Как приручить дракона – 5 - Евгений Адгурович Капба

за меня, и даже подписи собирать и оружие чистить, но доверить чадо странному, пусть и честному-благородному типу — это совсем другой вопрос!

— Где тут в партизаны записывают? — раздался голос Холода. В одной руке он держал внучку, в другой — огромную розовую сумку. — Серафимыч, ну что за непорядок? Мы вокруг этого Дома культуры круги нарезаем-ищем, и ни таблички, ни указателя…

— Вы? — удивился я. — А…

— Здрасьте, Георгий Серафимович! — замахала руками Светикова, радостно подпрыгивая. — А это мы! Сейчас еще Невзоркин с Морковкиным подбегут, они с родителями на автобусе. А Жаркин — он пешком!

— О-о-о-о! — на душе моей стало тепло. — А таблички развесить поможете? Мол — регистрация в Горыньский партизанский лагерь — в вестибюле, вход со стороны сквера. Вот они, есть тут, просто действительно мы замотались и как-то не…

— Давайте-давайте! — и Светикова с Холодом, вооружившись скотчем и распечатками, отправились клеить объявления.

Только мы расставили столы и разложили по стопочкам бланки, и подготовили все папочки для приема документов, как от входа раздалось нервическое:

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! — папаша-Белкин привел своих бельчат, и теперь размашисто, всем телом крестился и моргал — всем лицом!

— Мальчики — налево, девочки — направо! — замахал руками Валентин Александрович.

А потом — народ повалил потоком! Прибежали Невзоркин с Жаркиным и Морковкиным, волоча за собой родителей, и Кузьменок с Якубовским, и целая банда турникменов под командованием Белова — куда без них-то? К каждому я подходил, с каждым — здоровался, общался с родителями, и никто, ни одна живая душа и словом не намекнула про то дикарство, которое произошло три дня назад… Пришел Кравченко с внуком, и Элессаров — сам, чтобы вместе с нами ехать в лагерь, работать. Привела дочек та самая швея из Дома Быта. Мадам Шифериха — коренастых и деловитых племянников, орк Башка из десятого класса — младших братьев, числом четыре. Пришел Зборовский, держа за руку старшего сына. Я тут же глянул на ремень нашего предводителя: характерная пряжка выдавала в модном аксессуаре оружие Убийцы Драконов.

— Возьмешь моего старшего? — вместо приветствия спросил Женька. — Ему десять, ты вроде с двенадцати набираешь, но он парень самостоятельный, и очень просится к тебе. М?

Зборовский-младший смотрел на меня с надеждой. Он ведь и вправду был парень отличный, уж я-то знал!

— Доверяешь? — глянул я в глаза соседа.

— Пепеляев, не дури мне голову, — уездный предводитель широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу. — Кому, как не тебе⁈ И вообще… Пс!

Он вправду сказал «пс!» и поманил меня пальцем. В большом удивлении я наклонился к нему, и Женя прошептал мне на ухо:

— У меня Феодор Иоаннович был. Сказал — Вышемир тебе в кормление отдавать будет, жалованная грамота на столе у Государя. Это — на твою задумку по учительской семинарии и школе при ней. Так что…

— Так что без тебя я черта с два справлюсь! — таким же драматическим шепотом поведал ему я. — Ты останешься при должности, так и знай! И вообще — все останется как и было, только еще больше! И лучше!

— Хо-хо! — усмехнулся сосед.

— Хе-хе! — не выдержал я.

Я был счастлив, честное слово! Не потому, что мне Вышемир вручить собирались, а потому что все эти люди, и не-люди, которые тоже самые человечные в мире человеки, привели ко мне своих детей! Есть ли что-то более ценное в этом мире?

— У тебя глаза светятся, — улыбнулась Ядвига, отрываясь от бумаг и глядя на меня. — Держи себя в руках, Геор-р-р-ргий!

— Держу, держу, душа моя! Сколько у нас уже записалось? — я понимал, что дела обстоят неплохо, и детишек в целом — много, но…

— Двадцать четыре девочки! — откликнулась Вишневецкая.

— И тридцать девять мальчиков! — вторил Валентин Александрович.

И это было очень, очень хорошо! Первому заезду — быть! Ура! Ура, чтоб меня!

— Судари и сударыни! — раздался мелодичный и очень властный голос от входа. — Где здесь проходит регистрация?

Весь холл мигом повернулся к дверям. Там стояла Лючиэнь Иллидановна в окружении группки аккуратненьких, красивеньких, очень изящных галадримских детишек. Их было не меньше дюжины!

— Это что — ее дети? — спросил я с удивлением.

Никогда бы не подумал, что директриса гимназии — многодетная мать!

— Какие дети, Серафимыч, побойтесь Эру нашего Илуватара! — драматическим шепотом проговорил Элессаров. — Это правнуки! О, Моргот меня задери, это все слышали, да? Я наверное, пойду в автобус тогда…

И попытался скрыться из холла.

— Но это тебе не поможет! — взгляд величавой эльфийки был яростным и многообещающим одновременно. — Георгий Серафимович, Ядвига Сигизмундовна, Валентин Александрович — препоручаю детей вам, все документы у них — в папочках, они все знают. А я должна наконец…

И спешно покинула вестибюль следом за Элессаровым, оставив нас всех в легком недоумении. Ей-Богу, если бы я не включил драконское зрения — то никогда в жизни не увидел бы, как чуть в стороне от крыльца, за бетонной колонной обнимаются эльфы. Может, они еще и целовались, но в конце концов, какое наше дело, чем занимаются два взрослых эльфа в нерабочее время, даже если они педагоги!

* * *

Эпилог

Шумели сосны, догорал большой костер на берегу озера Горынь. Едва-едва начинало светать — до побудки было еще далеко, но мы с женой — как странно было думать это слово! — никак не могли уснуть, эмоции сегодня зашкаливали: мы ведь поженились, и лагерь открыли!

Дети мирно спали в своих контейнерных домиках после суетливого первого дня в лагере. Распределиться по отрядам, познакомиться с воспитателями и инструкторами, заселиться, все вокруг осмотреть, сходить на экскурсию в старинный особняк и самый настоящий древний и страшный склеп с привидением внутри, съесть весь ужин и попросить добавки и… И зажечь костер, конечно! И спеть новую песню, текст которой раздали всем. Конечно, после такого кто угодно уснет крепко-крепко, как младенец!

— … и снег, и ветер, и звезд ночной полет… — пропела Яся, и положила голову мне на плечо. — Какая хорошая песня! Очень подходит тебе, лагерю, нам всем… Ты где ее откопал? Она драконская или эльфийская?

— Немного то, немного другое, — улыбнулся я. — Сложно сказать.