Сбой реальности. Книга 4 - Михаил Юрьевич Попов

сильно наклоняться. А раковина на его фоне выглядела игрушечной. Стены чертовски сильно напоминают наш медблок, тот же ряд капсул, стеллажей с медикаментами, связки проводов по полу. Замечаю на внутренней стенке название капсулы: Эпсилон. Не наша, у нас другая модель. Не помню название.

— Майк! — ураганом в лечебницу влетели трое: Илья, Юля и Мэй. Взгляды заполошенные, в них читается немой вопрос. Но не успел я подать признаки жизни, как великан разворачивается к входной двери и рявкает.

— А ну брысь, вас не звали. Я не окончил осмотр.

— Как он? Как он⁈ — наперебой беспокоились друзья.

— Я не окончил осмотр. — сухо, вытирая руки стерильным полотенцем, ответил доктор. — Я вызову, когда что-то узнаю. Дайте работать.

И бесцеремонно захлопнул за ними дверь.

Как же я соскучился по своей команде.

— Майкл Ли, — обращается он ко мне, нависая. — широко раскрой глаза.

Я выполняю команду, и тут же получаю еще одну ослепляющую вспышку — мне в глазное дно светят ярким фонариком, придерживая толстыми пальцами веки.

— Теперь рот. — я вновь выполняю указание. Не пойму, я на приеме у лора, чтоли? Смотрит мне в глотку, записывает свободной рукой в блокнот.

Затем долгое обследование, без единого вопроса в мой адрес. Он проверил все: слух, обоняние, зрение, двигательные и моторные функции, рефлексы. Одним словом — все. Финальным штрихом стал забор анализов. Кое-что Миша вынул из отсека для биологических отходов капсулы, кровь взяли из вены и пальца. Причем так много, будто на продажу.

Бесконечно сильно хотелось есть и спать. Хотя, казалось бы, выспался на всю жизнь вперед.

— Итак. — наконец начал доктор, отложив блокнот и сев передо мной на крошечную табуреточку. Впрочем, это только контраст — табуретка была нормальной. — Ты провалялся в коме полтора месяца. Если быть точным — сорок девять дней. Как твои ощущения?

— Что вы хотите услышать? — не понимаю я.

— Что ты чувствуешь. Где болит, что болит, ноет, беспокоит, не важно. Даже если геморрой обострился, ты обязан мне сообщить. — наставническим, руководящим тоном ответил мне мужчина.

— Ничего не болит. Есть хочу. — про Юлю спрашивать смысла не было. Я видел ее в добром здравии, розовощекую, живую и без видимых следов минувших событий. Это очень, скажу я вам, успокаивает.

— Хе, — хмыкает здоровяк, раза в полтора крупнее Ильи, — если есть хочешь — значит, жить будешь.

— А вы не были в этом уверены?

— Не был. Миш, дай планшет. — говорит он помощнику. Тот спешно дает то, о чем его попросили.

— Гляди. — он разворачивает устройство экраном ко мне и тычет пальцем в ничего не значащие для меня строчки, графики. — тебя можно смело отправлять в институт на опыты. Побочным эффектом станет то, что тебя разберут на запчасти, ну да это уже конспирология. А вот факты.

— Факты?

— Одиннадцать браслетов, Майкл. — снова тычет в графики, и они обретают смысл. — Это хронология, восстановленная из рассказов твоих людей и того, что я смог понять через скрининг и анализы. Одиннадцать, ты совсем жить не хочешь?

— У меня не было выбора, — вдруг стыжусь я. — но сейчас ведь все нормально?

— Потому и говорю — в лабораторию тебя надо. Ты в порядке, только изможден. Все эти полтора месяца ты жрал питательные смеси из трубок так быстро, будто с голодного края. И организм принимал все. Могут быть проблемы с витаминами, если струя будет зеленая — не пугайся.

— Кому я обязан своему спасению? — спрашиваю я, а в голове провожу подсчеты. Значит, в лимбе я провел всего лишь минуту, чуть меньше даже…

— Юрий Федорович. — отвечает он так, будто мне это может что-то сказать. Я смотрю на него непонимающим взглядом.

— Фамилия Полоцкий тебе о чем-нибудь говорит? Ну так вот, позвони ему, вырази благодарность. — ухмыльнулся он, хотя мое чутье говорит, что этот человек просто так улыбается. Видимо, это самое добродушное, что он смог из себя выдавить.

— А где я? — продолжил я сыпать беспокоящими меня вопросами.

— Сказал же, у себя дома. Скажу я тебе, забраться в эту дыру было той еще задачей. Опять же, спасибо Полоцкому, предоставил «Вольт» из своей коллекции.

Вольт — аббревиатура и просторечное название летающей капсулы на магнитной подушке. Исключительно дорогое транспортное средство. А расшифровка для несведущего может показаться замудренной — Воздушно-оптический Летающий Транспорт. Причем тут оптический — вопрос не ко мне, а к инженерам. Черт бы с ними.

— У меня сейчас очень много вопросов. — не унимался я, чувствуя, как ко мне возвращаются конечности. Я уперся руками в ручки и предпринял попытку встать. Вопреки ожиданиям, меня никто не спешил останавливать. Я смог сесть.

— Давай ты задашь их потом? Тебя ждут друзья, новости, обязательства. Я остаюсь тут еще на какое-то время, мои командировочные оплачены, надо тебя «выходить».

Не без помощи «помощника» с носом орла, я смог из капсулы выбраться. И даже устоять, хотя стоило это мне титанических усилий. И когда я ощутил под собой земную твердь, на и без того натерпевшееся туловище навалился груз ответственности. Что было все эти дни? Что там в игре, что здесь? Эти вопросы раздирали меня изнутри, требовали ответов. Но, полагаю, всему свое время.

— Миш, впускай их, пусть принимают лежебоку. — командует Юрий Федорович, и лаборант спешно выполняет указание. Дверь распахивается, в помещение медблока вваливаются мои друзья, по всему видимо, ожидавшие решение доктора снаружи.

Мне помогли одеться, сопроводили к лифту, по моей просьбе — сразу в столовую. Вместо жирного, здоровенного куска мяса, мне принесли невнятного цвета юшку в стакане, в котором издевательски торчала трубочка.

— Господин… — виновато пялится в пол камердинер, поставив передо мной мой «обед». — По приказу вашего лечащего врача, мы приготовили этот восполняющий водно-солевой баланс бульон с витаминами, микроэлементами и…

— Не продолжай, — комок подкатил к горлу, — это то, что мне можно есть теперь?

— Да, — все так же виноватясь, ответил Альфа, — когда вы поправитесь, обещаю, приготовим что захотите.

— Добро, принимается. — я забираю стакан и робко делаю глоток. Впрочем, зря я быканул на жижу, вполне сносно. Но явно не кусок мяса.

Друзья, почему-то, мялись в нерешительности. Боролись с бестактностью прежде, чем сорваться и начать спрашивать?