще наемник не видел этого пиздеца от начала и до финала. И сейчас ему казалось, что он умирал вместе с рокером, все еще находясь там, на раскаленном красном песке, глядя в такие безумно блестящие мертвые родные глаза. Его душили паника и горе, разделяемые на двоих, а в ушах все стоял невыносимый писк сигнала наведения. И эхом — запредельный животный вопль. И Ви понимал, что все это сейчас он черпает из сгорающего в адском пламени сознания Сильверхенда, все продолжавшего и продолжавшего метаться вдоль окна. Ужасающе размеренно. И не было в этом ничего человеческого — сломанный бездушный механизм.

Первым побуждением было, как и обычно, броситься, ухватить за плечи, прижать к себе, встряхнуть, пытаться заставить очнуться, но… как бы соло ни выворачивало от сочувствия, желания защитить и прекратить эту агонию сейчас же, делать этого было категорически нельзя.

В первый раз, когда рокербоя накрыло это странное состояние, Ви охуел до крайности и, оглушенный транслирующимся прямо в его мозг невозможным кошмаром, конечно же, постарался перехватить Джонни, заставить перестать метаться, усадить, притиснуть к себе. Рокер чуть не обнулил их обоих тогда. Без преувеличения. Именно в ту ночь наемник понял, почему ярость Сильверхенда была притчей во языцех: таких жестоких пиздюлей Ви не получал очень и очень давно. Соло не имел возможности ответить на это нападение, потому что пиздить энграмму было делом заранее обреченным на провал — да даже если бы он и мог, то, блять, само собой, не стал бы! Он пытался уйти в глухую защиту в надежде, что рокербой вот-вот очнется, придет в себя… Только выстоять перед таким ураганом бешенства исключительно на блоках банально невозможно — это известно каждому бойцу. И Ви слабел, пропуская удар за ударом, но безразличное слепое безумие Джонни не прекращалось, он все так же упорно, яростно и жутко пер в атаку. И наемник был уверен, что он так и кончится под этими безжалостными кулаками, если бы, нанеся особо жестокий и болезненный хук в лицо Ви, рокер внезапно не вздрогнул, не отпрянул бы, тяжело и хрипло дыша, и не замер, словно сломался окончательно.

Из цикла Сильверхенда вытаскивала боль Ви. И он без сомнений потянулся к столу, выдергивая нож из чехла.

Но в этот раз привычный порез на предплечье ожидаемого эффекта не принес. Синие помехи все так же размеренно потрескивали, перемещаясь справа налево и обратно. Отблескивало пиксельное сияние, на миг то и дело высвечивая бледное, безразличное, сосредоточенное, страшное лицо. Губы, сжатые в жесткую линию, невидящие, словно глядящие куда-то сквозь реальность, глаза, хищный нос, крепко сжатые челюсти под многодневной щетиной, напряженные плечи. И с каждой секундой по туго натянутой между их сознаниями струне к соло перекочевывал запредельный, адский, невыносимый накал погребающего под собой нечеловеческого удушающего ужаса. И это убивало Ви, распинало его, уничтожало, выворачивало наизнанку.

Попытки мыслить трезво рассыпались в пыль и наемник раньше, чем успел оформить идею у себя в голове, согнулся, с хлопком решительно впечатал левую руку в стол, одновременно правой рукой смел к себе ближе завалявшийся на углу стимулятор и, не давая себе времени на размышления, с короткого замаха вогнал острие ножа в тыльную сторону ладони меж костей, пробивая плоть насквозь, отчетливо услышав, как сталь ударила в пластик.

Боль ломанулась чистой холодной волной по нервным окончаниям снизу вверх, от пальцев к плечу, пропахала дальше широкую дорогу в мозг, в глазах на секунду потемнело. Ви зажмурился и стиснул зубы, но тут же распахнул пересохшие вмиг глаза.

Тишина оглушала. Сводящий с ума размеренный треск помех пропал. Рокербой и наемник в полумраке уставились друг на друга, дыша одинаково тяжело, часто и хрипло. Не отводя взгляда от все еще слепых раскосых глаз Джонни, Ви с шипением безжалостно дернул лезвие на себя. Хлынуло тепло и противно, кровь закапала стол, боль рванула остро, заставив пальцы мучительно дернуться.

Отбросив нож на пол, соло, все так же, боясь отвести взгляд от рокера, наощупь ткнул в грудь иглой стимулятора.

Сильверхенд стоял ссутулившись, взмыленный, будто загнанная лошадь, дышал рвано и сипло, смотрел на Ви и сквозь него. Запредельный вопль в голове затихал, словно отдалялся. Возвращались звуки из реальности. Кто-то за дверью на этаже хохотал пьяно и истерично, второй голос вторил глухо и раздраженно. Доносились невыносимо будничные бодрые отзвуки рекламных слоганов, извергаемых бесконечно с многочисленных экранов.

Зубами вскрыв упаковку с бинтом, наемник, тихо матерясь, замотал неловко окровавленную ладонь, пристально следя за рокербоем. Тот почти не двигался, словно окончательно сломанный, как пустая, выпотрошенная оболочка без единого проблеска души и разума, полная лишь животной неосознанной сущности.

Но с этим