Седьмой - Сергей Лукьяненко

Откушав, ангел коротко переговорил с Хуэй Фэном, благословил касанием руки и китайского командующего, и еврейского дипломата. Повернулся к Уильямсу. Тот что-то сказал, склонив голову. Звук не было, только изображение, но скорее всего речь шла обо мне.

Потом ангел исчез.

И появился в кабинете, прямо передо мной.

Я застыл. Ангел медленно поворачивал голову, взгляд скользнул по мне — слепо, не замечая.

Он меня что, не видит?

Вскочив, я уронил полупустую кружку. Та начала плавно падать, но тут же оказалась на столе. Меня от движения чуть не подбросило к потолку, но почему-то я устоял. Болван в углу дёрнул головой, застыл и обвис, будто у него выключили базовые функции. Ангел быстро повернул голову и зафиксировал взгляд на мне.

— Не тревожься, Святослав Морозов, — сказал ангел.

Он походил на обычного человека, очень высокого мужчину со светлыми волосами и в светлых свободных одеждах. Взгляд как-то терялся, когда на него смотришь, словно ангел заполнял всё поле зрения. Приходилось сосредотачиваться, чтобы присмотреться и увидеть детали, а не ангела целиком. Глаза глубокого синего цвета, кожа светлая, с лёгким загаром, губы розовые, зубы ровные и белые.

Ах, да, ещё он был босой и от него исходил слабый свет.

И всё в нём кричало «это не человек!»

— Ангел мой, ваше совершенство, — ответил я как подобает, склонив голову. — Я не тревожусь, когда вы рядом.

Тревоги и впрямь не было.

Вся тревога куда-то спряталась, забилась в уголки сознания, рыдая и вереща от ужаса. А я был наполнен спокойствием и восхищением.

«Так и держись» — одобрил Боря.

Ангел испытующе смотрел на меня. От него пахло свежестью и луговыми цветами. Я знаю, как они пахнут, у меня в сортире освежитель воздуха «цветочная поляна».

— Как перенёс ты смерть, дитя?

— Мужественно и с достоинством, — ляпнул я.

Ангел возложил мне на голову ладонь — большую и мягкую.

— Да пребудет с тобой моё благословение, — изрёк он.

И на меня потекла благодать — тёплая волна энергии, смывающая все печали. Хотелось смеяться, радоваться и преклоняться.

Что я и не преминул, рухнув на колени.

Ангел ещё миг подержал надо мной ладонь, потом, очевидно, решил, что так я и лужу могу сделать от восторга, будто щен при появлении пилота на псарне.

— Встань, Святик.

Я встал, и даже не стал его поправлять. Когда я был маленьким — ну, по настоящему маленьким, ещё в садик ходил, у меня на резинке трусов было вышито «Святик Морозов». У других почему-то полная форма имени, а у меня уменьшительная. Буквы сэкономили, что ли? С тех пор я не люблю имя «Святик», а в сочетании с фамилией совсем ненавижу.

— Ты был рядом с Иоэлем, дитя?

Так вот кто вёл конвой? Сам Иоэль?

— Да, ангел мой.

— Видел ли ты, что случилось?

Я сглотнул, попытался представить всё максимально ясно.

— Приближался падший престол…

— Соннелон.

— Да, ангел мой. Соннелон. Серафим метнул в него заряд энергии. Очень большой. Как солнечный протуберанец… Корабли конвоя вспыхнули и взорвались. Была сильная вторичка, нас всех разметало, но корпус «пчелы» выдержал, и я продолжал сближение в ручном режиме…

Ангел терпеливо ждал.

— Серафим повторно начал формировать плазменный пучок… и всё.

Я поднял глаза и посмотрел в невозмутимый добрый лик.

— Было ли что-то необычное, Святослав Морозов?

«Не говори!» — завопил Боря.

— Да, ангел мой. Фиолетовая вспышка. Джей говорил, что между колёс Престола пылает что-то фиолетовое, будто застывшая вспышка. Наверное, он успел уда…

— Твои предположения не требуются, дитя, — произнёс ангел и мой рот сомкнулся.

Некоторое время ангел размышлял, а я с ужасом ждал, спросит ли он, было ли что-то странное после моей смерти.

— Спасибо за служение, Святослав Морозов, — сказал ангел и небрежным движением руки вновь окатил меня концентрированной благодатью. — Есть ли у тебя просьбы или вопросы?

Полагалось сказать «нет», но я то ли ошалел от благодати, то ли и впрямь такой наглый, как считает Анна из зеленой эскадрильи. Я спросил:

— Почему вы меня не сразу увидели?

Ангел вздохнул, помолчал, будто решая, отвечать ли. Сказал:

— Сразу после воскрешения вы безгрешны. В вас нет ни добра, ни зла. Мы видим мир иначе, более духовно, чем физически, и не замечаем вас. Минуты, а порой и часы, пока мирское не возьмёт своё.

Это было неожиданно. Ангел испытующе смотрел на меня, и я осмелился на второй вопрос:

— Всё ли хорошо с владыкой Иоэлем?

Ангел подумал секунду и ответил:

— Мир несовершенен и всё не может быть хорошо.

После этого он исчез.

Я рухнул обратно на диванчик. Болван у стены с лёгким гулом сервоприводов выпрямился.

У меня застучали зубы. Это всё потому, что я в дитячьем теле, конечно. Будь двадцатилетним, как положено, ничуть бы не испугался.

Дверь кабинета открылась и вошёл полковник Уильямс. Махнул рукой — «сиди». Прошёл к своему столу, достал из ящика плоскую бутыль виски, стакан, аккуратно налил до половины и выхлебал в пару глотков, будто воду. Потом покосился на меня, плеснул ещё — и протянул в мою сторону.

— Издеваетесь? — спросил я.

Когда ангел уходит, вся человеческая субординация на время летит к чертям.

— Ну хоть лизни, — невозмутимо ответил Уильямс. — Мне папашка первый раз бурбон налил в десять лет.

Я встал, взял бокал и попытался пригубить. Вернул бокал.

Омерзительно. Никогда не стану пить.

Каждый раз это себе говорю.

Уильямс вздохнул и выхлебал то, что налил мне. Поинтересовался.

— Чего он спрашивал?

Я коротко рассказал.

— Ничего не понимаю, — вздохнул полковник. — После вашей гибели мы потеряли контакт, отправили в район зеленых, синих и желтых. Но они ещё не долетели. На Юпе дикие бури, магнитосфера пылает, им приходится лавировать.

— Это из-за взорвавшегося конвоя, — предположил я.

— Возможно. Иди-ка спать, сынок. Тебе сегодня досталось.

Когда я возвращался — огромными шагами, несмотря на грузилова, база уже проснулась. Сновали техники, доносился гул грузовых лифтов — из хранилища поднимали новенькие «пчелы» вместо утраченных. Прошагала группа умников, старых и молодых, они махали руками и до меня донеслось: «Соннелон». Среди умников были физики, математики, теологи — всё как положено. Кондиционеры за настенными решётками выли громче, включилась дневная циркуляция атмосферы, в воздух добавили бодрящий хвойный аромат, свет плафонов стал ярче и теплее. Парочка болванов