Как приручить дракона – 5 - Евгений Адгурович Капба

Однако, мой августейший покровитель был прав. Если кто и мог разобраться в этой ситуации — то только менталист. Или некто с авторитетом в Государстве Российском абсолютно непререкаемым. А я должен был засунуть свои эмоции ка подальше и подчиниться. Так что я прятался до ночи, а потом — вернулся на набережную, под ту самую иву.

В Вышемире имелось такое место, которое подходило под заданные царевичем условия: спрятаться на пару дней так, чтобы сам Феодор Иоаннович не догадался, и чтобы меня там не отказались принять. И находилось это убежище очень недалеко от набережной. Всего лишь — подняться вверх по косогору, ориентируясь на блеск золотых куполов, стремительным рывком преодолеть аккуратно подстриженный газон, подняться по лестнице и постучать в заднюю, алтарную дверь вышемирского собора, прячась в тени.

Я помнил слова отца Клауса, которые он сказал мне почти год назад, во время разборок с бандитами. И если и я мог кому-то доверять — то только ему… При определённых условиях.

Меня не заметили — ночь была темной, а свет фонарей на главной площади почти не проникал на церковный двор. Прихожане разошлись, пономари и певчие — тоже, но я знал — священник-кхазад допоздна остаётся в храме, делает какие-то свои церковные дела. Вот и теперь — только одно окошко светилось неярким, тёплым жёлтым светом. На улице холодало — я был одет по-летнему, в джинсы и тенниску, а использовать драконские штуки на церковной дворе мне казалось неправильным, и потому — оставалось мерзнуть.

— Вас ист дас? Кто там? — раздался бас отца Клауса, послышалось тяжкие шаги.

— Тот, кому вы обещали убежище.

— Гос-с-споди помилуй! — защелкали дверные замки. — Это ты? А говорят — сбежал в Паннонию! А ещё — готовишь страшную месть Солтанам, Острожским и Ланевским… А другие — что покончил с собой. Но в это я не верю… Не верил. Сейчас-то чего…

— Отец Клаус, мне нужна исповедь. И укрытие на два дня.

Он сразу не торопился пускать меня, но услышав про исповедь — шагнул в сторону. Настоящий священник не может отказать просящему в церковном таинстве.

— Входи, чадо Божие Георгий, — дверь была распахнута ровно настолько, чтобы хватило пройти.

Я сделал пару шагов вперед и оказался в пономарке: боковом вспомогательном помещении при алтаре. Здесь пахло воском, ладаном, хранилась утварь для богослужебного обихода, стояла скамья, на которую и опустился отец Клаус, привычным движением одернув полы рясы. Мощной, широкой своей дланью он хлопнул по месту рядом с собой, приглашая присаживаться. Его светлая рука на тёмном дереве смотрелась контрастно.

— И в чем каяться будешь, чадо Божие? — спросил он после того, как я сел.

Глаза священника смотрели на меня внимательно. Можно даже сказать — проникновенно.

— В гордыне, тщеславие и честолюбии, — сказал я и опершись локтями на колени, уронил голову на ладони. — Они меня просчитали, отец Клаус. Они поняли, где моё слабое место — и ударили в него.

Он молчал.

— Я хочу, чтобы меня считали святым, отец Клаус, — эти слова давались мне нелегко. — Чтобы мной восхищались, чтобы любили, чтобы слова мои слушали и внимали им. Вот этот восторг в глазах детей — он и есть моё слабое место. И они лишили меня его, понимаете? Что бы ни произошло дальше, как бы не окончилась эта история — теперь всегда останутся те, кто смотрел это бесово… Простите… Это проклятое ток-шоу, и…

— … и видео в сети, и статьи в газетах, — медленно проговорил кхазад. — И все остальное, что ты только можешь себе представить. Ты пробовал отработать так против того модельного агентства — они отработали на порядок мощнее. Я, если честно, ничего не читал и не смотрел, но прихожане, понимаешь…

— Это Вышемир, уездный город. Конечно, я понимаю, — наверное, и пары часов не прошло после передачи, как уже все всё знали. — Так что даже после опровержения, после тысячи материалов с фактами о интригах аристократов или иностранной разведки, или инопланетян, или Бог знает кого ещё — после всего этого останется множество народа для которых я буду…

— … учителем, который прелюбодействует с ученицами за отметки. Или за инициации, — жёстко подытожил священник.

У меня опять помутилось в голове, потому что я подумал про Легенькую, про Елену Владимировну, про Пегову… Мерзавцы, какие мерзавцы! ПОВИННЫ СМЕРТИ! СЖЕЧЬ, РВАТЬ ЗУБАМИ СВОЛОЧЕЙ, ДО СЕДЬМОГО КОЛЕНА ВЕСЬ РОД, ВЕСЬ КЛАН, В ПЕПЕЛ, В ТРУХУ, В АДСКОЕ ПЕКЛО!!!

— Георгий!!! — хлопнул ладонью по скамье отец Клаус.

Когти втянулись в пальцы, языки пламени, полыхающие из ноздрей, исчезли, мир снова окрасился в привычные человеческому глазу цвета, жар в груди прошел, и зуд по всему телу — тоже. Все стало так, как было минуту назад. Разве что в пономарке теперь пахло напалмом.

— Ты пришёл на исповедь, так исповедуйся! — прищурившись, ровным тоном проговорил священник. — Расскажи все как есть, облегчи душу — ты ведь сам, своей волей находишься здесь, сам попросил меня об этом. Исповедуйся — а потом я дам тебе убежище, и никто, ни единая живая душа — будь то хоть и сам Государь — не отыщет тебя, если ты сам этого не захочешь.

Я тяжело вздохнул, сложил пальцы в замок, оперся на них подбородком, немного помолчал и начал:

— Меня зовут Георгий Пепеляев, я родился в 1986 году на Земле, в Вышемире, районом центре Белорусской Советской Социалистической Республики в составе СССР. Умер в 2023 году, в Гомеле, областном центре независимой Республики Беларусь в палате интенсивной терапии, от обострения ряда хронических заболеваний на фоне многократно перенесенной коронавирусной инфекции. А ещё — меня зовут Георгий Серафимович Пепеляев-Горинович, и я также родился в 1986 году в Вышемире, уездном городе Великого княжества Белорусского, Литовского и Жемойтского, в составе Государства Российского. Кроме того, меня зовут Пепел, и я родился меньше года назад, в Мнемозинской Хтони, инициированный первым опричником Государя Иоанна Четвёртого, Малютой Скуратовым-Бельским. И я — школьный учитель. И дракон…

* * *

Глава 24

Регистрация

Я никогда не был особенно религиозным человеком, но к церкви и христианству привык относиться с уважением. В первую очередь — за огромный вклад в культуру, начиная с этики межличностных отношений и заканчивая изобразительным искусством, архитектурой, литературой, музыкой… Общечеловеческие ценности — это ценности христианские, кто бы что ни говорил.