Наг - Терин Рем

тени открыть ей мою постыдную тайну?» — эти вопросы все чаще тревожили меня лишая сна.

Только отступать уже некуда. Сделано слишком многое. Мне остается только верить в то, что я не совершил роковой ошибки.

Лидия Каро.

Каждый следующий день я старалась просто жить, хотя уже ничто меня не радовало: еда потеряла вкус, став просто способом питать тело, окружающая красота стала просто декорацией в безумном театре моей жизни.

Я старалась не закрываться от общения, но встречи и разговоры превратились для меня в тяжелое обязательство. Самой большой потерей после лиера, стало мое творчество. Кисти по-прежнему слушались меня, но в картинах умерла душа, как, в общем-то, и во мне.

Я упорно пыталась вернуть былое мастерство, но, чтобы я ни писала, выглядело бледно и жалко, особенно в сравнении с тем, что было нарисовано ранее.

— Очень красиво, госпожа, — вежливо похвалил мой натюрморт Лишар, протягивая мне полотенце, пропитанное маслом.

— Нет, это не так. Я зря извожу холсты и краски, — досадовала я, разглядывая результат своих трудов.

Раздался тихий стук в дверь, и через минуту меня сжимал в объятиях, как всегда сияющий, Ссарим.

За прошедшее время он стал мне особенно дорог. Его спокойствие, уверенность и теплота помогли мне пережить самые трудный период отчаяния и боли.

— Привет, печаль моя неизбывная, — прошептал он, удерживая меня в своих руках чуть дольше нужного. — Рад, что ты в снова в настроении творить.

— Да, только результат не радует, — вздохнула я.

Естественно, я замечала явную привязанность Ссара, как и то, что Шаянес ревновал к брату. Ни один из нас не предал бы его доверия, поэтому он не возражал против нашего общения. Он вообще в последнее время удивлял своей терпимостью и спокойствием.

Думала ли я отдать предпочтение Ссариму, а не Шаю? Конечно думала, но я точно знаю, что не смогу сделать этого чудесного парня счастливым. Как бы ни было стыдно признавать это, но Шая мне было в этом плане не жалко. Он так стремился меня получить, что отнял все, что я когда-то любила, поэтому, если его план с привязками не сработает, то ему я достанусь такой, как сейчас.

Воспоминания о том, как я была счастлива с Натаниэлем, снова резанули острой болью. Все, что касалось его, даже упоминание имени, до сих пор заставляло кровоточить незаживающие раны на моей душе. Тот, кто говорил, что время лечит, сильно ошибся. Мне с каждым днем становилось все хуже. Именно желание избавиться от сжигающей меня тоски и стало причиной, по которой я согласилась на безумный план Шая с женитьбой. Если все получится, в чем я очень сильно сомневалась, то, возможно, я снова смогу стать счастливой.

Мысли о мести я забыла практически сразу. Как бы то ни было, но я не хотела, чтобы он страдал.

— А по-моему, весьма неплохо, — уверил Ссарим.

Дверь в мою гостиную снова открылась, и к нам подошел Шаянес, накрывая мои губы властным, собственническим поцелуем. С трудом подавила желание оттолкнуть мужчину, испытывая глубокое отвращение.

Мысли о предстоящем браке, как и о необходимости делить с ним после этого постель, вызвали тревогу.

— Я скучал, — тихо сказал Шай, не выпуская меня из объятий. — Ты была такая задумчивая, что я не удержался от поцелуя.

— Надеюсь, она размышляла о том, чтобы бросить тебя и стать моей супругой, раз мама уже все подготовила к церемонии, — привычно пошутил Ссар, напоминая о своем присутствии.

— Даже не надейся, братец, — ответил Шай, сильнее сжимая меня в объятиях.

— Я вся в краске, — напомнила я, стремясь избавиться от неприятной близости с нагом.

Нехотя, Шаянес отпустил меня.

— Раз уж зашла речь об этом старом развратнике, то я хотел бы просить тебя закончить его образ на том портрете, — немного смутившись, попросил Ссар. — Я бы не стал просить, но день рождения мамы уже завтра. Ты бы видела, какую красивую мне сделали оправу! Мама просто ахнет от твоего шедевра в ней.

Я тяжело вздохнула, испытывая неуверенность в своих силах.

— Конечно, — тихо согласилась я, снимая тряпку со стоящего в углу холста и устанавливая его на этюднике.

— Я сегодня абсолютно свободен и могу позировать в любом виде, в каком захочешь, — весело отозвался Шай.

— Но-но, попрошу без пошлостей. Мама не оценит, — поддержал шутку Шаянеса Ссарим.

Только мне было не забавно. Я и так нервничала, опасаясь очередной неудачи, поэтому веселье кузенов мне показалось неуместным, как и необходимость терпеть присутствие Шая в течение нескольких часов.

— Вы мне мешаете, — сказала я, рассчитывая выпроводить мужчин из комнаты.

Ссарим увел с собой недовольно ворчащего Шая, а я сосредоточилась на полотне.

Я тщательно воспроизводила по памяти каждую черточку, стараясь усерднее, чем на уроках мастера Раэля. Через несколько часов кропотливой работы осмотрела результат и ужаснулась: Шай ка общем портрете счастливой семьи Шейтон смотрелся, как угроза их благополучию. Холодные отстраненные глаза, недовольно скривленные губы, напряженный разворот широких плеч.

Пару минут я сомневалась, а потом снова взялась за палитру и кисти с мстительным удовольствием закрашивая его. Я представляла, что убираю со своей жизни встречу с этим мужчиной, так же, как удаляла его с портрета.

Яркий, искрящийся фонтан переливался в лучах утреннего солнца, закрывая собой образ хмурого нага, изменившего всю мою жизнь.

В моих мечтах мой холодный лиер забрал меня от родителей в день совершеннолетия, а затем подарил мне все те чудеса, что готовил столько лет. В отличие от реальности, там не было горечи от моей глупости, не было неловкости из-за близости с другим мужчиной, не было затаенной боли в прекрасных зеленых глазах моего эльфа.

Слезы лились из глаз, мешая видеть. Я размазывала их по лицу перепачканными в краске руками и продолжала с маниакальным упорством прорисовывать каждую сверкающую драгоценностью каплю, как будто они могли исправить мое прошлое.

Моя истерика иссякла так же внезапно, как и началась. Теперь семейный портрет Шейтонов меня полностью устраивал — красивые, экзотичные лица нагов светились уверенностью, любовью друг к другу и весельем. Леди Виола, как центральная фигура, была истинным сердцем — любящим и теплым. Бушующую зелень сада подчеркивал волшебный по свой красоте и яркости фонтан.

После тихого стука дверь тихонько отворилась, и в комнату скользнул огромный наг с подносом, заполненным чем-то вкусно пахнущим.

Оставив мой ужин на столе, дворецкий замер возле портрета. Некоторое время он изумленно рассматривал фонтан, а потом, нахмурившись, сказал:

— Госпожа, простите меня за малодушие, я должен был сказать раньше, но я давал магическую клятву главе рода Оштон. Дело в том, что…

— Лишар!